«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны) - Губернаторов Николай Владимирович

Я был потрясен и тронут не только любовным признанием Натальи Васильевны, но и глубиной и правдивостью ее откровенных суждений. И чтобы как-то приглушить сумбурно захлестнувшие меня мысли и чувства, я долго плавал в холодной воде Днепра и, видимо, от этого переохладился, так как не мог согреться на берегу.

По пути на квартиру к Наталье Васильевне я чувствовал озноб и лихорадочную дрожь, что как медик она не могла не заметить. Придя в квартиру, Наталья Васильевна взялась греть воду, чтобы я мог согреться теплым душем. Но затем, измерив мне температуру, она расстроилась. Температура была высокой.

«Нет, душ не поможет. Я по-другому буду лечить вас», — взволнованно и заботливо сказала она. Согрев чай и заправив его малиновым вареньем, она добавила в кружку несколько ложек медицинского спирта и заставила меня выпить три кружки этого горячего напитка. Уложив в постель, Наталья Васильевна стала укутывать меня теплым одеялом, приговаривая: «Вот так я лечила папу, когда он возвращался замерзший с зимней рыбалки». Затем, когда я согрелся, она натерла меня до пояса медом, дала таблетку аспирина и, поцеловав в щеку, сказала: «А теперь усните, пропотейте, и простуда пройдет, а я пойду приму душ». Охваченный теплом и заботой, я задремал, сколько спал — не знаю. Видимо, недолго, так как, открыв глаза, я увидел, как надо мной склонилась Наталья Васильевна, ощупывая мой лоб. Она была после душа в халатике, распущенная коса струйками ниспадала на голую грудь. Видение этого чуда красоты покорило меня, я инстинктивно привлек ее к себе и не помню, как мы сплелись в любовном порыве. Я смутно различал какой-то шепот и тихий, протяжный стон.

Опомнившись, мы лежали, влажные от пота. Поцеловав меня, Наталья Васильевна с улыбкой проговорила: «Впервые в жизни я побывала в любовной Сахаре». Сменив влажные простыни и пожелав доброй ночи, она ушла в свою комнату. А я уснул крепким сном.

Обращение «Неверного». Неожиданная разлука

Утром я проснулся совершенно здоровым. Попив чаю, я проводил Наталью Васильевну до ортскомендатуры и на их машине уехал к себе.

В связи с подготовкой наступательной операции вермахта на Курской дуге, в «особом лагере МТС» шла лихорадочная работа по заброске агентуры в тылы Красной армии Западного и Брянского фронтов русских.

Всю эту неделю я был занят вербовкой новой агентуры, чтобы пополнить четыре роты добровольцев, ускоренно обучаемых в диверсионной школе.

Вечером, перед сном я обычно брал гитару и под впечатлением любовной встречи и пережитого наслаждения с Натальей Васильевной напевал себе любимые романсы. Одновременно размышляя, я пытался понять секрет необычного сексуального дара любви Натальи Васильевны. Мне казалось, что в отличие от всех прошедших через меня женщин, у которых почти всегда ощущался разлад души и тела, она обладала удивительной гармонией духовного и телесного начала. Душа, как энергетическая емкость, всегда подвижна. Душа постоянно чего-то хочет, а тело вследствие своей неуклюжести инертно и не всегда способно ответить взаимностью на зов души. Гармоничное единство наступает тогда, когда душа обращается к своему телу и требует от него соответствия. Тогда тело смотрит и откликается на зов неуемной души. Изначальный совет и порыв к желанию любви человек находит у души, а лучшее средство — у самого тела.

У Натальи Васильевны чувствовалась бережная забота о своем теле. Она не пьет энергию, а отдает. Но, отдав энергию, она приумножает ее в себе. Наверное, думалось мне, таким талантом обладают только русские женщины.

В радостном томлении я постоянно жаждал встреч и общения с Натальей Васильевной. Поэтому, когда удавалось выкроить свободное время, я наведывался к Наталье Васильевне, часто ночевал у нее, привозил в лагерь, где она свободно беседовала с командирами рот и их подчиненными.

