Стразы (СИ) - Максимовская Инга

- Ты, что – то спросил? –смотрю на Алекса, и думаю, что никогда не смогу привыкнуть к тому, насколько он красив. Великолепный самец. Втягиваю ноздрями воздух, про себя счиая до пяти. Так мне советовал психиатр в дурдоме. Так меня успокаивали, отвлекали от мыслей о самоубийстве.

- Я спросил, что ты любишь? – она расслаблен, тон спокоен. Я бы даже сказала – безмятежен. Таким я Алекса еще не видела.

- В смысле?

- Что ты любишь есть? – морщится Беркут, начиная злиться. Я вижу это по стальным бликам в его глазах.

- Я люблю аварский хинкал, люблю креветки на гриле. А еще очень люблю хороший чай. Пу – эр, например,- послушно перечисляю я, ощущая во рту вкус любимых блюд. Странно, чувствую голод. Это действительно странно, потому что после того, как я потеряла моего мальчика, я совсем перестала ощущать вкусы и запахи. Рот наполняется голодной слюной.

- Неплохо тебя кормили в подворотне, зверушка,- ухмыляется Алекс.- Значит, раз у нас свидание, я веду тебя в ресторан, детка.

Я смотрю непонимающе, чем вызываю его смех. Он преображается, похож на маленького мальчика. Странный, совершенно невозможный тип.

- Я тебя совсем не понимаю,- улыбаюсь в ответ.

- Ты же хотела свидание, Китти. Что тут неясно?- мягкий тембр его голоса сбивает с толку. Я не привыкла к нему такому.

- Я имела в виду, что не могу разобраться в тебе,- шепчу, боясь спугнуть краткий миг спокойствия.

- Я сам этого не в состоянии сделать,- говорит он задумчиво.На прекрасное лицо хозяина набегает тень. – Трудно почесть книгу, написанную безумцем, детка. Так что не старайся. Лис, мы едем в чайхану,- приказывает Алекс.

В ресторане тихо. Музыка непривычная уху, очень тихая, льется, кажется отовсюду. Я замираю от восторга, рассматривая росписи на стенах, вьющиеся, закручивающиеся в фантастические узоры. Другая жизнь, другой колорит. Алекс берет меня за руку, так обыденно, словно мы только и делаем с ним, что ходим на волшебные свидания. Будто мы парочка, беззаботная и влюбленная. Но я знаю – это не так. Это затишье перед бурей.

- Ты знаешь, пу-эр необычный чай,- говорю. Пытаясь разрушить повисшее между нами молчание.- Точнее, это не чай в его обычном понимании.Эго получают при помощи специального ферментирования. Насекомые едят лист, их слюна смешивается с соком растения, и он пахнет невероятно.

- Ты никогда не вернешься на улицу,- шепчет Беркут, не сводя взгляда с моих рук, которыми я нервно мну салфетку. – Кто ты, Эмма?

Я молчу, размышляя, как уйти от неудобного вопроса. Лишние знания, многие печали.

- Я уличная шлюха, - ухмыляюсь, пытаясь не видеть ледяной стали в глазах хозяина. Делаю глоток великолепного, обжигающего напитка, ощущая ладонями щербинки на поверхности чайной пиалы. Его не удовлетворяет мой ответ, но и последующих вопросов не следует.

- Тут ты права. Дешевая, маленькая блядь, вытрахавшая мне весь мозг,- он злится. Нет, Алекс в ярости. Маленькая венка пульсирует на его виске. Интересно, что его взбесило. Настроение Беркута меняется, как картинки в калейдоскопе.- Я должен бы заставить тебя сейчас отсососать прямо здесь. Заставить опуститься на колени, и трахнуть в рот под этим гребаным столом. – хрипит он. Я чувствую горячую влагу пропитывающую мои трусики. Беркут действует на меня, как возбуждающий феромон. Ненавижу его за это, потому что больше не принадлежу себе. И не потому что этот зверь купил меня, нет. Причины кроются гораздо глубже. Как же я так влипла?

- Ты избалованный, больной ублюдок,- хриплю я.

- Ты даже не представляешь насколько,- ухмыляется Алекс, наблюдая, как я встаю на четвереньки, и ползу под стол.

- Нет, детка,- голос властный, с ноткой брезгливости. Он унижает меня, заставляет почувствовать себя грязью, которой я и являюсь в сущности.- Я не хочу тебя сейчас. Это слишком банально.

Я чувствую себя тряпкой, об которую вытерли ноги. Но принимаю его изощренную игру. Свиваюсь на полу у его ног, пока Алекс наслаждается чаем, не обращая внимания на официантов. Бросающих на нас заинтересованные взгляды.

