Его бывшая слабость (СИ) - Лиман Алиса

— М? — непонимающе пищу я.

— Ты же как сучка течная проходу не даешь.

Ах ты ж… хамло!

Шлепаю грубияна по руке, избавляясь от его пальцев на своем лице. Подбираюсь, выпрямляя спину и насилу вынуждая свой утекший в трусы позвоночник вновь вернуться в твердое состояние.

— Хотела проверить, волк ты или кобель, что не может мимо задранного хвоста пройти, — с вызовом бросаю ему в лицо, изо всех своих сил отталкивая наглеца.

Выскакиваю в коридор и прижимаюсь спиной к прохладной стене, когда за дверью раздается раскатистый смех. Вот же… Прикусываю губу, чтобы ненароком на познакомить мерзавца с нашим народным воронежским сленгом.

И ведь хочет же! Да так хочет, что мне будто каленое железо к животу приложили, когда прижался. А в итоге это еще я течная?!

Грубиян!

Глава 23.ГЛЕБ: Несмотря на «но»

А сучка-то кусается… Ух какая.

Исподлобья смотрю на захлопнувшуюся дверь, словно гипнотизируя ее. Потираю подбородок, пытаясь восстановить дыхание. Хочу, чтобы вернулась. Хочу снова припереть ее к стенке и…

А, черт! Одна только мысль, что она моя, жилы тянет. Моя жена. И, по сути, я могу делать с ней все, что захочу. Но… Гадство, это «но» не дает мне покоя.

Задумчиво похлопываю по прохладному зеркалу в том месте, где только что стояла она. Сдавливаю пальцами переносицу, силясь справиться с пробудившимся желанием. Сейчас не помогают даже мысли о том, что она предположительный информатор.

Предположительный? Видимо, ей все же удалось посеять во мне зерно сомнения. Даже несмотря на то, что доктор не дал утешительных ответов.

Заболотский — гнида!

Хотя в пылу переговоров возникло несколько вопросов, которые надо прояснить и с Невеличкой, и с Ларисой! К сестрице у меня отдельный разговор. За всей этой историей я едва не забыл, какое участие в Аниной жизни приняла моя сестра. Мало того, что она сбила Невеличку. Еще и набрехала о ней в больнице.

У Ани, оказывается, отец есть. А я и не знал. Хотя, если подумать, я многого о ней не знал. Просто потому, что до взрыва она ничего не помнила о своей жизни. А за последние сутки я не готов был общаться с ней «за жизнь». Похоже, пришло время послушать ее. И свое сердце.

Но для начала надо остыть. Иначе конструктива точно не выйдет. Пока у меня слишком мало информации в ее пользу. Зато хоть мыслишки зашевелились. И самое первое, что стоит сделать, — это исправить один косяк.

Надеваю на руку часы, сорванные с Аниного запястья, и набираю Валеру.

— Ну что, в санаторий? — тут же отвечает друг.

— Да погоди ты со своим санаторием. Тут посерьезней вопрос. Договорись-ка со своим чудо-доктором, который зрение восстанавливает…

— Ты опять насчет своей Ани? — догадывается он.

— Мгм, — выдыхаю я.

— Слушай, не знаю, стоит ли говорить… — мямлит Валерка. — Боюсь тебя еще сильнее запутать, но…

Опять будет мне затирать, что она моя личная цыганка, которая голову мне морочит?

— Валяй уже, Валер! — рявкаю я.

— Она странная, — задумчиво бормочет он. — Знает, что ты будешь злиться. Знает, что я ее вроде как ненавижу. И…

— И звонит тебе жаловаться. Заботясь обо мне, — заканчиваю за него я, удивляясь, что даже с его стороны этот ее жест кажется весьма самоотверженным.

Мы долгие минуты молчим. Валера подает голос первым:

— Что ей до того, чем ты занимаешься? Сидела бы как мышка и ловила возможность свалить. Но она… На мой взгляд, именно так себя ведут любящие женщины. Но никак не…

— Никак не предательницы, — снова договариваю за него, потому что он будто озвучивает мои собственные ощущения.

— Ты только не принимай на веру, — предостерегает друг. — Это просто мысли вслух. Но и не рычи сильно. Как бы потом извиняться не пришлось.

— Да уже нарычался… — вздыхаю я. — Что-то не так, Валер. Нутром чую. Но пока не разберусь, боюсь ее подпускать. И ей навредить боюсь. Оно клокочет. Сомнение это сраное. Изнутри сжирает. И я будто перестаю себя контролировать …

Валерчик молчит. Слышу, как вздыхает тяжко. Ну а что тут скажешь? Он же пластик, а не мозгоправ.

