Опоздавшая - Оливия Голдсмит

— Не понимаю, почему ты не уволишь ее?

— Во-первых, потому, что она дочь Дефины. А во-вторых, если у нее получается, то получается прекрасно. И она не хуже любой другой модели. Мы потратили на тренировку шесть часов.

— Это ты потратила шесть часов. А она просто стояла и смотрела.

Карен снова вздохнула. Она считала, что лучше иметь мужа, который ненавидит трудных по характеру и темпераментных моделей, чем такого, который спит с ними. Но было утомительно выслушивать его сетования. Она и так устала… К тому же оставался только конец вечера, когда они оба не заняты, и надо использовать возможность поговорить с ним, поскольку на следующей неделе это не удастся: намечались презентация в Norm Со, последние приготовления к свадьбе Эллиот и участие в трех запланированных благотворительных вечерах. Они с Джефри стали видными общественными деятелями.

— Что Эрнеста оставила нам на обед?

— А что она всегда оставляет? Курица, тушеные овощи, салат. Чертово диетическое желе с разрезанными на тонюсенькие кусочки ягодами клубники: общее число калорий — шестьдесят три с половиной.

— Ты бы хотел изменить заказ?

— Нет, слишком много беспокойства. Я просто съем все и сниму проблему, — улыбнулся он. — А ты, наверное, проголодалась. Я знаю, чем угощает Белл.

У него была поистине замечательная улыбка. И каким бы раздражающим ни бывало порой его поведение, он почти всегда мог обезоружить ее этой своей чарующей улыбкой.

Выйти замуж за своего идола — большая удача для женщины, но это лишает ее определенных преимуществ. Карен обожала Джефри с момента первой встречи с ним. Он был всем, чем она не была. Он был из богатой семьи. У него был стиль. Он был очень привлекательным внешне. Получил хорошее образование: окончил Йельский университет по программе изящных искусств — ничего себе!

Они встретились, когда он таскался по трущобам Бруклина, изучая район и обучая дизайну в Пратте. Поначалу он не обратил внимания на непримечательную ученицу курсов одежды. Карен же была покорена его необыкновенной привлекательностью, его умом и стилем и решила, что это тот тип, за кем надо поохотиться. Ее охота удалась.

— Я подобрал экземпляры для Norm Со, — сообщил ей Джефри. — Помаленьку, помаленьку, но мы теперь выглядим совсем неплохо. Конечно, я переоценил инвентарь этак процентов на двести, но я заставлю их бухгалтеров найти деньги. Поверь мне, они не могут обвинить нас в нечестности. Разве что они будут считать нас далекими от реальности оптимистами.

Он поднялся и направился на кухню.

— И как много ты запросил с них?

— Вся штука в том, чтобы не называть свою цену. Пусть они сами назовут ее: я надеюсь, что они сделают серьезное предложение.

Карен улыбнулась. Ей припомнился анекдот о старом еврее, которого сбила машина. Люди бросились ему на помощь, накрыли одеялом, вызвали «скорую помощь». «Как ваше состояние? — спросили его. «Да на жизнь хватает», — ответил потерпевший. Богатые евреи, как она поняла, имеют свои понятия о том, насколько состоятелен человек. Карен считает, что они с Джефри уже богаты. Для Джефри же требуется заработать еще несколько миллионов, прежде чем он будет считать себя «состоятельным».

Помогая друг другу, они быстро накрыли на стол. Даже обедая без гостей, Джефри настаивал, чтобы еда подавалась на настоящем фарфоре и с дамасскими салфетками. Они пользовались столовым серебром и не обращали внимание на ворчание Габриель, которой приходилось его чистить. Но оставаясь одна, Карен ела прямо со сковородки над мойкой или лежа в постели. Джефри же был из тех солидных «взрослых» людей, которые ели только за обеденным столом. Карен издала глубокий вздох: она ненавидела всю эту суету вокруг еды. Но сейчас нельзя упустить шанса поговорить с мужем.

— Я была сегодня у доктора Голдмана, — сказала она и закусила губу.

Улыбка Джефри исчезла.

— Что еще надо делать? — спросил он, и горечь в его голосе заставила ее сжаться. — Клизмы с подогретым вином? Душ из кока-колы? О Карен!

Она попыталась улыбнуться.

— Хорошая новость: нам больше не надо ничего делать. И плохая новость: это потому, что ничего уже не поможет.

На его загорелом и красивом лице между бровями появилась небольшая вертикальная морщинка — единственный заметный знак зрелого возраста. Он провел рукой по своим густым с проседью волосам. Его глаза, такие прекрасные, ясного светло-голубого цвета, теперь затуманились.

— Извини, — сказал он, перегнулся через полированную плоскость стола и взял ее за руку. — Извини меня, — повторил он, уставился в свою тарелку, и несколько минут они сидели молча.

Еще давно, в процессе лечения и исследований на бесплодие, они заключили «настоящую сделку»: будет ли причина бесплодия в Карен или виновата окажется слабая сперма Джефри — в любом случае они не прибегнут к искусственному осеменению. Они считали, что аморально, не говоря уж о болезненности и унизительности процесса, тратить огромные деньги и усилия на производство собственного генетического продукта, когда мир переполнен детьми, от которых отказались родители. Глядя на склоненную голову Джефри и зная, что по ее вине они не смогут обзавестись ребенком, Карен гадала, не сожалеет ли он теперь о прошлом решении.

— Ты наелся? Хочешь чего-нибудь еще? — наконец спросила она.

— Только тебя! — сказал он. И взяв ее за руку, вывел из-за стола и повел по сверкающему паркету через холл в спальню. Там горел приглушенный свет, а кровать, выполненная в простом шейкеровском стиле, была накрыта ее любимыми Фретте-простынями.

Джефри подвел Карен к кровати. Остановился, притянул ее к себе. Прижался носом к ее шее и заговорил хриплым голосом:

— Малышка, все будет хорошо! Посмотри на все с лучшей стороны: никаких термометров, никаких процедур по календарю и сборов образцов спермы.

Он поцеловал ее в шею под затылком, и Карен почувствовала, как дрожь пробежала по спине.

— Вся моя сперма теперь только для тебя.

У него были длинные руки, и ей было так хорошо в его объятиях. Он был высок. Ей нравилось чувствовать себя маленькой рядом с ним. Она прижалась к нему всем телом.

— Знаешь, Карен, я люблю тебя, — сказал Джефри.

— Если любишь — докажи! — прошептала Карен, и они повалились на постель, изголодавшись друг по другу.

А потом… она лежала в его объятиях, завернутая в складки прекрасной простыни, и смотрела на его профиль. Он был совершенным, и если бы она могла отлить такой в золоте, то его приняли бы за профиль императора на римской монете. Карен провела рукой по груди мужа и дальше — по тонкой и мягкой полоске волос через живот и ниже — к паховой области. Ощущение было сладостным. Он был так сладок.