Вставай, Китти. Мы едем за покупками, ты же хотела этого? Я доволен тобой. И вознагражу за послушание.

- Мы не будем ждать заказанную еду? - тихо спрашиваю я.

- Поедим после шоппинга, детка,- отвечает Алекс. Он возбужден, так же как и я. Нас терзает голод иного происхождения. И я не знаю, как вынесу бесконечный поход по магазинам. Кажется от похоти еще никто не умирал? Боюсь, я буду первой.

Беркут поднимает меня на ноги. Склоняется к моему лицу, обдавая горячим запахом Пу – эра. Я подчиняюсь. Губы Алекса терзают мой рот, заставляя задыхаться от смеси чувств: ненависти и всепоглощающей больной любви, которой нет объяснения.

ОН

Она перемеряла гребаную кучу шмоток. Чертову гору тряпья, которое сидит на ней великолепно. Любая вещь становится прекрасной, облегая стройное, гибкое тело моей зверушки. И из огромного разнообразия красивой одежды эта ненормальная выбрала лишь две пары джинс, спортивные штаны, несколько толстловок, кроссовки и миллион носков. Такое ощущение, что она затарилась ими на всю оставшуюся жизнь.

- Можно я переоденусь?- спрашивает Эмма. Странно. Любой другой зверушке я бы запретил это. Мне нравится когда они похожи на шлюх, которыми в сущности и являются. Но Эмма так просительно смотрит.

- Да, - сиплю я, не сводя глаз с Китти. Она без стеснения сбрасывает с себя обтягивающее платье, словно сдирая с себя кожу. Кажется она надевает на себя не джинсы и идиотскую кофту. Нет, она примеряет новое будущее, в котором я не вижу себя.

- В чем дело, Алекс, - тихо спрашивает Эмма, заставив меня вздрогнуть.- Ты злишься?

-Не задавай лишних вопросов, детка,- говорю я, хотя в душе клокочу от ярости, заполоняющей мой мозг. Она сломала меня, эта маленькая, непонятная мне тварь. Разрушила меня, и продолжает свое убийственное воздействие.- Тебе удобно?

- Да, я страшно замерзла. Теперь гораздо лучше,- на ее губах играет улыбка. Чертова кукла. Я сломаю ее так же, как она сломала меня. Чувствую, как мозг заполняет кроваво – красная пелена, мешающая соображать. Та, что дала мне жизнь тоже мерзла. Ей все время было холодно. И мне. Из детства я помню только лютый голод. Который до сих пор терзает мою душу, и ледяной холод.

Отворачиваюсь от Эммы и молча иду к выходу из магазина. Не могу ее видеть, не сейчас. Слышу тихие шаги за своей спиной. Сейчас самое время избавиться от этой докуки. Просто послать к черту эту маленькую тварь. Только бы она не видела мою слабость. Эмма о чем -то говорит с Лисом, который помогает ей погрузить покупки в багажник. Обрушиваюсь на пассажирское сиденье. Вовремя.

В машине слепну, падаю в пропасть. Воспоминания, которые я так долго гнал от себя, обрушиваются словно водопад.

- Откуда у тебя эта долбанная шапка? – хрипит мать. Удар. Я падаю на пол. И понимаю, что больше не смогу встать. Нет сил. Плачу, глядя, как та, кого я люблю больше жизни. Заносит руку для очередного удара.- Мы не нищие, чтобы принимать подаяния.

- Мамочка, не надо, - но, она не обращает внимания на мои слезы, сминает ногой маленькую елочку, подаренную доброй Эммой Владимировной.

- Запомни, Лешка, раз и на всегда, - беснуется мать,- ты никогда в жизни не добьешься ничего, если будешь принимать подачки. Станешь никем, хотя, ты и так скорее всего сторчишься, сдохнешь в подворотне.

Мама вдруг всхлипнув падает на колени и прижимает меня к себе. На ней ничего нет кроме старенького бюстгальтера и трусов. Мне неприятно, что она плачет мне в макушку. Противно прикасаться к ней, после того, что делал с ней тот дядька, которого она привела в нашу комнату накануне. Пытаюсь вырваться, чем еще больше ее злю. С тех пор, как мама заболела, у нее очень быстро меняется настроение.

- Неблагодарный щенок,- удар обжигает щеку вновь опрокидывая навзничь мое легкое, недокормленное тельце. Мне семь лет. Всего семь. Но я не хочу жить. Так жить. Мать ползет к своей сумке. Время делать укол. Сейчас она снова уснет, оставив меня умирать. Я решаюсь. Она не любит меня, так почему я должен ее любить.