Его бывшая слабость (СИ) - Лиман Алиса

— Присаживайтесь, — говорю, отходя от стола. — Целебная жидкость почти готова. Отведаете — и станете как огурчик.

Глеб откашливается, явно не спеша выполнять рекомендацию.

— Разве я не приказывал не разводить меня, пока я не в себе? — явно не так зло, как ему бы того хотелось, спрашивает он.

— Это я-то?! — Я вызывающе приподнимаю брови и поворачиваюсь к мужчине, застывшему у стола и сжимающему спинку стула. — А разве это не вы вчера вломились в мою спальню? Разорвали на мне платье? Свадебное, между прочим. А затем, как варвар какой-то, утащили в свою берлогу. А я ведь сопротивлялась!

По мере того, как я припоминаю его ночные завоевания, складка между бровей Глеба становится все глубже. Что, мой дорогой муж, не удается скинуть ответственность? И правильно! Сам виноват!

Видимо, поняв, что эту схватку он проиграл, Глеб отпускается-таки за стол.

— Подобного не повторится, — бросает он, не поднимая на меня взгляд.

Я поворачиваюсь к плите, чтобы скрыть победоносную ухмылку, и наливаю в кружку бульон. Мы это уже проходили. Повторится, Глеб Витальевич. Еще как повторится. Однако в этот раз я уже ученая. Промолчу, дабы не провоцировать.

Опираюсь рукой на стол и ставлю кружку перед Глебом.

— Осторожно. Очень горячо.

Он смотрит на меня так, будто я предлагаю ему отраву. Но все же просовывает пальцы в широкую ручку и подтягивает чашку к себе.

Вот и молодец. Хочется куда большего, нежели просто в гляделки поиграть. Но я ограничиваюсь тем, что он просто рядом. Отворачиваюсь. Достаю из-под раковины небольшую метелочку с совком и наклоняюсь, чтобы собрать разбросанную по кухне гречку.

Глеб вдруг закашливается и с грохотом опускает кружку на стол.

— Ты в таком виде с Витей разговаривала?! — рычит он.

— А что, нельзя? — с невинным видом выпрямляюсь я, догадываясь, что он там увидел. Сменное белье мне пока раздобыть не удалось. А во вчерашнем ходить девушке не пристало.

Упс!

— Это не «нельзя»! — грохочет он, вскакивая из-за стола. — Это недопустимо для моей жены!

Подходит совсем близко, забывшись в порыве гнева или… не гнева? Хватает меня за локоть и притягивает к себе.

Я усмехаюсь, пробегаясь пальчиками по его обнаженной груди.

— Что недопустимо? — Прикусываю губу, даже не намереваясь поднимать на него взгляд. Жадно изучаю рельеф его тела. — Твоей жене недопустимо ходить по твоему дому нагишом? Или готовить тебе завтрак? Может, недопустимо прибираться? Или любить своего мужа?

Скольжу пальцами между нашими телами, расстегивая пуговки.

— Если все это недопустимо, то я отказываюсь, — пожимаю я плечами.

— От чего? — как-то растерянно рокочет он, не упуская из виду неожиданно распахнувшиеся полы рубашки.

— Быть твоей женой, конечно, — равнодушно отмахиваюсь я.

— Убью, — тихо рычит Глеб, а голодный взгляд не отрывается от моей груди.

— Ну, мне ведь тогда совсем нечего предложить в качестве хозяйки твоего дома…

Глава 19.АНЯ: На колени поставила

Едва касаюсь ногтями полоски жестких волосков, виднеющихся из-под приспущенных пижамных брюк. Сдавленно выдыхаю, когда Глеб вдруг сгребает меня в охапку и усаживает на прохладную столешницу.

— Если не прекратишь меня провоцировать, я за себя не отвечаю.

— Не вы ли ночью обозначили мне свои требования? — изображая недоумение, спрашиваю я.

— Я не в себе был, — гневно шипит Глеб, будто это я ему влила в рот ту бутылку, что потом пустой валялась в зале. — Я к тебе пальцем не прикоснусь больше…

Не пальцем. Пальцами. Ручищами своими огромными сжимает мое бедро. Так вцепился, будто в спасательный круг, ей-богу. Да только в данном случае это не спасение, Глеб Витальевич. Потопит вас ваша неосмотрительность.

Горячие губы проходятся у меня за ухом, и я невольно закусываю губу, когда по моим ключицам скользят те самые пальцы, что не прикоснутся. Прикрываю глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Бездумно откидываю голову, ударяясь затылком о навесные шкафчики, и…

— Глеб… — выдыхаю я.

