По волчьему следу - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И я согласилась с Фелицией Зигмунтовной.
- Епифан сперва пару дней в участке просидел. Все листал бумаги какие-то. Ругался жутко. Говорил, что отчетность тут из рук вон плохо поставлена. Что многие документы приняты, но не оформлены, что лежат заявления, да без номеров, ни дел по ним не открыто, ни даже проверок не проводилось. А те, что подшиты, так и вовсе с отписками глупыми, мол, пропавший отбыл по неустановленному адресу.
- Он список составил?
- А то. Дома сидел. Начальству звонил… тут телефон имеется. На первом этаже. Но за доплату, а то ж назвоните в столицы, мне потом разорение выйдет…
- Конечно, - заверил Бекшеев. – Я все понимаю. Авансом оставлю… рублей пять?
Фелиция Зигмунтовна кивнула и явно подобрела.
- Начальство, как я поняла, тоже не больно-то поверило. Фанька вроде как в отпуск отпросился. И требовали, чтоб возвращался.
- Как он пропал?
- Как, как… обыкновенно. Ушел из дома и не вернулся, - произнесла она несколько брюзгливо.
- Когда это было? Число? Время, когда он ушел. Утром или вечером? И говорил ли что-то перед этим? Раньше? Может, вел себя как-то необычно? Или что-то случилось в тот день, тоже необычное? Или обычное, но что-то, что запало в память? Или не в тот день, но накануне? Или вскоре после? Пусть даже не связанное с вашим братом?
Бекшеев протянул мне рогалик, мягкий и щедро посыпанный маком.
А вот Фелиция Зигмунтовна задумалась. Её глаза чуть прикрылись, и щеки слегка обвисли, отчего пудра на них пошла мелкими трещинами. Опустились уголки губ.
И выражение лица сделалось таким, словно она того и гляди расплачется.
- Довольный он был. Очень. Принес вечером бутылку вина. Пакость, конечно, из местной лавки. Но Фанька всегда жадноватым был, так что для него – шик. Себе налил. Мне. Сказал, что вскоре о нем заговорят.
- А вы не стали любопытствовать?
- Хотела, - она чуть поморщилась. – Да только он пришел уже навеселе. А он пьянеет быстро очень. И с того становится болтливым, что страсть… все говорил и говорил, но про ерунду всякую. Про деда вот своего, который Фаньку обидел. Про жену бывшую. Сбежала она с кем-то там… про дочек, которые его знать не хотят. Про соседей и собак соседских. Жить они ему мешали… про политику пытался. Но язык вскорости заплетаться стал, так что он за столом и отключился. Потом еще ковер испортил. Вывернуло его.
Фелиция Зигмунтовна повернулась к окну.
- Я тогда крепко обозлилась… сама же в комнату его проводила. Еле растолкала! Он ведь тяжеленный. И я – не девочка уже… но довела. В постель уложила. Воды вот поставила. Думала, что утром выскажу, как и чего…
- А утром?
- У меня с расстройства бессонница приключилась. Со мною оно частенько. Маялась, почитай, до рассвета. Уж и молока себе грела, и лавандовым маслом виски натирала. После уж не выдержала, приняла капелек… не люблю я их. После проснуться тяжко и голова болит. Но тут уж… проспала до обеда.
- А прислуга?
- Кухарка моя сказала, что Епифан снедать не стал. Велел в комнате убраться. Она еще возмущалась, что он себя уж больно по-хозяйски ведет. Вот… ну и в комнату заглянула, а там на ковре пятно такое, что и не оттереть. Я еще больше обозлилась. Думала даже от дома отказать, раз он так…
- А он не вернулся, - завершила я рассказ.
- Именно, - хозяйка сцепила руки. – Не вернулся. Я уже к вечеру поняла, что случилось неладное. В полицию нашу отправилась. Да там лишь посмеялись, мол, загулял мужик… его, оказывается, в кабаке видели. В «Веселом борове». Он там сидел с вечера, пил. И утром тоже похмелялся. Сказали, что проспится и придет. Что дело-то житейское.
Только не проспался.
И не пришел.
Зато кто-то подкинул Фелиции Зигмунтовне второй снимок.
- Я думала позвонить его начальству, но… - она заломила пальцы. – Побоялась. Понимаете? Все ж… у Епифана одно время имелись проблемы. Пил он… жена оттого и ушла. Занудный. Денег в дом не несет. Еще и пьет. Вот… он тогда вовсе едва работы не лишился. После и завязал-то. Я и подумала, а если снова? Если запил? Я шум подниму, а он отыщется, загулявший. И что тогда? Нехорошо получится. С начальством он и так поругавшись. Точно с работы попросят.
И в этом был резон.
Только сейчас Фелиция Зигмунтовна оправдывается не перед нами. Перед собой. Ей все кажется, что она проглядела, что если бы шум подняла, то и брат её троюродный жив бы остался.
- А потом уж я и нашла снимок этот…
- Когда?
- Понедельник… он в субботу ушел. А в понедельник вот… в газетах лежал.
- И вы…
- И я поняла, что… а что там еще понять можно было?! – выкрикнула она и тут же смутилась. – Извините. Нервы у меня… капли почти и не помогают. Еще со времен… прежних, когда супруг мой жил. Характер у него очень испортился. Сам не спал и мне не давал. Только прилягу, он тросточку возьмет и стучит. Тук-тук-тук по полу. А как руки отнялись, то орать начал. Выть. И главное, встанешь – он замолчит. Ляжешь… Вот… с той поры и бессонница. И голова теперь болит частенько. Я сперва хотела в полицию, да… поняла, что не станут они искать. Опять сошлются на зверей диких. Что, мол, напился, ушел в лес, там его медведи и задрали.
- А голову на пенек выставили? – не удержался Бекшеев.
- Поверьте, нашли бы объяснение… я и вспомнила, что… читала… намедни в газете было… старая газетенка, до нас свежие не сразу доходят. Но была статейка одна. Про безумца, который девиц душил. И про то, что его поймали. Жандармы. Из особого отдела.
- И вы решили отправить…
- А после еще одна статейка. Там князь Одинцов
