Том 5. Путь к большевизму - Дмитрий Фурманов

Сегодня совместное заседание с фабрикантами.

Завтра Продовольственная управа заседает совместно с уличными комитетами, фабрично-заводскими комитетами и общественными организациями.

Пришла телеграмма с известием, что к Иванову движется маршрутный поезд в сорок вагонов хлеба. И радостно, и не верится.

Состоялась беседа с товарищами железнодорожниками «О социализме». Явилось человек до ста.

Слушали с величайшим вниманием. Интерес, по-видимому, огромный. Этими собеседованиями еще крепче спаивается железнодорожный комитет с Советом.

Теперь отношения между нами самые дружеские.

В Шуе совершенно аналогичная картина: то же движение вразброд, та же гоньба на Совет и фабричные комитеты.

Октябрь

26–30 октября 1917 г.

Надвинулись грозные события. Два месяца назад мы переживали такую горячку в корниловские дни. Теперь, повидимому, «дни Керенского».

Передаю только самое, самое главное. Вчера было заседание Совета. Последние дни и в рабочих массах и в полку мы подготовляли товарищей к событиям, которые можно было предвидеть с точностью до одного дня. Часов в 8 вечера я звонил в Москву. Редактор «Известий Совета» сообщил:

«Временное правительство свергнуто…»

Помчался, как оглашенный, в Совет, сообщил. Неистовый взрыв радости, аплодисментов, несмолкаемых криков восторга. Словом, все то, что было при свержении Николая II.

Только диву даешься: свергли «социалиста» Керенского, Александра IV, как говорят солдаты, — радость у всех настолько яркая, искренняя и огромная, будто свергли вампира, злейшего изо всех царей.

Выбрали революционный штаб из пяти человек.

Я состою в нем председателем.

Полк с нами, целиком стоит на защите Совета.

Наши ближайшие задачи: 1) немедленно ввести во всех учреждениях контроль революционного штаба, повсюду расставить караулы; 2) реквизировать средства передвижения; 3) установить связь с областью.

При разрешении первой задачи никаких препятствий не встретилось. Со второй — вышел казус. Когда запросили автомобильную команду, — ответ получили тот же, что и в корниловские дни:

«Автомобили поломаны». Позже оказалось, — разобраны.

Начальника автомобильной команды фата-офицеришку, яро ненавидящего Советы, постановили отправить на фронт или посадить под арест.

Связь с областью наладилась скоро.

Отовсюду запрашивали по телефону. Мы сообщали — что узнавали сами.

Между прочим, поздно вечером, местный железнодорожный комитет обратился с просьбой убедить Шуйский Совет снять свой контроль на станции.

От имени штаба, на свой риск, я снесся по телефону с Шуей, объяснил Совету, как обстоит дело с железнодорожниками у нас, указал, что мы работаем с ними в тесном контакте и считаем лишним свой контроль. Я предложил им немедленно снять контроль. Через полчаса местный железнодорожный комитет был извещен о том, что контроль в Шуе снят.

27-то, в 10 час. утра почтово-телеграфные рабочие и служащие прекратили работу.

Прекратили потому, что считали принципиально неприемлемым рабочий контроль.

Мотивировали уклончиво, неопределенно; соглашались, что главная причина не в технических неудобствах, не в том, что наши контролеры мешают работать, оскорбляют и проч.

Проскальзывала мысль о том, что Временное правительство является единственной властью, и иной власти они не признают. Они — частичка общего Союза, а ЦК в Москве распорядился прекратить работу немедленно, лишь только Советы поставят контроль. Они, следовательно, выполняли постановление ЦК, подчиняясь дисциплине, исполняя профессиональный долг. Но было тут что-то другое. Несколько человек главарей с кадетским образом мыслей подбивали, застращивали, вели за собою остальных. Надо было торопиться и принимать экстренные, решительные меры. Они предъявили свой ультиматум о контроле еще с 26-го числа, обозначив срок 12-ю час. дня 27-го. В 3 часа у нас было советское собрание. На это собрание мы и призвали их представителей дать точный, ясный, окончательный ответ.

Представителя они выбрали, по-видимому, неудачно. Многие потом от него открещивались и не считали для себя обязательным и приемлемым его заявления. Он заявил, что почтовики

1) поддерживают целиком Временное правительство;

2) будут работать на обе стороны;

3) будут отсылать каждую телеграмму по принадлежности, не извещая о том Совет.

