Тверская, 8 - Татьяна Устинова

Оглядывая свой обновленный магазин, Марина как будто ехидно спрашивала у них обоих, у того самого чиновника и непосредственно у Котлера – ну что, съели?! Дайте время, мы переоборудуем весь магазин, мы еще подучимся, поспрашиваем, посмотрим, поездим на выставки, прикупим оборудование, продлим время работы, заведем в компьютер весь ассортимент, переучим персонал, объединим в единую базу данные обо всех книгах, которые есть у нас на складах. Прикинем, оценим, придумаем новые отделы – хорошо бы антикварный! – поставим стеллажи с журналами, заведем фирменные пакеты, устроим специальные курсы, где будем учить молодежь продавать именно книги!

А унитазы пусть продает кто-нибудь другой!

Кстати об унитазах...

Один выдающийся экземпляр Марина на днях притащила из Швейцарии в буквальном смысле на руках. В книжном магазине в Медведково задумывалось литературное кафе – им хорошо, у них места много! – и Марина решила, что рядом с кафе, помимо обыкновенных мест общего пользования, нужно непременно оборудовать туалет для инвалидов. Но в Москве – и нигде в России – не продавали и не делали ни унитазов, ни поручней, ни пандусов, ни рычагов. Должно быть, в Швейцарии наличие инвалидов признавалось, и там, в Швейцарии, было принято им помогать и стараться сделать их жизнь чуточку проще, а у нас... у нас инвалидов нет!

Однажды в метро Марина услышала, как здоровенная запыхавшаяся деваха в сердцах громко сказала какому-то старичку, ковырявшемуся возле поручней с палочкой:

– Лучше б ты в молодости помер! – И, задев его монументальным плечом так, что со старичка упала шапка и носом он почти въехал в мраморную стену, двинула дальше по своим делам.

Марина сбежала по ступеням, подняла шапку, отряхнула и подала:

– Возьмите, дедушка...

– Спасибо.

Ему было, должно быть, лет двадцать, а может, и меньше, и он улыбался Марине веселой улыбкой, благодарный, что ему не придется тащиться вниз, спасать свою шапку.

– Простите меня, – сказала Марина и отвела глаза от юного улыбающегося лица.

– Да ничего.

Он нахлобучил шапку и снова заковылял вверх по ступенькам, тяжело опираясь на палку и еще подтаскивая себя правой рукой. Рука соскальзывала с гладкого поручня, и ему приходилось несколько раз перехватывать, чтоб не упасть.

Вот тогда Марина поклялась себе, что у нее в магазине все будет – и пандусы, и место, где посидеть, и специальный унитаз, будь он неладен!

Купить его оказалось не так-то просто, только по заказу, но Марине некогда было ждать, и она выпросила выставочный экземпляр, который не продавался, но она так убедительно просила, что швейцарцы, переглянувшись и пожав плечами, отдали ей этот, с витрины.

И она долго искала грузовое такси – мадам, вы уверены, что вам нужен именно грузовик? Мадам, это не слишком дешево! Мадам, может быть, вы оформите специальную доставку? И нашла, и потом базарила со службами в аэропорту, которые отказывались принимать в багаж такую громоздкую вещь, и снова убеждала, уговаривала, просила! А в Москве ее встретили Митя и шофер на магазинной «газели», и они втроем волокли коробку в человеческий рост сначала по асфальту, потом по снегу, а потом, откинув борт, грузили в кузов – мужики подавали, а Марина принимала!

Теперь Марина была очень озабочена тем, чтобы с таким трудом добытый унитаз правильно и грамотно установили – до этого ей тоже было дело.

– Пойду туда, Марина Николаевна, – сказала Катька и стала спускаться по ступенькам, – сил моих больше нет. Вы посмотрите, сколько народу!..

Вечером был «пир на весь мир», как это называл Матвей.

В столовой, которую отремонтировали в первую очередь, чтобы люди в обед отдыхали, а не раздражались, были накрыты столы, уходившие за горизонт. Приглашенные повара – пир так пир! – сбились с ног.

В магазинном пищеблоке праздновали продавцы, кассиры, товароведы, охранники, грузчики, шоферы, банкиры, страховщики, один министр, одна вице-спикер с мужем, глава аудиторской конторы, несколько сенаторов, издатели и пара знаменитых писателей, враждовавших между собой. Марина знала, что они враждуют, но все равно позвала обоих, и не ошиблась. В два счета они надрались и принялись длинно, интересно рассказывать друг другу и всем желающим слушать историю русской и мировой литературы. Они были веселые, умные, начитанные, молодые и талантливые мужики, которые нынче, в подвале книжного магазина «Москва», решительно не могли вспомнить, из-за чего они враждуют, и, наговорившись, затянули песню «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!», ибо именно эту песню затягивают на всех мероприятиях, где хорошо сидится, весело пьется и вкусно естся!..

