Клиника С..... - Андрей Шляхов

— Зато теперь, Ритуль, можно поставить точку в вопросе, кто умнее — терапевты или хирурги.

— И кто же умнее?

— Хирурги, потому что они будут вдвое дольше учиться в ординатуре. Кто больше учится — тот умнее, так ведь?

— Не факт, Отари! Кто больше знает — тот умнее. Но ведь несправедливо, согласись…

Министерство объявило, что планируется увеличение срока ординатуры для хирургов. До трех, четырех или пяти лет в зависимости от конкретной специальности. Было еще сказано, что в дальнейшем планируется полный отказ от годичной интернатуры как явно недостаточной для подготовки современного квалифицированного врача и повсеместный переход на ординатуру.

Все министерские нововведения непременно обсуждались в ординаторской. Довжик воспринимала все новое, что называется, в штыки, Микешин пытался найти во всем рациональное зерно, а Капанадзе оценивал любое новшество с экономической точки зрения и, если оно было не выгодным, а затратным, пророчил ему скорую смерть. Попутно он подливал масла в огонь своими шуточками. Моршанцев в спорах обычно не участвовал, потому что не видел в этом никакого толка. Другое дело — обсудить интересного в клиническом плане больного или послушать рассказ Микешина о поездке на Кубу…

— Почему несправедливо — по отношению к терапевтам?

— По отношению к хирургам, Отари! Что такое ординатура? Два года полуголодного состояния! Получаешь смешные деньги, работаешь как вол…

— Это в лучшем случае получаешь, а если ординатура платная…

— То вообще труба! А вот тебе, кстати, еще один довод! Средняя стоимость года в ординатуре три штуки баксов. Почему терапевт может «обординатуриться» за шесть штук, а хирург за двенадцать-пятнадцать? Нет, я ничего не имею против долгой учебы, врач вообще всю жизнь учится, иначе никак, но голодать пять лет…

— Что, так сразу «голодать»? — флегматично удивился Микешин и посмотрел на Моршанцева. — Вот вы, Дмитрий Константинович, в ординатуре голодали?

— Ну ты сравнил! — Довжик всплеснула руками. — Доктор Моршанцев москвич, единственный сын у родителей. И жить есть где, и кусок хлеба всегда найдется!

— Какое у Риты доброе сердце! — притворно восхитился Капанадзе. — Так посмотришь — безжалостная женщина, а как переживает за каких-то незнакомых ей ординаторов! Если хотите знать, то никто ничего увеличивать не станет. Как подсчитают, во что это обойдется, так вздрогнут и забудут. Даже платная ординатура не покрывает расходов на себя… Я вам так скажу, говорить они могут что угодно, но в результате не от интернатуры откажутся, а от ординатуры!

— Почему? — хором спросили Довжик и Микешин.

— Потому что это выгодно! — Капанадзе потер большим пальцем правой руки о средний и указательный. — Экономика должна быть экономной.

— Ты хочешь сказать, что кардиохирургов или нейрохирургов будут готовить за год? — недоверчиво спросил Микешин.

— Оставят платную ординатуру за большие деньги, — ответил Капанадзе. — А потом разве за год нельзя научить азам специальности? Не дворника же учить, а человека, который окончил медицинский институт, ходил в кружок, дежурил, узлы научился вязать и скальпель держит не как вилку… Вы посмотрите, чем два года занимаются наши ординаторы. Есть такое хорошее русское слово: «слоняться». Вот они слоняются туда-сюда, сюда-туда. А можно посмотреть? А можно подержать? Пять лет станут так слоняться — вообще забудут все, чему в институте учили.

— А вот в Америке… — начала Довжик.

— В Америке не был, ничего сказать не могу, — перебил Капанадзе. — Только уверен, что как о наших врачах нельзя судить по сериалу «Интерны», так же об американских нельзя судить по «Доктору Хаусу».

— Да у доктора Хауса команда дебильнее, чем у доктора Быкова! — пренебрежительно скривилась Довжик. — Нас за такие диагностические поиски убили бы еще на пятом курсе. Кстати, а что, восьмой сезон действительно будет последним?

— Говорят, что да, — ответил Микешин, так же, как и Довжик, регулярно смотревший «Доктора Хауса». — Но про седьмой то же самое говорили…

— Ирина Николаевна не …? — старшая медсестра остановила взгляд на Микешине. — Михаил Яковлевич, у вас, то есть у нас, чэпэ. Елонов сбежал…

— Как — сбежал, Анна Анатольевна? — Микешин встал, да так и застыл стоя. — Куда он мог сбежать? Может, в туалете засиделся?

— И туалеты обшарили, и все отделение, и в тумбочку заглянули — там пусто.

— А что соседи?

