Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

Сойдя с автобуса, я перешел проспект, направился к дому. Впереди передвигалась в шубе женщина с ребенком. Дорожка за пятиэтажкой скатывалась под некрутой уклон. Правую руку у меня оттягивала сумка с книгами. Я о чем то думал, потому что увидел «Волгу» после обгона женщины. Автомобиль стоял у обочины, но по курсу, возле торца дома, расставил ноги под два метра широкоплечий парень. Дверь машины была приоткрыта, на землю опустилась нога в черной брючине. Я все понял. Поставил сумку у перил из железных труб. Из кармана курточки выхватил единственное оружие. Сорвал присохший колпачок. Враскачку двинулся на противника. Если бы отморозки заметили паническое движение, уделали бы. Но я пер напролом, за мной была моя жизнь, вперед толкало презрение. И амбал не выдержал. Что испугало, решительный вид, спуск, сделавший фигуру в джинсовой куртке с изнутри подшитыми плечиками похожей на фигуру одного из братьев Кличко, не так важно. Может, заставило дрогнуть шило в руке, шедшая сзади женщина с ребенком. Последняя протащилась мимо, так ничего не заметив. Амбал суетливо проскочил к машине, захлопнул дверь. Из кабины с поднятыми стеклами пучились несколько пар глаз. Вспорхнув мотором, «Волга» сорвалась с места.

Через два дня квартиру обнесли как сваренное вкрутую яйцо. Войдя в темный подъезд — лампочки вворачивал чуть не ежедневно — выставил вперед локоть левой руки, в правой с тесемками от сумки было зажато шило. Наощупь поднявшись к площадке, принялся тыкать ключами в замочную скважину. Дверь странно зашевелилась. Нашарил ручку, потянул на себя. Дверь открылась со скрипом, будто ее перекосило. Ни зги. Соседи бронировались с приходом с работы. Тишина. Внутренняя оказалась распахнутой. Включил свет. Увидел русский патриотизм: бей своих, чтобы чужие боялись. Каждую книжку из приличной библиотеки растрепали, отбросили на середину комнаты. Дверцы в шкафах раскурочены, содержимое перетрушено, протоптано грязной обувью. Кровать с матрацем распороли, разломали. Телевизор в куче на полу, магнитофона нет. Ни цепочек с серебром, ни часов, коллекции монет с марками. Ни зимней одежды с ондатровой шапкой. Ничего. Не в первый раз. Хотелось зарычать: сколько можно! Мне вас уже не жалко. Не желаю взывать к Богу, потому что не совершил греха. А наказан.

Пройдя в квартиру, я впал в оцепенение. Лишь голова раскалывалась от непрошено возникающих мыслей. Двери оставались открытыми. Я думал, что для людей Хозяин один — Бог. Судьба каждого в его руках. Если человек споткнулся, сломал руку или ногу, кто виноват? Кто подложил камень на дорогу в тот момент, когда он стремился к мечте? Был-была кормильцем в семье? Кто наградил смертельной болезнью, отобрал единственного ребенка, лишил нажитого? Сам человек? Невнимательность, глупость? Где был Бог, к которому тянутся, просят здоровья и благополучия? Он добровольно возложил на себя обязанности заступника живого существа, вошел в каждый дом, в душу. Наконец, Он взял на себя грехи человеческие. Почему Он не убрал камень, помешавший осуществить мечту? Почему не излечил от смертельной болезни? Значит, надо не взывать бесполезно к Богу, а винить его в своих бедах. Так будет правильнее.

Господь любимые создания заставляет страдать. Чем больше любит творение, тем сильнее бьет. Отсюда неутешительный вывод, тот, к кому тянемся всеми фибрами души, кого любим, безгранично доверяем — является садистом. Страдания созданных им тварей доставляют ему удовлетворение. В то время, как Господь обязан вершить обратное. Так есть ли Бог? Или это гениальная выдумка коммерческих фирм, не одно тысячелетие приносящая железные, баснословные доходы. Не лучше ли для того, чтобы Человек надеялся на себя, признать, что Мир, Жизнь, держатся на противоречиях. Бог ни при чем. Природа бескомпромиссно сохраняет Паритет. В этом заключается смысл Жизни. Иначе-в одну или другую стороны — Смерть. Сон Брахмы. До первого дуновения, вздоха, слова. До первого поцелуя беззащитных, беспомощных, безгранично любящих друг друга, одинаково нелюбящих, живых существ. Мы сами хозяева Жизни, которую дарим себе сами. Нужно как собственное сердце щадить, оберегать едва теплящийся в наших руках огонек Любви. Не стоит ругать Бога, которого нет. Любовь и есть и Жизнь, и невидимый Бог. Который есть.

А если так, если Бог и есть, и нет, кто конкретно виноват в моих бедах, несчастьях? Кто подкладывает камни, переходит дорогу? Мешает жить так, как хочу я, при этом не нарушая человеческих законов? Кто, допустим, не дает издать книгу, какую желаю сам? Препятствует ее прохождению в народ? Кто, наконец, руководит обществом? Маленький директор издательства. Большое правительство. Вот кто виновник бед и несчастий. Почему стремимся оболгать себя, близких и родных? В конце концов, погоду, но не бездарно руководящих нами. Давайте выбирать достойных. Меньше станет бомжей, воров, отморозков. Как в Англии или во Франции. Они не переведутся совсем. Но их будет меньше. А если в доме вони меньше, то дышать легче.