По всем трем пунктам его разбили и поставили в такое положение, что он должен был признаться, что не стоит в лагере революционной демократии.

Члены Совета были возмущены до глубины души.

Приняли суровую резолюцию:

Разрешить пятерке, в случае необходимости, принять по отношению к почтовикам любые репрессивные меры, вплоть до ареста.

Представителю почтовиков поручили снестись с ЦК и известить о результатах Совет, который должен был собраться 27-го в 6 час. вечера. Но почтовики, не известив Совет, кончили работу 27-го в 10 час. утра.

28-го все они были арестованы на собрании и препровождены в Куваевскую столовую под стражу.

Ночью мы пошли вчетвером, — все члены Революционного штаба, — объяснить им серьезность положения.

Говорить пришлось, главным образом, мне.

Главной целью я поставил себе разъяснение разнородности интересов в их собственной среде. Разбил их на высших и низших, противопоставляя интересы одних интересам других, и внес таким образом дезорганизацию в пока еще единую их массу.

В горячке советских прений 27-го многие отрицали в почтовиках демократов. Это, разумеется, неверно: они в большинстве своем те же пролетарии.

Другой вопрос, — их общественная роль, степень пролетарской сознательности и активности в революционную эпоху.

Беседа, по-видимому, подействовала.

Под утро они прислали в штаб резолюцию, где указывалось, что они станут на работу в 9 час. утра, если только мы к рабочему контролю позволим им прибавить их собственный контроль. На этом согласились, и они стали на работу.

Но беда в том, что Иваново отрезано, изолировано и работать отчаянно трудно.

Вечером 30-го посылаем делегацию из трех человек в ЦК их профессионального союза: одного — от почтово-телеграфных служащих и рабочих и двух — от Совета.

Полк с нами. За несколько дней до переворота мы уже ходили по ротам и подготовляли солдат.

Всех рот здесь нет налицо, только три —11-ая, 12-ая и 14-ая. Из них вполне обучена и готова к бою одна лишь 11-ая.

27-го сместили и арестовали начальника гарнизона. Поставили нового, молодого штабс-капитана, который перед пятеркой ходит на цыпочках.

Днем устроили общий полковой митинг. Единогласно была вынесена резолюция о полном доверии и всемерной поддержке Совета.

Солдаты с нами; рабочие с нами; железнодорожники с нами. Объединились три огромные силы. Здесь на месте, ничего серьезного не предвидится, так как по первому требованию пятерки полк расстреляет толпу, идущую против Совета.

В эти последние дни близость Совета с солдатами особенно очевидна. Все время от штаба идут распоряжения в полк и распоряжения немедленно выполняются.

В полку был избран военно-революционный штаб в пять человек.

Теперь его раскассировали и власть исполнительную (по приказу пятерки) передали- комиссару, который информирует обо всем начальника гарнизона.

Солдаты держатся отлично.

В городе полное спокойствие.

Чувствуется, что власть в крепких, надежных руках солдат и рабочих.

Ходят всяческие слухи, но они разбиваются действительным положением вещей.

Пятерка, созданная Советом, была временным исполнительным органом. Она существовала всего два дня с небольшим — 25-го и 26-го.

27-го были созваны президиумы социалистических партий и общественных организаций (максималистов, большевиков, меньшевиков, эсеров, железнодорожного комитета, полкового комитета, городской управы, Исполнительного комитета Совета) для выборов нового исполнительного органа — штаба революционных организаций.

Меньшевики и эсеры отказались принять участие в работах нового органа. Меньшевики заявили о своем выходе из Исполнительного комитета Совета.

Заявив — те и другие ушли.

В состав штаба (семерки) вошли:

от Исполнительного комитета — Жугин, Фурманов,

от городского самоуправления — Киселев,

от железнодорожного комитета — Знойко,

от полкового комитета — Фаренкруг,

от большевиков — Шорохов,

от максималистов — Балакин.

Пятерка передала свои полномочия новому штабу в ночь на 28-ое.

Штаб является высшей властью в городе. В его полном и непосредственном распоряжении находятся все вооруженные силы.

Лишь только почтовики прекратили работу, — мы немедленно мобилизовали свой штат из рабочих. Это была торжественная, незабываемая и курьезная картина.