БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - Александр Половец

И ведь стали выпускать! Конечно, не только потому, но и потому тоже… Он же призывал и требовал изгонять из Израиля «нелояльных арабов»… Трудно сказать, кто его больше ненавидел — гэбешники или ФБР. В предисловии к публикации нашей беседы я писал: «Где-то в диверсионной школе КГБ или в лагере палестинских террористов для него лелеют убийцу…». Не люблю быть провидцем, но это случилось — его застрелил средь бела дня на улице Нью-Йорка палестинский араб.

Не вместился в этот сборник и текст, носивший заголовок «Самый печальный фильм Стивена Спилберга» — о том, как создавалась картина «Список Шиндлера».

Нет здесь и беседы нашей с художником Львом Морозом, моим предшественником на самой первой «американской» работе, её пересказ занимал в «Панораме» два полных разворота, копии этих страниц я сохраняю — придет и им время.

Оказались неумышленно «за бортом» и записи наших разговоров с замечательным актером и моим добрым товарищем — вот уже сколько лет — Олегом Видовым. Главу «Жители волшебного мира» без них не могу я считать завершенной, вот и берегу их тексты к публикации — придет день, выйдут и они…

Или вот — период, когда содержание моих еженедельных выступлений на американо-русском телевидении публиковалось в своей колонке «Панорамы» (было тогда в Америке такое — не «русско-американское», но именно «американское» телевидение — с десятиминуткой на русском языке: там у меня была своя передача). Темы были разные — на злобу дня: о реформе программы «велфера», о несправедливости правительственной программы «предпочтений» при поступлении в вузы негров, о смене и о «не смене» президентов — у нас в Штатах, и там. Разное было…

Но и Федосеев, Анатолий Павлович. «Замечаете? — спросил бы я его сегодня, — догадки и прогнозы ваши сбывались почти с математической точностью — одно за другим. Даже про самолет сознались: знали — сбивали пассажирский… Только не стало уже и вас».

Кашпировский — успешно завершив выступления в Штатах, «подарил» по финансовой своей неопытности немалые заработанные годами гонорары нью-йоркским жуликам, — о чем рассказывал мне, сам удивляясь. Выдержал Анатолий Михайлович и кампанию, развернутую в российской прессе с «разоблачениями» его методов врачевания. Сейчас успешен по-прежнему и даже собирается провести сеанс чудесных исцелений болящих и страждущих из космоса.

Гарик Каспаров. Повторно утвердившись в качестве чемпиона мира (впрочем, собственно, неожиданного мало), он стал еще и одним из ведущих лидеров демократических сил России. Рассказывают легенды — о том, как, наняв самолет, вывозил он на нем из Баку, вспыхнувшего пожаром смертельной вражды, армянские семьи. А сейчас недолгий, спровоцированный арест — такой Каспаров… Но и такое время.

Книги — вышли и разошлись… Кому-то досталось прочесть — и потом, в лучшем случае, книга «пошла по рукам» друзей, знакомых, или же оказалась на полке, куда не каждый день заглядываешь. Это — если не забыли вернуть… В худшем — оказалась она в коробке в чулане, а коробка постепенно пустела, освобождая место новым, которые скоро тоже станут обузой. И всё — жизнь книги кончилась.

Немногие книги остаются в библиотеках. Но ведь они были! — и ими зачитывались, передавая из рук в руки. Несправедливо это — с таким ощущением писались заметки в газеты о прочитанном. Пусть о них память сохраняется хоть таким образом.

И теперь — о печальном. Приведу здесь только тех, кого я мог бы назвать соавторами первых трёх глав и чьи имена не упомянуты в 4-й главе этой книги.

Ушли за эти годы из жизни мои собеседники:

Семенов Юлиан — Юлик, как называли его друзья…

Виктор Платонович Некрасов — ну, не получается назвать его без отчества, как других, в этом скорбном ряду.

Аксенов Василий — ушел и ты следом за ними, прервав свою писательскую биографию, составившую золотой фонд современной российской прозы — как несправедливы все эти кончины, оборвавшие на полпути жизни её творцов!

Не стало Эфраима Севелы, непоседы и неисчерпаемого рассказчика — его я успел навестить в Москве дважды и в последний раз — совсем незадолго до кончины, что было уже и тогда очевидно…

Нет и Миши Козакова — кому-то теперь досталась «довлатовская» трубка, подаренная ему мной когда-то?..

И нет Риммы Казаковой — «… далёкому и бесконечно близкому», — написала она на титульной страничке только что вышедшего тогда сборника новых стихов в 2006 г. А теперь — кто измерит расстояние, нас разделившее?

И ничего больше не запишет в продолжение своих замечательных мемуаров Люда Кафанова…

То же — и Валентин Бережков, многое еще он мог бы рассказать из страниц истории, отчасти сокрытых и по сей день для наших современников… Не успел.

И до сих пор стоит у меня перед глазами мёртвый Малый зал Центрального Дома литератора — а ведь у Георгия Арбатова это его выступление оказалось последним, как и книга, которую представлял пустующим рядам стульев секретарь Союза писателей Валентин Черниченко, — так ведь и его уже нет.

Саша Ткаченко — поэт, журналист, правозащитник расследовавший преступные деяния лиц нередко очень высокопоставленных. Крепыш, футболист — не дожил до 60. Странная кончина, внезапная и необъяснимая.

Кунин… — остались в прошлом наши путешествия, рассказы Володи: заслушавшись его, легко было представить себе, будто вот и ты соучаствуешь в эпизодах его удивительной биографии. А сколько рассказанного Куниным не вместилось в главу ему здесь посвященную! Но его голос, магнитофонные записи у меня хранятся вместе со множеством наших фотографий — они сняты здесь, у меня дома, на улицах Лос-Анджелеса, в путешествиях по Европе…

Бегишев Валера, журналист-международник ведущих советских изданий — «Экономической газеты» и «Социндустрии» с начала 60-х годов, когда мы с ним подружились. Были у него и годы работы за рубежом, корреспондентом журнала «Новое время», — из редакции он был изгнан со скандалом по доносу немецкого гида: в частном, как Валере казалось, разговоре он нелицеприятно отозвался о «родной» советской власти.

Зато стал он волен сотрудничать с иностранными изданиями — с нашей, американской «Панорамой», прежде всего, на протяжении последующих двадцати лет. Четыре с половиной десятка насчиталось нашей с ним дружбе — и пяти уже не бывать… — имя Валеры я дописываю здесь на скорбной странице сборника в день передачи книги в издательство…

Это — только последние несколько лет.

Вот таким мортирологом приходится завершить послесловие. В памяти и в этих заметках люди, чьих имен не оказалось в предшествующей главе, — они всегда остаются со мной. Это они, — с кем случалось нам беседовать подолгу и неоднократно, — теперь стали фигурантами, может быть, самой дорогой мне части этой книги… Хотел бы добавить — и самой значимой, но об этом судить читателю.