Стараясь не трогать вещи руками, я позвонил в милицию. По принципу, на Бога, на ментов не надеюсь, да просить больше некого. Оперативно — следственная группа прибыла часа через три. Парни пояснили, что вызовов за день не меньше десятка. Скажи спасибо, дома не оказалось. Уделали бы, фамилии не спросили. Фотограф сфотографировал, снял отпечатки пальцев. Двое других сыщиков задали пару вопросов соседям, закурили. И собрались уходить. Старший полюбопытствовал, не думаю ли на кого?

— Думаю, — в сердцах ответил я.

— На кого? — покосился тот.

— Кому бабки отстегиваю. Решили, что миллионы баксов насшибал.

— Нашли что?

— Фантом члена из губки. Специально на видном месте подвесил. Остальное при мне.

— Тогда гиблое дело. С рынка тебе нужно уходить, первая ласточка.

— Я годами проверенный! Какие претензии?

— У старого руководства не было. Новая метла и метет по новому. Искать наводчиков надо среди своих.

— Если не уйду?

— Один раз тебе объясняли, что на месте убивать будут, никто не заступится.

— Вроде находим общий язык.

— Когда найдешь, трогать не станут. Бывай.

О нападении и взломе квартиры я просветил бригадира. Тот обхаживал дозором разбросанные по городу точки.

— Не пошел бы ты подальше, — равнодушно шевельнул плечами Призрак. — Каждый день убивают, кидают, чистят.

— Да, но…

— Зае…л. Не мозоль глаза.

Начальник из областного управления посоветовал вспомнить номера «Волги». Я доложил. Дней через десять спросил снова. Оказалось, с такими номерами именно такой машины в городе никогда не было. Ребята из районного отделения угро подсказали выход — бить по башке, пока не усерутся. Одиссея закончилась. Но, как у Гомера, открывалась лишь первая глава. Утроил бдительность. Чем внимательнее всматривался в лица окружающих, тем больше находил наблюдателей. Вскоре заметил, проволока, на которую сантехники закрутили ведущую в подсобку дверь, исчезла. С фонариком спустился под лестничную площадку. В комнатке с низкими потолками нечем было дышать. На выступе лежали телогрейки, сумка с объедками, вещи из мусорных баков. Лежбище бомжей. Вот почему ночью просыпался от запаха сигаретного дыма или тлеющей ваты. Принес толстую проволоку, закрутил петли морскими узлами. Накрутку на другой день спилили ножовкой по металлу. Показалось странным, что у бомжей в наличии данный инструмент. Но это были те же сантехники. История повторялась несколько раз, пока не махнул рукой. Проходя мимо полуоткрытой двери, я внутренне готовился к неожиданности. Несмотря на предупреждения о возможности террористических актов, замок сантехники приспособили у себя. Калитки в домах, как души истинно русских людей, были нараспашку…

В начале ноября один из дней выдался удачным. Перекинул богатым валютчикам несколько тысяч баксов, за каждую по сотне рублей. Сбросил заезжему хохлу шестьсот гривен. Женщине продал по пять рублей за грамм — взял по три — украшенную причудливым узором чайную серебряную ложку. Ребенку на зуб. Избавился от дойчмарок, перешедших в разряд неустойчивой валюты в связи со скорым введением в обращение евро. В приподнятом настроении поехал домой. Открыв дверь в подъезд, сделал пару шагов до второй. Дверь в подсобку чуть приотворилась. Но лампочка над площадкой оказалась на месте. Увидел перегнувшегося до пола парня в черном пальто. Он что-то искал, телом загораживая проход. Поразмышляв, я нагнулся тоже. Сзади тут-же сбили шапку. Перед глазами поплыло, пол заколыхался. Парень спереди поднялся навстречу. Ладони разжались сами собой, мой кулак с подворотом попал в челюсть. Нападавший стукнулся затылком о ведущий на второй этаж лестничный пролет с углами от ступенек. Мешком осел по стене. Я развернулся назад. Сверху взирал ошалевший верзила. Я заработал кулаками. Отморозок загородился рукавами бушлата. Между мной и стеной продирался к выходу первый нападавший. Переключился на него. Крикнул живущему на втором этаже брату Сэма, чтобы поспешил на помощь. Бандиты вывалились на улицу. Сделав несколько шагов за ними, я ощутил головокружение, тошноту. Сергей не появлялся. Не вышли на шум и соседи. Забрав сумки, открыл дверь в квартиру, позвонил в милицию. Снова вернулся на площадку. Под ступенями увидел молоток с деревянной ручкой. Вспомнил, как легко отскочил от черепа неизвестный предмет. Будто кто-то принял силу железа на себя. Услышал, как спускается по лестнице Сергей. Наверное, позвонил и ему. Мысли проскальзывали обрывками, словно их порубили на части.