Магия отступника - Робин Хобб

С тех пор как я в последний раз здесь побывал, многое изменилось. Обугленные развалины строений, взорванных Эпини, полностью убрали. В меркнущем свете я вошел под один из сменивших их навесов. И кваканье лягушек, и неумолчный стрекот насекомых внезапно оборвались, когда я закашлялся. Это окончательно убедило меня, что поблизости нет других людей. Двери отсутствовали — все постройки были временными, сооруженными наскоро, чтобы дать рабочим во время отдыха хоть какое-то укрытие и защитить инструменты от непогоды. В основном они представляли собой пару грубых стен и крышу сверху. Тот навес, под который я вошел, оказался пуст. Даже в сумерках я смог это заметить.

Здесь должна была храниться запасная упряжь и инструменты, но стены были голыми, из них торчало лишь несколько гвоздей, и одинокий истертый ремешок свисал с крюка. Посредине помещения был устроен очаг, где в холодные дни люди могли согреться или вскипятить воды для чая или кофе. Пепел в нем давно остыл и отсырел — огонь не разжигали вот уже много дней.

Под следующим навесом, куда я заглянул, я увидел все то же самое. Никаких телег или скребков, никакого оборудования для работ. Попадались лишь брошенные инструменты, сломанные или слишком изношенные, чтобы их стоило забирать с собой. Теперь я двигался увереннее, не опасаясь сторожей, просто высматривая, что тут можно подобрать полезного.

За разбитым фонарем я нашел коробок с тремя серными спичками. В фонаре осталось немного масла и несколько дюймов фитиля. Вскоре я уже затеплил небольшой костерок. В неверном свете вытащенной из него головни я продолжил осмотр. Я удостоверился в том, что люди давно здесь не появлялись. И не оставили почти ничего хоть сколь-нибудь полезного. Однако даже мусор и ломаные вещи могут показаться сокровищем человеку, оставшемуся вовсе безо всего. Так я нашел фляжку для воды — вполне годную в дело, если не наполнять ее выше половины, и штаны — грязные и протершиеся на коленях, но определенно лучшие, чем вовсе никаких. Я подпоясал их обрывком кожаной упряжи, чтобы они не спадали.

Еды не нашлось, что меня совершенно не удивило. Заключенных кормили слишком скудно, чтобы оставались объедки, а даже если бы вдруг остались, их бы уже подчистили птицы и мыши. Я провел вечер за превращением остатков упряжи в пращу, а потом свернулся у огня клубочком вокруг своего пустого живота.

Меня разбудил свет и птичьи трели. Я остался лежать на боку, глядя на подернувшиеся пеплом угли костра, и попытался решить, что мне предпринять дальше. Мне так давно хотелось повидать Эпини и Спинка и выяснить, нет ли у них вестей с запада. Они смогут объяснить мне, что здесь произошло и прекращены или приостановлены работы на Королевском тракте. Я подумал об Эмзил, и в моем сердце вспыхнул крохотный огонек. Я предусмотрительно отгородился от него. Лучше вовсе не питать надежд. Если здесь царит такое запустение, найду ли я людей в Геттисе? Возможно, в нем теперь обитают одни призраки. Не стоит спешить. Я попытался убедить себя, что мной движет не трусость, а разумная осмотрительность.

Я медленно сел и впервые позволил себе заметить, насколько иначе ощущалось это движение. Никаких усилий. Я стал таким же стройным, каким был в Академии. Пожалуй, даже более худым. Думаю, маленькое деревце постаралось забрать как можно больше жира.

Я разворошил угли, подбросил хвороста и внимательно осмотрел свои руки. Они все еще ныли даже от тех немногих усилий, которые мне пришлось приложить вчера, но кожа стала заметно толще. Тыльная сторона кистей приобрела обычный цвет, и на ней начали пробиваться волоски. Я попытался осмыслить произошедшие перемены. Что сделал со мной Орандула, если я вылез из прежнего тела, словно насекомое из кокона? От этих размышлений мне стало не по себе. Я сказал себе, что лишь попусту трачу драгоценные утренние часы, и отправился с пращой на охоту. Однако мне не повезло, и пришлось удовольствоваться парой маленьких рыбок. Я зажарил их на прутике над углями. После еды, но с по-прежнему урчащим от голода животом я мыл лицо и руки в том же ручье, где поймал рыбок, и обдумывал свое положение.

Призрак я или нет, но мое тело упорно требует пищи. У меня нет снаряжения, чтобы выжить в одиночку. Спеки изгнали меня солью, значит, мне остается только вернуться в Геттис. Даже если город заброшен, я смогу найти там что-нибудь полезное. А если люди все еще живут там, я повидаю своих близких. Даже если мне не удастся с ними поговорить, можно будет подслушать и выяснить, как у них обстоят дела. Геттис, обитаемый или заброшенный, станет для меня лучшей возможностью выжить. Значит, туда я и пойду.

Я принял решение и сразу же двинулся по дороге в город. День выдался чудный. Сегодня солнце не так докучало мне, как вчера: я почти наслаждался его теплом. В пути я старался воздерживаться от догадок о том, что я найду в Геттисе, но задача казалась невыполнимой. Я учел все возможные расклады. Город заброшен, пуст — подходящее место жительства для одинокого призрака. В домах не окажется никого. Нет. Улицы будут усеяны трупами. Возможно. Геттис теперь чумной город, полный больных и умирающих, в конце концов уничтоженный спекской заразой. Или он процветает, но по какой-то причине люди полностью утратили интерес к строительству дороги. В любом случае я не мог представить, что случится дальше.

Минул полдень, а я так никого и не встретил на дороге. Конечно, людям совершенно нечего здесь делать, если они не намерены продолжать строительство. Как бы то ни было, тракт не вел никуда — разве что к неисполненным замыслам короля. Добравшись до уходящего к кладбищу ответвления дороги, я остановился. Меня мучили голод и жажда. На кладбище стояла моя старая хижина. Убегая, я оставил там саблю и другие вещи. Если они все еще там, они по-прежнему принадлежат мне. А теперь они нужны мне, как никогда прежде.

Я стал взбираться вверх по склону. Мне показалось, что я заметил слабые, но свежие следы колес, но так ли это, точно сказать не мог. Отпечатки копыт оказались четче. Здесь определенно недавно проехало несколько всадников. Когда я преодолел подъем и увидел знакомые ряды могил и маленькую хижину позади них, мне даже слегка взгрустнулось. Несмотря на мрачное кладбищенское окружение, это место когда-то было моим домом, и возвращение сюда ощущалось довольно странно. Подходя ближе, я прислушивался к звукам, присущим людскому жилью, но ничего не услышал. Над трубой поднималась тонкая струйка бледного дыма. Если смотрителя нет дома, он, скорее всего, скоро вернется. С моей стороны разумнее сохранять осторожность.

Кладбище выглядело куда более запущенным, чем в те времена, когда я был смотрителем. Могилы заросли травой, дорожки никто не расчищал. Подходя к домику, некогда принадлежавшему мне, я отметил, что ставни перекосились, а у входа пробиваются сорняки. Однако пара грязных сапог у порога указывала, что дом еще не окончательно заброшен.