Утопия на марше. История Коминтерна в лицах - Александр Юрьевич Ватлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Содержательная дискуссия по программе Коминтерна состоялась только на июльском пленуме ЦК ВКП(б). В центре внимания его участников стоял вопрос об оценках нэпа, данных в документе, а также о месте «русского примера» в стратегии современного коммунистического движения. К этому моменту Сталин сознательно пошел на раздувание классовой борьбы в деревне, пытаясь силовыми методами преодолеть кризис хлебозаготовок. Для их оправдания ему нужен был тезис о неизбежном обострении социальных конфликтов в процессе социалистического строительства. У Бухарина можно было прочитать нечто прямо противоположное: «…в период пролетарской диктатуры классовая борьба принимает в значительной мере характер экономической борьбы конкурирующих между собой хозяйственных форм, которые в известный период могут расти параллельно».
Фактически речь шла о превентивных аргументах против сталинского курса на насильственную коллективизацию, апробация которого началась уже зимой 1927/1928 года. Проект подчеркивал: «Особое внимание и крайнюю осторожность должен проявлять пролетариат в области, касающейся отношений между городом и деревней, отнюдь не подрывая индивидуалистического мотива деятельности у крестьян и постепенно — путем примера и поддержки коллективных форм сельского хозяйства — заменяя эти мотивы мотивами товарищеского хозяйствования»[1521]. Обе цитаты содержались в первоначальном варианте программы, подготовленном в секретариате Бухарина, но исчезли из проекта, одобренного Политбюро и направленного в ИККИ. Сталин чувствовал силу своего аппарата и был готов пойти на открытый конфликт в Политбюро, в то время как Бухарин шаг за шагом отступал, загипнотизированный фетишем единства партии.
М. И. Калинин, В. М. Молотов и Н. А. Угланов
Декабрь 1927
[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 93]
В коминтерновской прессе против взгляда на Советский Союз как на «важнейшую составную часть международной социалистической революции» выступила Клара Цеткин, справедливо заметившая, что ее главный потенциал сосредоточен в странах, где эта революция еще не произошла[1522]. Венгр Евгений Варга на заседании программной комиссии ИККИ говорил о том же самом: «Нам следует формулировать так, чтобы на первом плане оказался не Советский Союз, а страна пролетарской диктатуры»[1523]. Среди участников июльского пленума ЦК ВКП(б) нашлись люди, готовые поддержать иностранных коммунистов. В. В. Осинский, принимавший активное участие в доработке проекта, попытался дать более мягкое толкование проблемы: «Если говорят о русском характере программы, то я скажу — политически „русской“ она не является, но она, может быть, является „московской“ с точки зрения того, что мы не видим отсюда некоторых новых явлений, развивающихся далеко отсюда»[1524].
А. И. Рыков, М. П. Томский и М. И. Калинин
Декабрь 1927
[РГАСПИ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 58. Л. 93]
В своей речи на пленуме Сталин поставил все точки над «i». В кулуарах говорят о слишком русском характере программы Коминтерна. «А что может быть в этом плохого? Разве наша революция является по своему характеру национальной и только национальной революцией, а не революцией интернациональной по преимуществу? Почему же мы называем ее в таком случае базой мировой революции, рычагом революционного развития всех стран, отечеством мирового пролетариата? У нас были люди, например, наши оппозиционеры, которые считали революцию в СССР исключительно, или главным образом, национальной революцией. Они сломали себе шею на этом. Странно, что имеются, оказывается, около Коминтерна люди, готовые идти по стопам оппозиционеров»[1525]. Фактически это означало административный запрет дальнейшей дискуссии накануне Шестого конгресса Коминтерна — вряд ли кто-то из членов ЦК ВКП(б) рискнул бы навлечь на себя подозрения в связях с троцкистами.
В последние недели перед его открытием Бухарин находился на грани нервного срыва, но все же удержался от того, чтобы бросить открытый вызов сталинской фракции. Июльский пленум показал, что группа партийных лидеров, к которой вместе с ним принадлежали А. И. Рыков, М. П. Томский и Н. А. Угланов, не разделяет курс на насильственную экспроприацию крестьянства, хотя и не решается идти на открытый конфликт с большинством Политбюро. Сталин, напротив, использовал любую возможность для того, чтобы дискредитировать своих потенциальных противников, исподволь готовя для них ярлык «правого уклона».
6.9. Шестой конгресс
16 июля 1928 года, накануне открытия шестого по счету конгресса Коминтерна, делегация ВКП(б) приняла за основу тезисы о международном положении и тактике коммунистов, подготовленные Бухариным. Однако уже на следующий день было решено еще раз обсудить этот документ и внести в него необходимые поправки. Началась игра в кошки-мышки. Сопоставление изначального и пересмотренного проектов показывает, что утверждения Сталина о «довольно серьезных разногласиях по коренным вопросам политики Коминтерна»[1526] не соответствовали действительности. В этом и не было особой необходимости — любую мелочь можно было раздуть до гигантских размеров, снабдив ее ярлыком уклона или оппозиции.
Накануне Шестого конгресса Сталин согласился с предложениями Бухарина о его главных докладчиках, особо подчеркнув, что им необязательно представлять свои тексты на утверждение Политбюро
Записка Н. И. Бухарина с предложениями И. В. Сталина
23 июня 1928
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 138. Л. 18]
Уже после завершения конгресса генсек внимательно прочитал постановление столичных общественных организаций в поддержку коминтерновских решений: «В резолюцию Мосактива о VI конгрессе вкралась „ошибка“: там имеется фраза о „реконструктивном“ периоде капитализма в данный момент, фраза, вычеркнутая делегацией ВКП(б) из первоначальных тезисов Бухарина (с согласия Бухарина), а теперь воскресшая в резолюции Мосактива. Для чего это понадобилось? Разве так исполняют решения конгресса и делегации ВКП?»[1527]
Сталин продолжал размышления вслух: тот, кто считает, что капитализм переживает полную стабилизацию, фактически возвращаясь в довоенные годы, сближается с реформистами, а значит, его можно обвинить в социал-демократическом уклоне — худшем из всех возможных коммунистических прегрешений. Не было осуждено Мосактивом и «примиренчество с правыми уклонистами как отрицательное явление», что также выглядело как скрытые козни врагов. Молотов умел читать директивы, написанные вождем между строк. Руководитель столичной партийной организации Угланов, считавшийся одним из самых надежных сторонников Бухарина, будет снят со своего поста через несколько недель.
Начав охоту на «правых», Сталин не упускал мелочей, заметив в резолюции Московского актива бухаринскую тональность
Письмо И. В. Сталина В. М. Молотову
10 сентября 1928
[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1421.
