Правонарушители - Николай Якубенко

Но сейчас, по прошествии многих лет, для Михаила Афанасьевича эти впечатления потеряли былую остроту и превратились в рутину. Иначе говоря, вокруг бегали давно уже знакомые олени и кабаны, круг участвующих в дележке хищников тоже почти не менялся. Лес вокруг был тем же, что и много лет назад.

— Михаил Афанасьевич, мы определили участников акции в ночь перед Первомаем. Люди, в общем-то, нам прекрасно нам известные. Чего-то подобного мы от них и ожидали, — без особого успеха оправдывался Леонид Петрович.

— Если вы такие умные, почему облажались? Работать разучились?

— Мы ориентировались непосредственно на первое мая, предшествующий период контролировали в штатном режиме.

— Короче, облажались, — Михаил Афанасьевич заигрывать со своим подчиненным не любил и говорил все, как есть.

Леонид Петрович в ответ на это взял в руки ручку, словно пытаясь найти в ней опору и утешение в неприятной беседе. К подобной критике невозможно привыкнуть. Зачерстветь — да. Стараться не обращать внимания, думать о чем-то другом. Но не привыкнуть. В этот раз он предпочел сосредоточиться на другом — ему было чем удивить Михаила Афанасьевича. Сильно удивить.

— По нашей информации, во время проведения той акции имели место необъяснимые явления, которые и позволили злоумышленникам успешно справиться с поставленными задачами.

— Ты имеешь в виду того придурка — лейтенанта? — лениво спросил Михаил Афанасьевич.

— Именно так. И еще непонятный вызов по рации.

— Уже отправили болезненного в санаторий лечиться?

Михаил Афанасьевич был прагматиком от мозга до костей. С непонятными и необъяснимыми явлениями он часто сталкивался по службе. Стоило такие «чудеса» копнуть поглубже, как наружу вылезало чье-то головотяпство, разгильдяйство или того хуже — интересы.

— Непонятный вызов по рации на самом деле был. Но не у нас, а в Ставрополе! В то же время, с такими же кодами. Патрульные принять его никак не могли! И все же они его приняли — все говорит об этом.

Теперь лейтенант. По его словам, на месте транспаранта он видел клетки с воробьями, а у двух парней в руках бинокли. Больше того, он наклонился и своими руками чувствовал клетки!

— Даже так?!

— Михаил Афанасьевич, я даже больше скажу. Эти два человека, которых отпустил патруль и лейтенант транспортной милиции, они…

Леонид Петрович сделал драматическую паузу в своем докладе и с торжествующим видом продолжил.

— Именно они стерли все записи с камер видео наблюдения у завода «Росметалл», да так, что мы до сих пор не можем понять, как им это удалось, — сказал Леонид Петрович и удовлетворенно посмотрел на шефа.

— И попутно «разукрасили» его, верно?

— Именно так.

— Это уже интересно!

Кроме того, что он был прагматиком, Михаил Афанасьевич был человеком очень практичным. Он бы нисколько не удивился, если бы инопланетяне похитили наркобарона. Он бы даже назвал примерный круг подозреваемых — «инопланетян». С загадочными исчезновениями, необъяснимыми смертями и прочей мистикой он сталкивался каждый день. Этим его было не удивить.

Но что произошло здесь? Ради мелкого хулиганства никто не будет взламывать охранную систему крупного предприятия. И далеко не самую слабую охранную систему! Этих молокососов — «экстремистов» наверняка используют «в темную». Но кто? И зачем? В этом деле наверняка было двойное дно. Пока он его не видел. Это сильно настораживало.

— Леонид Петрович, какие есть версии?

— На данный момент реальных версий нет. Подозреваемые не связаны с организованной преступностью и вообще с криминалом. Оба официально работают.

— Кем?

— Рекламщик и программист.

Леонид Петрович выложил на столе две аккуратные папки с личными делами обоих подозреваемых.

— Кроме известных нам экстремистских организаций, с подозрительными фондами или организациями не связаны.

— В смысле, на ЦРУ не работают?

— Так точно, Михаил Афанасьевич.

Михаил Афанасьевич вскользь пролистал личные дела Ильи и Грини, больше всего задержавшись на их фотографиях.

— Подобные охламоны ЦРУ не нужны. Петрович, ты версии давай, реальные версии!

— На данный момент ничего определенного по поводу этих «явлений» сказать не могу. Ведутся оперативно — следственные мероприятия.

Михаил Афанасьевич подпер рукой голову и призадумался. Леонид Петрович был опытным службистом и при других обстоятельствах накидал бы с десяток версий разной степени достоверности. Если сейчас их у него нет, значит происходит что-то на самом деле странное.