Но он меня будто и не слышит. Его губы влажными поцелуями очерчивают линию моей шеи, пока я в ужасе хлопаю глазами.

— Глеб! — Выходит немного истерично, но это помогает привлечь его внимание.

Будто придя наконец в себя, он отрывается от моей кожи. Ловлю его ладонь и пробегаю пальцами по мощной руке, желая отыскать его хмурое лицо. От паники на глаза наворачиваются слезы, а дыхание сбивается. Поглаживаю его щеку большим пальцем.

— Ань, ты чего? — Судя по тому, как строгий голос вдруг стал взволнованным, Глеб уже понял.

— Я… Глеб… Я не вижу.

Мое лицо обхватывают огромные ладони, попутно стирая со щек слезы.

— Тише-тише, маленькая. — Его сбившееся дыхание касается моего лица, а вслед за ним и губы. — Успокойся. Все будет хорошо. Я все исправлю.

Глеб прижимает мою голову к своей груди. Чувствую, как он поднимает свою руку на уровень моей головы, а затем рядом с моим ухом раздаются протяжные гудки.

— Да, босс! — гремит из динамика бодрый голос водилы.

— Врача, — хрипло выдавливает Глеб. — Срочно!

— Так он уже, — беззаботно отзывается Витек. — Минут через пять-десять прибудет.

— Кто? — непонимающе переспрашивает Глеб.

Признаться, я тоже пока не понимаю.

— Ну, врач же. Ани… это… Анны Васильевны лечащий врач. Вы же сами вчера велели его как можно быстрее к вам доставить. Вот я и подсуетился с утра пораньше.

Вот оно как? А новости хорошие. Я бы даже сказала — отличные. Значит, Глеб все же решил перепроверить собранную на меня информацию. Я бы и сама не прочь пообщаться с теми, кто меня оклеветал. Признаться, я бы и в глаза не прочь этим людям заглянуть, да только…

И почему все так некстати?!

Отбрасываю эмоции, потому что Витя продолжает:

— С моим человеком пока сложнее, он…

— Я понял! — перебивает водителя строгий голос Глеба. — Ждем!

Глеб вдруг подхватывает меня на руки и, похоже, собирается куда-то нести.

— Бульон! — спохватываюсь я. — Бульон же выключи.

— Не до того…

— Эй, до того будет, когда кухня сгорит! — ворчу я. — Выключи, говорю. Мое зрение уже никуда не убежит!

Он с раздраженным рыком выдыхает, но все же возвращается со мной на руках к плите. Слышу, как щелкает регулятор.

Послушный волк.

Нет худа без добра. Облегченно опускаю голову на напряженную мужскую грудь, слушая недовольное ворчание Глеба:

— Черт бы побрал этих лечил недоделанных! Ничего по-человечески сделать не могут!

Он ставит меня на ноги, и я разочарованно выдыхаю, оставшись без его тепла. Ступнями чувствую ковер с мелким ворсом. Очевидно, мы в комнате. Вздрагиваю от неожиданности, когда с моих плеч начинает сползать рубашка.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, уже не зная, чего от Глеба ждать.

— Я же сказал. Это недопустимо для моей жены, — опять ворчит он. — Ты не можешь встречать врача в таком виде. Ногу подними.

Выполняю указание.

— Теперь вторую, — велит он.

По моим икрам неторопливо крадется прохладный гипюр, и на контрасте с ним — обжигающие пальцы, которые явно не очень-то спешат меня одевать.

— Значит, все же жена? — не могу удержаться от укола, чувствуя себя сейчас слишком уязвимой перед ним: голая и слепая. — А вчера говорил — инкубатор…

Осекаюсь, когда моего живота вдруг касаются губы, обрамленные щекочущей чувствительную кожу бородой.

— Помолчи уже, — выдыхает он. — Опять на колени меня поставила. Довольна?

Нахожу пальцами его голову и неторопливо прохожусь по непослушным волосам ладонью.

— Довольна, — соглашаюсь я. — Предпочла бы быть слепой, лишь бы ты остался таким, как сейчас.

Слышу его мучительный вздох. А затем горячая ладонь обжигает мой живот.

— Доброго утречка, Злата Глебовна, — почти шепчет он.

Снова коротко касается моего живота губами и поднимается. А у меня перед глазами начинает светлеть. Ловлю Глеба за руку и пытаюсь сфокусировать взгляд.