Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава - Александр Витт

— Она прекрасна, у меня даже в статусе так и написано, — засмеялась она.

— Можешь представить себе жизнь без Егора? Она по-прежнему будет прекрасной?

Это был не первый наш разговор на эту тему. Тяжелый и местами крайне болезненный для меня процесс выковыривания из её мозгов необходимых мне ответов вынимал из меня душу в прямом смысле. Время поджимало, а я всё никак не мог решить для себя простой вопрос: создал ли этот великий Сценарий новое ложное течение, и мне никого спасать не придется, либо это всё-таки Принцесса, которая вот-вот начнет вспоминать подробности. Последние часы в Выборгском замке должны были врезаться ей в память.

Но сегодня всё пошло немного не так. Она задумалась, и сразу глаза стали другими. В них появилась какая-то загнанность, она начала говорить отрывистыми рублеными фразами, с агрессивным напором. Я слышал эту интонацию уже много раз в своей жизни от многих людей, ошибиться было невозможно. Это означало только одно — страх. Очень сильный, стягивающий волю в точку. В таком состоянии она могла, лишившись чувства психологического самосохранения, выдумать любую правдивую ложь, которая прикрыла бы её чувство панического ужаса от того, что она потеряет живущего рядом с собой Бога. Думаю, и я мог бы поддаться этому, сразу не увидев причин — она была очень убедительной, когда этого хотела. Я ещё раз вспомнил взгляд Егора, которым он провожал меня тогда, в августе. Уверен, помимо того, что он полностью лишил Белку воли, навязав ей параллельную реальность, он ещё и предусмотрел симметричную резервную схему, которая должна сработать в минуту угрозы его влиянию. Именно сейчас она и действовала.

Он был сильным природным тёмным, такие сразу попадали в поле зрения братца Верховного, и он не отпускал таких людей из виду ни на минуту. Правда, наши визави никогда не использовали своих приспешников для прямого контакта, они просто не могли появиться на Земле ни в каком виде. Создавая свои Сценарии, они выстраивали их так, чтобы использовать природные человеческие слабости и наклонности, добиваясь нужного им результата. Поэтому Егор ничего не знал об осуществлявшихся сейчас Сценариях, что совершенно не мешало ему быть самым сильным игроком.

— Я боюсь. Я стала очень циничной, и мне проще никому не верить вообще. Я хочу верить тебе, но не могу… до конца. Поверить тебе — значит перестать верить ему, а я делала это в течение шести лет, и мне казалось, что я абсолютно, совершенно счастлива.

Отойдя от меня на несколько шагов, она очень убедительно мотнула головой, раскидывая волосы, и замолчала на полчаса. Когда она продолжила, тон её был уже другим.

— Ты спросишь меня, как я живу с человеком, которого очень боюсь. Я сама не могу ответить на этот вопрос. Думаю, что когда я пойму для себя этот странный факт, всё и кончится. Пока же я знаю только одно — я не могу на него сердиться. Может быть, это странно звучит, но не могу. Я могу простить ему всё, самые гнусные вещи. Мне проще, наверное, это сделать и думать, что он на самом деле такой, каким я представляла его всё это время. Иначе… иначе я должна, наверное, очень сильно испугаться. А я этого не хочу!

Она истерично засмеялась, что для неё было равносильно неконтролируемой панике. Тут я подумал, что даже если бы я вдруг, в горячечном бреду, и решил бросить это дело, теперь я этого не сделаю никогда, пусть бы мне приказал сам Экселенц. Также мне стало совершенно ясно, что изначальный план неосуществим в принципе. Просто так изменить реальность было невозможно. Нужно было не отвлечь Белку, нужно было дать ей то, без чего она просто умрет, — настоящую любовь, которая бывает на Земле у людей только один раз. Но для этого она должна вспомнить, что она, чёрт подери, принцесса Хелена Эстрельская, дочь короля Швеции Густава Вазы! её Высочество, а не простая затюканная домохозяйка!

В этот момент я очень пожалел, что родился Избранным, и для меня это чувство доступно несколько раз в жизни. Я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы больше никогда не увидел Верховного и дарил это чувство навсегда только ей, пока не умру.

Я знал, что страх в жизни людей — самой сильное чувство, сильнее, чем любовь. И это было самой большой моей проблемой, в конце которой совершенно явно была видна горящая фура и два трупа в старом японском внедорожнике. Защитная реакция — это нормально, мозг отсекает реальные факты для того, чтобы сохранить возможность стабильной работы.

Вдруг она подошла ко мне и обняла, стиснув до боли руки.

— Пожалуйста… пусть всё будет хорошо. Всё должно разрешиться само собой. Пусть он меня бросит, — она посмотрела на меня, будто ища в моих глазах поддержку её словам. — У меня не хватит на это сил — бросить его самой, а так я поплачу месяц, а потом — ты же будешь рядом?

Сомнения, сомнения… Обычно у главного героя с этим всё очень хорошо, то есть их с лихвой хватает на целую главу. Не минула и меня сия чаша. Видя, как мечется Белка между нами, я всё больше проникался этим настроением сам. В чем-то, безусловно, Егор был прав: я залез с ногами в некую семейную жизнь, плохую или хорошую, но главное — чужую. Одно дело, если бы наши отношения с Белкой ограничились флиртом и вытекающими из этого флирта лёгкими последствиями. И вполне может быть, даже наверняка, что задание Экселенца было бы выполнено. Лаврик, скорее всего, справится, и Егора в жизни Белки не станет достаточно быстро. А я буду рядом. И ситуация, вот в таком шатком равновесии, стабилизировалась бы на некое продолжительное время. Вполне может быть, такой облегченный вариант отношений устроил бы и её (она ведь была истинной женщиной и знала, что я к ней испытываю), но никаких последствий бы не принёс — мы по-прежнему засыпали бы в разных кроватях, и у нас были бы две, а не одна жизнь на двоих. Она стала бы свободна в своём выборе, не старайся я ей его навязывать в своём собственном лице. Такое поведение было для неё вполне естественно, и рано или поздно, привыкнув к этому, она пополнила бы ряды счастливых женщин, для которых брак — не обязательное условие существования. Никита бы рос с мамой и бабушкой, а мы с Белкой периодически бы созванивались время от времени и болтали ни о чём. Причем, правда, здесь агент Вольдемар, становилось совершенно неясно…

Все это было бы верно при условии, что она ничего не помнит. Абсолютно. Никто, никто не давал никаких прогнозов. Карпентер на прямые вопросы отводил глаза, его сотрудники вообще со мной не разговаривали под страхом лишения отпуска. Правда, существовала вероятность самого интересного развития событий, а именно, что Хелена — не персонаж «Выборга — Густава», а Игрок. С большой буквы «И». В эту версию укладывалось всё: и система сдерживания (Егор рядом, собственной персоной), и уйма недосказанного Экселенцем, и мое возвращение из вынужденной ссылки (в альтруизм шефа я не особо верил).