— Леонид Петрович, обрати внимание на этих двух парней. Не хватай сразу, но «веди» плотно. Если еще будут происходить какие-то непонятные вещи — немедленно докладывай. Считай, что дело находится на особом контроле.

— Так точно, Михаил Афанасьевич!

Чай с бутербродом из маринованной рыбы на смазанном сливочным маслом ломтике белого хлеба, за журнальным столиком перед телевизором — что может быть приятней? Особенно, в предвкушении интересной поездки, которая вот-вот начнется. Походный рюкзак собран и лежит рядом, остальные вещи ждут своего часа на стуле. Осталось только допить чай, доесть бутерброд и можно уезжать. Сделать это Илья хотел, по возможности, быстрее.

— Опять твои дружки? — начала свою обычную «программу» мать.

— Все люди, как люди. Только ты непонятно что. Тебя ведь посадят рано или поздно. Ты этого хочешь? В твое время уже семью заводить нужно, детей растить. А ты, вместо этого, шляешься с разными отбросами. Когда уже за ум возьмешься?

— Отвечай!

Было время, когда Илья с пеной у рта доказывал родителям, что простым обывателем ему не быть, что у него есть идеалы, принципы, и просто так выкинуть их на помойку он уже не может. Физически не может.

На это ему отвечали, что времена пламенных революционеров остались в далеком прошлом и ничем хорошим его «глупости» не закончатся. В конце концов Илья перестал не обращать внимание на подобные лекции и просто делал то, что считал нужным.

— Все люди, как люди. Один ты непонятно что… — мать сидела на стуле напротив Ильи и давала последние напутствия сыну перед дорогой.

— Тебе уже 27 лет. Другие в это время семьей обзавелись, детей нянчат. А с тобой я никогда внуков не дождусь. Не надоело уже ерундой всякой заниматься? Когда детство у тебя пройдет?

Для Ильи весь ее монолог уложился во что-то длинное, непонятное, привычное, на что можно не обращать никакого внимания. Даже когда мать повысила голос почти до крика, он и этого не заметил.

— Да пойми же, нельзя так! Что с тобой будет через 10 лет?! Нас с отцом не будет — совсем пропадешь!

На работе Илья сказал, что его бабушка выходит замуж. Никто в это, конечно, не поверил, но шеф все равно отпустил его. Потому, что по всему виду Ильи было видно: если сейчас не отпустить его к любимой бабуле, у него обязательно заболит живот или произойдет кратковременная амнезия с коллапсом сердечно-сосудистой системы и последующим прогулом работы. Зачем до греха доводить? К тому же, план на неделю Илья сделал и ничто не держало его в городе.

Лихая маршрутка неслась по горным серпантинам, обгоняя весь остальной транспорт. Лишь некоторые, особенно обтекаемые иномарки, решались соревноваться с нею в скорости. Причины для этого были весомыми. Дорога, по которой ехал Илья, вела к морю. Толпы отдыхающих из равнинных регионов России к горным дорогам не привыкли, и не без основания опасались упасть с обрыва, которых вокруг было предостаточно.

А водитель маршрутки почти каждый день ездил по одному и тому же маршруту, обгонять «тихоходов» из других регионов, для него было сродни сбиванию кегль в боулинг-клубе.

Илья с остальными своими попутчиками подобного увлечения водителя не одобрял. Одна почтенная бабуля даже высказала водителю все, что она думает о его манере езды, но лишь молчание было ей ответом — за годы работы водитель и к реакции пассажиров успел приспособиться. Илья решил надеяться на лучшее и лениво рассматривал быстро меняющие пейзажи за окном.

Он сидел с закрытыми глазами и размышлял. Со времени первомайского «мероприятия» ему не давала покоя мысль: «Что это было тогда?», «Как подобное вообще возможно?». Ответов на это он до сих пор не находил.

Многие часы Илья потратил на то, чтобы сдвинуть взглядом карандаш, поджечь спичку или материализовать хотя бы рублей десять. Все было бесполезно. Происходящее начинало казаться ему глупостью. Бросить? Но ведь это действительно происходило! Он, на самом деле, делал то, что невозможно объяснить с точки зрения здравого смысла.

Сотни раз Илья прокручивал в своей голове моменты «чуда», пытаясь нащупать хотя бы намек на то, что ему нужно делать, чтобы еще раз ощутить это — невообразимое единение с окружающими предметами, людьми и даже тем, что он не мог почувствовать. Необыкновенное ощущение того, что все, вообще все вокруг него можно изменить.