Год спокойного солнца - Юрий Петрович Белов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С Брайнером они познакомились осенью, когда Фрэнк Пэттисон случайно забрел сюда, почувствовал вдруг непонятную притягательную силу этого места и стал приходить, чтобы побыть одному среди тишины и запустения. Видимо, Брет заприметил его и пришел узнать, что нужно здесь незнакомцу. Он пролез сквозь ограду (был там у него отогнутый прут), подошел без стеснения и сказал, приложив пальцы к шляпе:
— Привет. Из полиции?
— Нет, — ответил Фрэнк.
— Я так и подумал, — кивнул тот и пошел рядом. — Частный детектив.
— Тоже нет, — улыбнулся Фрэнк.
— Чего же тогда?
— А так — гуляю, и все.
— Понятно. Бывает, приходят гулять и на кладбище. Кому где нравится.
Был он высок, худощав, чуть сутуловат, но широк в кости, с крепкими руками. Глаза смотрели спокойно, без особого интереса. На вид ему было лет под пятьдесят, но могло быть и больше, потому что люди, работающие ка свежем воздухе, часто выглядят моложе. Но о том, где он работает, Фрэнк узнал чуть позже, а сразу по привычке попытался угадать его профессию и ошибся — решил, что каменщик или докер. Комбинезон у него был такой, как у докеров.
— А вы что здесь? Тоже гуляете?
— Я? — переспросил тот и тихо засмеялся. — Нет, я здесь работаю, — и кивнул в сторону кладбища. — Брайнер. Брет Брайнер, бригадир могильщиков.
И сказав это, быстро посмотрел на собеседника: как тот воспринял новость.
Пэттисон развеселился и тоже тронул пальцами поля шляпы:
— Очень приятно. Как утверждал датский принц Гамлет, нет более старинных дворян, чем садовники, копатели канав и могильщики. Меня зовут Фрэнк Пэттисон. Литератор. Надеюсь, когда я умру, вы приготовите мне уютную могилу.
— Это как водится, — серьезно ответил Брет. — Плохих могил не делаем, а уж для знакомого постараемся более, если клиент знаком с особами королевской крови. Вы в самом деле встречались с этим принцем?
Фрэнк захохотал и даже захлопал в ладоши от удовольствия:
— А как же! По воскресеньям играем с ним в крокет. У Гамлета, знаете, чертовски верный глаз и твердая рука.
Брет вздохнул и угрюмо замолчал.
Потом он стал выходить через свой лаз, если был свободен, и с полчаса прогуливался вместе с Фрэнком, чаще всего молча, просто отдыхал.
Когда Пэттисон признался ему, что собирается в Африку, Брет не выразил ни удивления, ни любопытства, сказал только:
— Значит, на родину.
Эти слова обидели Фрэнка. Ему вообще не нравилось, когда напоминали, что он негр.
— Я родился в Штатах, — ответил он раздраженно.
— И отец мой родился в Штатах, и дед…
— Ладно, чего там, — примирительно отозвался Брет. — Я другое имел ввиду. А потом — какая разница, кто где родился. Гораздо важнее, где тебя похоронят. Если на хорошем кладбище — это одно, а если на каких-нибудь задворках — совсем другое. Кладбище ставит последнюю точку. Кто что заслужил.
С тех пор они не виделись. Уже с час бродил Пэттисон по обледенелому причалу, порядком продрог, а Брайнер так и не вышел. Вообще-то он совсем не был нужен, но какая-то обида появилась: могильщик и тот относился к нему свысока только потому, что белый. Для такого утверждения не было никаких оснований, Фрэнк это понимал, но обида не проходила.
Он уже повернулся к выходу, когда его окликнул знакомый хрипловатый голос:
— Хэлло, маэстро! С приездом!
Брет словно выплывал из тумана. Что-то новое появилось в его облике, хотя одет он был как всегда — в теплый комбинезон и широкополую шляпу.
— Привет, — улыбнулся Фрэнк. — Как вы тут? Как провели праздники?
— Какие у нас праздники, — пожал плечами Брет.
— Люди мрут не только в будни, и их надо хоронить. А в такую погоду разве работа. Это сегодня потеплело, а то земля промерзала на двадцать дюймов. Сплошной лед. Приходилось отогревать горячими углями. Землеройка как назло испортилась, а вручную попробуй подолби. Но каждого похоронили честь по чести. А как вы? Поездка удалась? Небось уже настрочили ни одну статью.
Говорить о своей работе Фрэнк не любил, а с этой, книгой вообще получилась ерунда. Когда шеф посылал его в страны, примыкающие к великой пустыне, он не ставил никаких необычных условий: надо написать голый репортаж. Ну, разумеется, небольшой экскурс в историю, ссылки на исследования ученых, но главное — то, что увидит собственными глазами. Человек перед лицом пустыни — вот и все. Шеф пошутил: «Могу безвозмездно подарить эпиграф к вашей будущей книге. Из Шатобриана: „Леса предшествуют цивилизации, пустыни приходят после нее“». Пэттисон поехал со спокойным сердцем. А вот теперь вдруг новый поворот: в книге должно быть показано, что в единоборстве человека с природой социальный, политический, общественный строй не играет никакой роли. Перед пустыней все равны — и дикие кочевники, и могущественные корпорации свободного мира, и коммунистические пятилетки. «Должна получиться потрясающая вещь, — с ободряющей улыбкой сказал ему редактор. — Любой тираж разойдется быстрее самых модных комиксов».
— Вся работа впереди, — ответил Пэттисон Брайнеру.
— Зато получите кучу денег, — успокоил его могильщик. — Когда знаешь сколько заработаешь, и дело идет веселей, верно? Вас небось и хозяин балует. Наверное делает щедрые подарки на рождество. Что в этот раз?
— Глаза его азартно заблестели.
Слово «хозяин» неприятно резануло слух. Пэттисон причислял себя к людям свободных профессии, гордился этим, а сейчас вдруг подумал с