– Спасибо всем, – сказала Марина Николаевна, когда в пятый или восьмой раз пришла ее очередь говорить тост, – еще раз всем большое спасибо! Всем, кто в нас поверил, кто не побоялся дать денег в кредит, кто ставил нам новое оборудование, кто писал компьютерные программы! Спасибо всем, кто помогал, и всем, кто работал день и ночь для того, чтобы сегодня этот зал открылся. И еще я хочу сказать, что это только начало. Все самое главное впереди!..

5

«А где учебники?»

«В следующем зале. Там написано „Учебная литература“.

«Спасибо».

«Я просил Платона, Аристофана и Софокла, а мне принесли только Софокла!»

«Одну секундочку, пожалуйста».

«Девушка, девушка, а где алгебра для седьмого класса?»

«А мне бы КЗОТ и Конституцию Российской Федерации!»

«Девушка, а у вас есть обычные книжки... я забыл, как называется... ну, чтобы просто почитать!»

Вдруг ни с того ни с сего прилетела подруга Маня. До визита писателя Анатоля Гросса оставалось полчаса.

Рита заглянула в дверь и сказала весело:

– Марина Николаевна, к вам Маня Поливанова.

Маню все называли Маней и неизменно радовались ее приезду – такое она производила на людей впечатление.

Следом за Ритой в дверь просунулась Манина краснощекая улыбающаяся физиономия – не в силах ждать за дверью просто так, Маня уже сняла куртку и держала ее в кулаке, и пританцовывала от нетерпения, каблуки цокали, как будто лошадь гарцевала в приемной.

В Мане был метр восемьдесят, и она неизменно надевала каблуки, чем выше, тем лучше.

– Ты не представляешь, – говорила она Марине Николаевне, тараща правдивые глаза, – как я всю жизнь мучилась!

Марина никак не могла поверить, чтобы Маня всю жизнь мучилась, но та кивала, подтверждая – мучилась, мучилась! – и откусывала от шоколадки. Она все время поедала шоколад.

– Все мужики всегда были ниже меня! Ну, всегда! Я в школе была... как это... я забыла... правофланговая, вот кем я была! Я стояла, как дура, самая первая, и все остальные были ниже меня, и на танцах меня никогда не приглашали! И только теперь я поняла, что метр восемьдесят – это не моя проблема, это проблема тех, кто ниже!

Марина вылезла из-за стола, схватила гарцующую лошадь Маню за руку и втащила в кабинет:

– Да входи уже!

– Да я без приглашения не могу! Ты же знаешь, я деликатная.

– О, да! – согласилась Марина Николаевна. – Кофе, Ритуль! Дай Мане кофе поскорее!

Маня не только ела шоколад, но еще пила кофе и непрерывно курила. Собственно ей, одной из немногих, разрешалось курить в Маринином свежем, чистом, белом кабинете, где бычки в пепельнице казались святотатством и оскорблением.

– Марина, скажи, что будет? – потребовала Маня, бросаясь в кресло. – Только честно, как на духу!

– А что... будет? – не поняла Марина.

Маня вытаращила на нее глаза, словно на полоумную.

– Как?! Кризис на дворе, катастрофа! Все радиостанции говорят, что скоро конец света. Может, уже пора в пензенскую губернию, в пещеру?

Марина покатилась со смеху:

– Еще пока рано. Я тебе тогда позвоню, вместе поедем!

Маня, позабыв про кризис и катастрофу, вдруг заныла:

– Слушай, ну, когда, когда мы с тобой уже куда-нибудь поедем, а? Я больше не могу! У тебя есть книжный магазин в Тамбове? Или в Сердобске?

Марина подумала немного.

– В Сердобске нет, а вот в Смоленск мне надо. Поедешь?

Маня, отхлебнув из чашки, которую перед ней поставила Рита, истово закивала.

Маня Поливанова писала романы. Их издавали, продавали и даже читали, и время от времени Марина брала Маню с собой... проветрить.

Марина, больше всего на свете любившая дорогу, большие скорости, новые места и приключения, по своим многочисленным книжным делам старалась ездить только на машине, ну, если не три тысячи верст, конечно, и в лице писательницы Поливановой всегда встречала полное понимание и поддержку.

Писательница Поливанова была готова ехать куда угодно, лишь бы подальше и лишь бы посильнее трясло!

Таким образом за лето им удавалось съездить на Волгу, потом в Архангельск, заехав по дороге в Мурманск и Питер, потом в Суздаль, ну и во Владимир, конечно, а на закуску в Михайловское, глотнуть пушкинского воздуху.