— Михаил Яковлевич! — Алла Анатольевна укоризненно посмотрела на Микешина. — Вы же лучше меня знаете, кто там соседи. Гамбаров целыми днями спит, Малыгин слепой и глухой, а Юферов был на процедурах… судя по всему, он после вашего ухода и слинял.

— В спортивном костюме?! — Микешин достал из папки с номером «12» историю болезни и заглянул в конверт, приклеенный на предпоследней странице. — Расписки нет… значит, одежду забрали родственники.

— Они же ее и принесли, — подсказала старшая сестра.

— Я позвоню! — Микешин переставил городской телефон со стола Капанадзе на свой, сел, снял трубку и начал набирать номер, указанный на титульном листе истории болезни.

— Лучше позвоните с мобильного, — посоветовала Алла Анатольевна, продолжавшая стоять в дверях. — Номер ординаторской все знают…

— Да, лучше звонить с незнакомого номера, — спохватился Микешин.

Он достал из кармана халата мобильный телефон и начал лихорадочно жать на кнопки.

— Подождите, Алла Анатольевна, не уходите…

Довжик и Капанадзе смотрели на Микешина сочувственно.

«Чего он так всполошился? — подумал Моршанцев. — Ну сбежал и сбежал, с кем не бывает. Отделение — это же не тюрьма. Записал в историю болезни, и всех делов…»

— Алло! Здравствуйте! С вами говорят из института кардиоло… — Микешин сунул телефон в карман, вздохнул и доложил: — Отбой дали.

— Что и требовалось доказать! — сказала Алла Анатольевна и ушла.

— За что мне такое наказание? — Микешин в сердцах стукнул кулаком по столу. — Ай, Елонов, Елонов, ну и скотина! А такой был вежливый…

Микешин полистал историю болезни Елонова и вышел из ординаторской.

— Сейчас сестры получат! — многозначительно сказала Довжик.

— Как бы Миша сам не получил, — ответил Капанадзе.

— «Я убегу от тебя и побреду по пустынной ночи… — негромко пропела Довжик, отбивая такт ногой. — Я не могу тебя ждать…»[10]

— А можно узнать, почему такой переполох? — спросил Моршанцев. — Ушел, и ладно… Баба с возу — кобыле легче.

— Это был платный пациент, — объяснил Капанадзе.

Он встал, шагнул к столу Микешина, взял историю болезни, показал Моршанцеву титульный лист и вместе с историей вернулся на свое место.

— Вот, написано — гражданин Украины, постоянно проживает в Харькове.

— А по нашим правилам, — вмешалась Довжик, которой непременно надо было находиться в центре внимания, — при госпитализации вносится авансовый платеж из расчета среднего количества койко-дней, а в договоре указывается, что окончательный расчет пациент обязуется произвести при выписке.

— А кардиостимулятор?

— Кардиостимулятор, естественно, покупает пациент, мы только говорим, какой нужен. Но ведь кроме этого проводится обследование, назначаются какие-то препараты, вот за это надо доплачивать по факту.

— Лучше было бы брать при госпитализации с запасом, а потом возвращать неиспользованные деньги, — сказал Капанадзе. — Одно время Кирилловна проталкивала эту идею, но бухгалтерия ее зарубила на корню. Сказали, что это очень сложно, что…

— Короче — не захотели заморачиваться с возвратами! — На лице у Довжик было написано: «Вот, одни мы работаем, а все остальные только дурака валяют». — А мы отдуваемся. Выписки не отдаем, пока не оплатят, но нужны им эти выписки? Отари, а с чем этот Мишин фрукт лег?

— Три эс у.

Термином «три эс у» в отделении обозначали синдром слабости синусового узла, предпочитая его не вполне бонтонной аббревиатуре СССУ.

— И давно?

— Девять дней, считая сегодняшний.

— Тысяч двадцать, если не тридцать, он сэкономил, — со знанием дела сказала Довжик.

— Но ведь можно сообщить в милицию, то есть — в полицию, — Моршанцев не совсем еще привык к новому названию стражей порядка. — Если есть договор, есть свидетели…

— Ах оставьте вы свои идеалистические замашки! — Довжик пренебрежительно махнула рукой. — Кто этим будет заниматься? Что, думаете, потребуют его выдачи у Украины? Был бы он москвичом — еще можно было бы что-то сделать, но москвичи предпочитают лечиться условно-бесплатно…

«Условно-бесплатно» следовало понимать как «на бумаге — бесплатно, а на деле — платно».

— Так что теперь будет всем причастным не только на орехи, но и на сухофрукты тоже, — Капанадзе выпятил нижнюю губу и покачал головой, давая понять, что достанется этим самым причастным крепко. — Вот увидите — премии со всех поснимают в три раза больше ущерба, а то и в четыре.