Странствия убийцы - Робин Хобб

В это утро первым проснулся Верити. Он спотыкаясь вышел из своей палатки, когда первые лучи солнца вернули миру цвет.

— Мой дракон! — воскликнул он, щурясь на солнце. — Мой дракон! — Он кричал на весь мир, как будто боялся, что тот исчез.

Даже когда я заверил его, что с драконом все в порядке, он продолжал вести себя как испорченный ребенок. Он хотел немедленно возобновить свою работу. С огромным трудом я убедил его выпить кружку крапивно-мятного чая и съесть немного тушеного мяса. Он не стал ждать, пока сварится каша, и ушел от костра с куском мяса и мечом в руке. Через некоторое время скрежет меча по черному камню возобновился. От прежнего Верити, которого я видел прошлой ночью, с наступлением утра не осталось и следа.

Казалось странным приветствовать новый день и не начинать немедленно упаковывать вещи. Никто не проснулся в хорошем настроении. У Кетриккен распухли глаза, и она все больше молчала, Кеттл была кислой и сдержанной. Волк все еще переваривал проглоченное вчера мясо и хотел только спать. Старлинг все раздражали, будто это мы были виноваты в том, что наши поиски закончились таким разочарованием. После завтрака она заявила, что пойдет посмотрит на джеппов и помоется в ручье, который нашел шут. Кеттл ворчливо согласилась пойти с ней, ради безопасности Старлинг, хотя взгляд ее все время возвращался к дракону Верити. Кетриккен уже поднялась туда и мрачно наблюдала за своим мужем и королем, который самозабвенно долбил черный камень. Я занялся укладкой высушенного мяса. Завернул его, подбросил дров в угасающий огонь и разложил сушиться новую порцию.

— Пойдем, — позвал меня шут, как только я закончил.

— Куда? — спросил я, мечтая только об отдыхе.

— К девушке на драконе, — напомнил он мне и быстро пошел вперед, даже не оглянувшись. Он знал, что я пойду за ним следом.

— Я думаю, что это дурацкая мысль! — крикнул я ему вдогонку.

— Вот именно! — с улыбкой откликнулся он и больше ничего не говорил, пока мы не подошли к огромной статуе.

Девушка на драконе этим утром казалась более спокойной, но, может быть, я просто начал привыкать к отчаянному Уиту попавшего в западню существа. Шут не мешкая быстро забрался на постамент. Я последовал за ним.

— Сегодня она кажется мне другой, — тихо сказал я.

— Как это?

— Не могу сказать. — Я изучал ее склоненную голову и каменные слезы, застывшие на щеках. — А тебе не кажется, что она изменилась?

— Вчера я не разглядывал ее так пристально.

Теперь, когда мы были здесь, шут немного притих. Очень осторожно я положил руку на спину дракона. Отдельные чешуйки были так искусно сделаны, изгиб тела животного был таким естественным, что я почти ждал, что уловлю слабое дыхание. Но это был холодный, твердый камень. Я задержал дыхание, набираясь мужества, потом прощупал его Уитом. Никогда раньше я не ощущал ничего подобного. Не было биения сердца, дыхания или какого-нибудь другого физического признака жизни. Только ощущение попавшего в ловушку отчаявшегося существа. На мгновение оно ушло, потом я поискал его, и оно ответило мне. Оно искало ощущения ветра на лице, теплого биения крови, запахов летнего дня, прикосновения одежды к коже — жажда всего, что было жизнью. Я отнял руку, испуганный его настойчивостью. Мне показалось, что оно может втянуть меня в себя.

— Странно, — прошептал шут. Будучи соединенным со мной Скиллом, он чувствовал рябь моих ощущений. Его глаза встретились с моими. Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он протянул к девушке посеребренный палец.

— Нам не следует делать этого, — сказал я, но в моем голосе не было уверенности. Стройная фигура верхом на драконе была одета в куртку без рукавов, гамаши и сандалии. Шут прикоснулся к ее плечу.

Оскорбленный и полный боли крик Скилла зазвенел в каменоломне. Шута сбросило с пьедестала, и он тяжело упал на спину на камни у его подножия в глубоком обмороке. У меня подогнулись колени, и я рухнул рядом с драконом. Судя по стремительному потоку ярости Уита, я ожидал, что это создание растопчет меня, как взбешенная лошадь. Инстинктивно я сжался в комок, защищая руками голову.

Это продолжалось одно мгновение, но казалось, что эхо этого крика будет звучать бесконечно, отражаясь от гладких черных глыб, разбросанных по всей каменоломне. Я змеей соскользнул вниз, чтобы проверить шута, когда к нам подбежал Ночной Волк.

Что это было? Нам угрожают?

Я опустился на колени около шута. Он ушиб голову, и кровь стекала на черный камень, но я не думал, что он потерял сознание из-за этого.

