Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Для охлаждения тиристоров нужны большие радиаторы, обдуваемые вентилятором. Для экономии места изготовляем компактное водяное охлаждение: у нас есть для этого все станки и любая сварка. А эскизы деталей, практически – рабочие чертежи, я выдаю очень быстро. Мне не хватает времени на обдумывание дальнейших шагов, и я научаюсь работать с 3–4 часов утра, пребывая еще в постели.

К началу рабочего дня я уже все знаю. Удивляет перестройка собственного организма. Как далекий сон вспоминаются детские годы, когда бесконечно тяжело было ранним утром отрываться от сладкого сна для общественно-полезной добычи огня. Затем пришла тупая привычка раннего подъема по звонку и гудку: на работу. Постепенно привычка стала образом жизни: подниматься рано без всяких звонков и сигналов (период воспаленной бессонницы на Новой Земле стоит в стороне). И вот природа без всякого насилия, без ущерба для отдыха, выделяет мне такое ценное время для решения важных задач. Это не бессонница: когда задача была решена, я спал нормально. (Увы, все уже в прошлом: постепенно привычка к размышлениям с 3-4-х часов утра у меня закрепилась уже навсегда, что часто мешает спокойной пенсионной жизни и нужному отдыху с цветными сновидениями).

Позже я напишу об этом времени якобы стихи, в которых больше правды, чем поэзии…

И только очень ранним утром

Мне кажется, что время нам подвластно:

Природа спит, свернулась боль.

А мысль свободна, глубока и ясна.

Из хаоса событий прошлых

Вдруг вырастает стройный ряд,

И обнажаются пружины,

Что те события творят.

Мозг, раньше утомленный светом дня,

Становится клинком из стали прочной:

Решает неприступные задачи,

И суть вещей становится прозрачной…

Мерцают невесомые секунды,

Процессор их телами минуты наполняет.

Скачком сменился час. Пора на холод жизни.

И злоба дня опять за горло нас хватает.

… Наконец тело монстра, разбросанное по разным помещениям и опутанное проводами, приборами и трубочками, готово. У него нет еще самостоятельных мозгов, но его можно испытать, принудительно подбирая темп дыхания от внешнего генератора импульсов. Наш Сириус еще не сможет реагировать на микровозмущения (различные помехи) в сварке, но должен подтвердить или опровергнуть саму возможность задуманного процесса. И определиться с его параметрами, буде таковые появятся…

Вся лаборатория уже заразилась нашим ожиданием и нетерпением, все наблюдают только за нашей суетой, никто не работает. Держатель полуавтомата берет в руки Толя Кащеев – сварщик-ас. Гена Степанов включает, а если будет по его выражению «пыш-пыш», – отключает все генераторы. При очень большом «пыш-пыше» и последующем пожаре – ему следует отключить всю лабораторию. Толя Посмитный стоит у многошлейфового осциллографа: он должен все записать, чтобы потом можно было потрясать документом перед носом у потомков. Сережа Костюков должен настроить волшебное зеркало осциллографа перед моими глазами. Я буду плавно менять «руководящим» генератором частоту и ширину сварочных импульсов.

Короткие ЦУ и ЕБЦУ (Еще Более Ценные Указания). Запуск ревущих за стенкой источников тока. Настройка подачи углекваса (углекислого газа). Подача воды для охлаждения тиристоров. ПОЕХАЛИ!!!

Невообразимый треск дуги, сноп искр. На моем осциллографе – пляска святого Витта. Плавно повышаю частоту – стает лучше, но все равно плохо. Еще выше – и вдруг дуга ровно запела, никаких брызг нет! На моем экране останавливается чудовищно красивая кривая.

– Пиши!!! – это команда Толе Посмитному.

– Продолжай! – это уже Толе Кащееву.

Секунд тридцать мы слышим только победное басовитое пение дуги, заглушающее шум машин за стенкой.

– Стоп!

Все сбегаются к Кащееву. Перед нами – ровный, необыкновенно красивый шов. Такой получается только при автоматической сварке под слоем флюса. Это победа! Процесс, которым я уже давно только бредил, МОЖЕТ существовать!!!

В лаборатории – настоящий праздник. Мои электронщики горды произведенным эффектом: они занимаются настоящим делом, в чем многие уже начинали сомневаться. Только один человек – я – понимаю, что это только первый шажок новорожденного. Даже не шажок, а просто вдох…

Обедаем на десяток минут раньше, и весь обед посвящаем яростному морскому «козлу». Толя Посмитный не «забивает», и я прошу его проявить пленку осциллографа, в изучение которой сразу же углубляюсь вместе с ним, не ожидая конца козлиного побоища. Все чудненько: частота около 300 герц (музыкант определил бы это на слух). Ширина (время) импульса примерно равна времени паузы, но так было задано. Потом их соотношение станет объектом автоматического управления. А вот с напряжением дуги – картинка совершенно дикая. Напряжение на дуге пляшет, совершенно не желая подчиняться впитанным с молоком alma-mater канонам: быть пропорциональным длине дуги. А ведь по задумке мне постоянно надо знать мгновенную длину дуги: она-то и есть главный управляющий фактор, который должен повелевать всякими включениями-выключениями…

Отмахиваюсь от недобрых предчувствий: будем переживать неприятности по мере их непосредственного поступления. Главное: процесс имеет место быть, и надо с ним познакомиться поближе.

Следующие пару недель моя личная бригада занимается именно этим: мы определяем границы дозволенного. Кое-что записываем, страшно экономя сверхдефицитную фотобумагу в рулончиках для многошлейфового осциллографа.

Надо застолбить осваиваемую ниву. У меня уже есть некоторый опыт такого «столбления» – оформления заявки на изобретение. Изобрести формулу изобретения иногда гораздо труднее, чем изобрести самое изобретение.

Когда-то я по суровой необходимости укротил неравномерную подачу двух газов (аргона и азота) при плазменной резке. Первая заявка прошла удивительно легко: не прошло и года, как я получил красивую бумагу с навесной красной печатью на изобретение «Инжекторный смеситель газов». С тех пор мой энтузиазм значительно поубавился: десяток других заявок по родной сварочной тематике неизменно отвергались, а длительная переписка с ВНИИГПЭ (Институт патентной экспертизы) напоминала диалог глухих и требовала уймы нервов и времени. Сначала я их (нервы и время) с задором молодого щенка безумно расходовал, пытаясь что-то доказать кому-то невидимому. Поскольку обладание авторским свидетельством СССР нужно было только для собственного тщеславия, то я практически перестал «оформляться». «Задумки» отлиты в металл и реально трудятся, – ну и прекрасно.