Как-то в один из свободных дней, в субботу, я встретил Наталью Васильевну после работы, и мы пошли пешком к ней домой. По пути мы наблюдали картину разграбления всего того, что немцы не успели вывезти в Германию задвагодахозяйничанья в Смоленске. В кирпичных зданиях команды военнопленных под охраной солдат вырезали автогеном железные балки, трамвайные пути, мачты освещения и грузили все это на автомашины для отправки в Германию. Такие же команды сдирали медную кровлю с крепостных башен и стен Кремля. Подъемным краном волокли бронзовый памятник Кутузову к машине, на которой уже валялись чугунные пушки с памятника войны 1812 года. Проходя мимо драматического театра, мы увидели, как из него выносят мебель и осветительную аппаратуру, у подъезда валялись груды поломанных декораций.

От всего увиденного у Натальи Васильевны из глаз катились слезинки и она вытирала их платочком.

«Ограбили все села, и город превращают в пустыню, — прервав молчание, глухо проговорила Наталья Васильевна. — Вам не кажется, что они собираются драпать?» — спросила она.

«Похоже, что да», — ответил я неопределенно. Когда мы дошли до ее дома, Наталья Васильевна остановилась и, как мне показалось, взволнованным голосом сказала:

«Вы извините, но я должна вас покинуть, так как мне нужно зайти в соседний дом к больной женщине — папиной знакомой и сделать ей перевязку. Но прежде чем расстаться, я хотела бы предложить нечто важное для вас, да и для меня тоже. Я прошу вас выслушать меня и основательно подумать».

Она глубоко вздохнула, твердо и проникновенно заговорила:

«Юрий Васильевич, я обращаюсь к вам с любовью и глубоким состраданием. Вы человек с Божией совестью, чести и долга. А все творения человека немыслимы, если он сам себе не повелевает. Я прошу вас: укротите свою гордыню, освободите душу от зла, искупите свой грех и покайтесь перед Богом — ведь смиренных Господь хранит и прощает. Прикажите себе быть среди истинных служителей Отечества, среди подлинных защитников Родины. Ваше место не здесь, а среди них, и они вас ждут».

Переведя дыхание, она, чеканя слова, продолжала:

«В воскресенье с двух часов дня на 15-м километре Смоленско-Рославльского шоссе… Там есть склад заготовленного леса для шпал. Его будут охранять два полицая. Это наши партизаны: высокий с усами — Иван, а второй, пониже ростом, с бородкой — Савва. Вы подъедете к ним, спросите их имена и скажете, что вам надо встретиться с Анкой (это мой псевдоним). Они проводят вас на машине, куда надо. Я там буду вас ждать до понедельника. До встречи. И храни вас Господь!»

Она поцеловала меня и ушла. С тех пор я ее не видел. И только здесь, в Управлении контрразведки 1-го Белорусского фронта я узнал, что она выброшена в тыл вермахта на задание.

…В первый момент по дороге в лагерь я был в шоке и даже не воспринимал сладость теплого прощального поцелуя.

Осмысление: слишком большой риск

Продолжение допроса Ростова-Беломорина:

Вопрос: Как вы восприняли предложение Мезенцевой и как объясните отказ принять его?

Ответ: Первое поспешно слепое решение, которое пришло в голову, было уйти к партизанам, захватив картотеку агентуры и быть только вместе с любимой женщиной. Но затем, успокоившись, я стал размышлять. Меня захлестнули мысли о ее предложении: как оценить реальность осуществления, что ждет меня, и многие другие вопросы, на которые я пытался найти ответы.

Затем, уже в квартире, я начал профессионально и логично обдумывать всю ситуацию.

Во-первых, совершенно ясно, что Наталья Васильевна работает на русскую разведку и была умело внедрена в ортскомендатуру, что позволило ей под крышей переводчицы собирать разведывательные сведения не только о немецких учреждениях, но и о войсках и оборонительных сооружениях вокруг Смоленска. Связь со своим разведцентром, видимо, она поддерживала с помощью курьеров-связников через один из партизанских отрядов, откуда донесения передавались по рации в разведцентр.

Вероятно, мой переход на сторону Красной армии был согласован и с разведцентром, и с партизанами. Но при этом мне было непонятно, почему она не привлекла меня к работе здесь, в Смоленске. Вдвоем с Натальей Васильевной мы могли бы более эффективно помогать Красной армии. Возможно, Наталья Васильевна имела еще и другое задание, о котором я узнал позже.