— Я знал, что нам не следует этого делать. Почему я позволил ему? — спросил я себя, поднимая шута, чтобы отнести в лагерь.

— Потому что ты еще больший дурак, чем он. А я глупее вас обоих, раз оставила вас одних и поверила, что вы будете вести себя разумно. Что он сделал? — Кеттл задыхалась от спешки.

— Он прикоснулся к девушке на драконе Скиллом на конце пальца, — объяснил я и поднял глаза на статую. К моему ужасу, на ее руке был серебряный след, выделявшийся на бронзовой коже.

Кеттл проследила за моим взглядом, и я услышал, как она охнула. Она резко повернулась ко мне и подняла узловатую руку, словно хотела меня ударить. Потом сжала ладонь в дрожащий кулак и опустила его.

— Разве недостаточно того, что она навеки заключена здесь в одиночестве и страдании, отрезанная от всех, кого когда-то любила? Вам еще понадобилось причинять ей боль! Как вы могли быть такими жестокими?

— Мы не хотели ничего плохого. Мы не знали…

— Неуемное любопытство всегда оправдывают невежеством! — рявкнула Кеттл.

Внезапно я почувствовал, что сейчас выплеснется моя собственная ярость.

— Не попрекайте меня моим невежеством, женщина! Это вы отказались приоткрыть хотя бы край завесы тайны! Вы намекали, предупреждали и говорили разные зловещие слова, но не спешили просто объяснить нам, в чем дело. И когда мы совершаем ошибки, вы обвиняете нас и утверждаете, что мы должны были сами все знать. Откуда? Откуда нам знать это, когда вы отказываетесь поделиться с нами своим опытом?

В моих руках слабо зашевелился шут. Волк кружил неподалеку. Теперь он подошел, поскуливая, и лизнул повисшую руку шута.

Осторожно, следи, чтобы он не касался тебя пальцами!

Кто его укусил?

Не знаю.

— Я ничего не знаю, — с горечью сказал я вслух. — Я блуждаю во тьме и приношу боль всем, кого люблю.

— Я не смею вмешиваться! — закричала на меня Кеттл. — А что, если мои слова побудят тебя пойти по неверному пути? Что тогда толку во всех этих пророчествах? Ты должен сам найти дорогу, Изменяющий.

Шут приоткрыл глаза и бессмысленно взглянул на меня. Потом он снова закрыл их и уронил голову мне на плечо. Мне уже было тяжело держать его, а я так и не знал, что же произошло. Я крепче прижал его к себе. Я увидел, что вслед за Кеттл идет Старлинг, нагруженная мокрым бельем. Я повернулся и пошел прочь от них обеих. Уже направляясь к лагерю, я сказал, обернувшись:

— Может быть, именно поэтому вы здесь. Может быть, вы были призваны, чтобы сыграть свою роль. Может быть, она состоит в том, чтобы рассеять наше невежество и чтобы мы смогли исполнить эти ваши проклятые пророчества. А может быть, храня молчание, вы мешаете их исполнению. Но, — я остановился, чтобы говорить как можно более убедительно, — я думаю, вы молчите по собственным причинам. Потому что вам стыдно!

Я отвернулся, чтобы не видеть ее потрясенного лица. Мне было самому неловко, что я говорил с ней в таком тоне. Но это придало мне сил. Я твердо решил заставить всех вести себя так, как должно. Это была та детская целеустремленность, которая часто доводила меня до беды, но в тот миг, когда мое сердце пришло к решению, ярость не дала мне от него отступить.

Я отнес шута в большую палатку и уложил в постель, взял оборванный рукав того, что осталось от рубашки, смочил его в холодной воде и плотно прижал к затылку. Когда кровотечение прекратилось, я осмотрел его и обнаружил небольшую ранку и шишку. Мне все еще казалось, что от этого шут потерять сознание не мог.

— Шут, — тихо сказал я ему. Потом более настойчиво: — Шут!

Я смочил ему лоб водой. Он очнулся и открыл глаза.

— Со мной все будет в порядке, Фитц, — вяло проговорил он. — Ты был прав. Мне не нужно было трогать ее. Но я сделал это и никогда не смогу забыть.

— Что случилось? — спросил я. Он покачал головой:

— Я не могу сейчас об этом говорить.

Я вскочил на ноги, стукнувшись головой о крышу палатки и чуть не повалив на себя все сооружение.

— Никто во всей этой компании ни о чем не может говорить! — свирепо зарычал я. — Кроме меня! Я намерен говорить обо всем.

Я оставил шута одного. Он облокотился на локоть и проводил меня взглядом. Я не знал, был он ошеломлен или просто позабавлен. Мне было все равно. Я пошел прочь от палатки в лес, к пьедесталу, где Верити ваял своего дракона. Постоянный скрежет его меча о камень бередил мне душу. Кетриккен сидела рядом с ним молча, опустив глаза. Ни он, ни она не обратили на меня ни малейшего внимания.