— В общем, договорись на операцию, — возвращаюсь я к изначальной теме звонка. — И как можно скорее. Только это… Предупреди врача, что она беременна.

— Я понял, друг, — отзывается Валера. — Если еще чем могу помочь, говори. И никаких нагрузок, Глеб. Не то я твою шпионку себе на вооружение возьму.

Он беззлобно усмехается и кладет трубку.

Наконец отлипаю от стенки и захожу в душевую, смежную с тренажеркой. Сбросив одежду, становлюсь под холодную воду в надежде, что это поможет остудить мозги и тело.

Но в голове она. Смотрит голубыми глазами снизу вверх. Как бы невзначай скользит тонкими пальчиками по моей влажной от пота груди. Закусывает пухлую губку, даже не пытаясь скрыть, что хочет меня…

— М-м-м, — выдыхаю шумно, когда понимаю, что жар в паху не унимается даже под ледяными струями.

Упираю ладонь в стену и опускаю голову, второй рукой пытаясь сбросить напряжение.

Она моя. Вся полностью. Что буду делать с этим? Взять ее — значит признать поражение. Вдруг она все же мне голову дурит, а я ведусь? Однако дальше «держать себя в руках», когда рядом такое аппетитное решение вопроса, кажется верхом идиотизма.

Ничего. Скоро я во всем разберусь. Тогда и возьму. Разница лишь в том, что если она невиновна, это будет акт признания моей собственной вины, а если я найду доказательства ее причастности, это станет ее наказанием.

Хотя пока кажется, что это она надо мной издевается.

Только бы знать наверняка, что не виновата… Я бы ее на руках носил. Она же будто воплощение моей мечты. Миниатюрная босоногая хозяюшка, привносящая в мою холостяцкую берлогу уют одним своим присутствием.

А как ей идет моя рубашка… Особенно поверх нагого тела. Хотя ей, наверно, вообще все идет. Хоть в половую тряпку заматывай.

Эта чертова рубашка… У меня все моторные функции отказали, пока я наблюдал за ее утренними манипуляциями. Как она ловко Витька на место поставила. В доме прибралась. Завтрак мужу с похмелья приготовила. Умница девочка…

Я добьюсь. Если понадобится, пытать буду этого Витиного дружбана и всех причастных. Но не успокоюсь, пока не получу достоверных ответов.

Пока же все по-прежнему складывается против нее. И ветер дует с разных сторон. Но выработанное долгими годами чутье нашептывает, что как-то слишком уж ладно он дует. Похоже, надо смотреть шире…

Глава 24.ГЛЕБ: Слабость

Трясу головой, осознавая, что отвлекся от своей первоначальной цели. Надо притушить похоть, чтобы она не зашоривала мне глаза. Смахиваю с лица воду и пытаюсь сконцентрироваться. Не выходит. Долбаная чуйка, сеющая ложные надежды, сбивает весь настрой.

Стоп, Глеб. Ну кто она такая, чтобы ее захотели подставлять? Я еще понимаю — Витьку. Он как верный пес, и, подставив его, меня фактически лишили бы правой руки. Ну, Лару. Все же единственный родственник. Это нехило подкосило бы меня.

Но Аня… Я ее, по сути, знал всего несколько дней. И то, насколько она для меня ценна, понял слишком поздно. Значит, до Заболотского и его людей эта инфа ну никак не могла дойти.

В том мире чувства к «бабам» нередко воспринимаются, как признак слабости. И пусть многие из верхушки давно обзавелись семьями, их жены по большей части выполняют функцию украшения. Обвесят баб вырвиглазными цацками, желая показать свой статус, но никакой ценности эти куклы не имеют.

Еще пацаном был, когда у босса жену в заложники взяли в попытке надавить. Мы нашли гадов. И жену его нашли. Так он ее собственными руками пристрелил. А на следующий день притащил в дом новую. Отвратительно. Надолго я тот день запомнил. Врезался в память так, что я неосознанно предпочел вовсе не иметь слабостей. Но…

Аня.

Несмотря на всю мою злость, я точно знаю, что ради нее готов убивать. Любому глотку порву, кто посмеет ей навредить. Вот только об этом известно только мне. Тем не менее эта мысль почему-то вызывает дискомфорт. Черт. Если предположить, что она все же невиновна, то сам того не желая, женившись на ней, я подставил ее под удар.