Признание - Джон Гришэм

Под давлением полицейских при допросе невиновные люди гораздо чаще соглашаются пройти проверку на полиграфе. Им нечего скрывать, и они хотят как можно быстрее доказать свою невиновность. Виновные соглашаются на проверку гораздо реже, что вполне объяснимо.

Донти провели в другую комнату и представили детективу Фергюсону, который еще час назад спокойно спал дома, пока его не разбудил звонок детектива Нидхэма. Фергюсон являлся штатным специалистом полицейского управления, работающим с детектором лжи, и настоял на том, чтобы Кербер, Моррисси и Нидхэм покинули помещение. Фергюсон разговаривал очень вежливо и даже извинился, что Донти приходится проходить через эту процедуру. Он все подробно объяснил, заполнил бумаги и приступил к вопросам о причастности Донти к исчезновению Николь Ярбер. Это продолжалось около часа.

Когда Фергюсон закончил, то пояснил, что ему нужно несколько минут для обработки результатов. Донти отвели обратно в «хоровую».

Результаты четко свидетельствовали о невиновности Донти. Однако, согласно постановлению Верховного суда США, закон разрешает полиции прибегать во время допроса ко лжи.

Когда Кербер вернулся в «хоровую», у него в руках была распечатка с полиграфа. Он бросил ее в лицо Донти и обозвал его «лживым сукиным сыном». Теперь, по его словам, у полиции появилось неопровержимое доказательство, что Донти лжет! Он захватил свою бывшую любовницу, изнасиловал ее и, убив в приступе ярости, сбросил тело с моста. Кербер поднял распечатку, потряс ею перед Донти и пообещал, что стоит присяжным это увидеть, как они точно признают его виновным и вынесут смертный приговор. Детектив постоянно повторял, что Донти не избежать казни.

Это была еще одна ложь. Результаты проверки на детекторе лжи настолько ненадежны, что не принимаются судом в качестве доказательства.

Донти был ошеломлен. Он чувствовал, что вот-вот лишится чувств. Он не знал, что и думать, и не находил слов. Кербер, напротив, расслабился и сел за стол. Детектив сказал, что часто при совершении ужасных преступлений, особенно вполне добропорядочными гражданами, а вовсе не закоренелыми преступниками, убийца подсознательно стирает из памяти всякое воспоминание о содеянном. Так бывает очень часто, и он, Кербер, не раз с этим сталкивался за долгие годы работы в полиции. Лично он считает, что Николь очень нравилась Донти, может, тот даже любил ее и совсем не собирался причинять ей вред. Но ситуация вышла из-под контроля, и он сам не понял, как такое произошло. Далее последовал шок, навалилось огромное чувство вины, воспоминания оказались заблокированными.

Донти продолжал все отрицать. Он смертельно устал и, обессилев, положил голову на стол. Кербер с размаху стукнул по столу, испугав подозреваемого. Он снова обвинил Донти в совершении преступления, заявив, что имеются и свидетели, и доказательства и что не пройдет и пяти лет, как Донти казнят. Всем известно, что в Техасе обожают выносить смертные приговоры и казнят больше людей, чем во всех остальных штатах, вместе взятых, а прокуроры знают, как все организовать, чтобы не затягивать приведение приговора в исполнение.

Кербер предложил Донти представить, как в комнате для свидетелей казни будет находиться его мать, как она в последний раз помашет ему рукой, вытирая слезы и глядя, как его стягивают ремнями и готовят смертельную инъекцию. Он упорно повторял, что Донти уже можно считать трупом. Однако еще был выбор: если Донти перестанет запираться, расскажет все без утайки и во всем признается, то он, Кербер, гарантирует ему: обвинение не будет требовать смертного приговора. Донти получит пожизненное заключение без права условно-досрочного освобождения, что, конечно, не сахар, зато он сможет писать маме письма и два раза в месяц видеть ее на свиданиях.

Угрозы смертной казни и обещания проявить снисходительность являются неконституционными, и полиции это отлично известно. Поэтому Кербер и Моррисси отрицают, что прибегли к таким методам. Неудивительно, что в протоколе, который вел Моррисси, нет упоминаний ни об угрозах, ни о подобных обещаниях. Кроме того, в протоколе нет четких записей о точном времени и последовательности событий. У Донти не было ручки и бумаги, а после пяти часов допроса он утратил чувство времени.

Около полуночи детектив Нидхэм заглянул в комнату и сообщил, что Пиккет «раскололся». Кербер улыбнулся Моррисси и с довольным видом вышел.

Пиккет же сидел в запертой комнате и был вне себя от злости. Больше часа он провел в одиночестве, никого не видя и ни с кем не разговаривая.

Райли Драмм заметил свой зеленый пикап возле городской тюрьмы. Он колесил по городу в поисках сына и обрадовался, когда увидел машину, но тут же занервничал, не попал ли парень в неприятности. Городская тюрьма располагается в здании, пристроенном к полицейскому участку. Райли сначала отправился в тюрьму, желая все выяснить, но там заверили, что его сына сюда не привозили. В тюрьме находились шестьдесят два заключенных, но имени Донти Драмма среди них не было. Молодой белый тюремный надзиратель оказался футбольным болельщиком и знал Донти. Он старался помочь, чем мог, и посоветовал навести справки в полицейском участке. Райли отправился туда, но было уже за полночь, и входная дверь оказалась запертой. Райли позвонил домой, рассказал обо всем жене и стал размышлять, как проникнуть в здание. Вскоре подъехала патрульная полицейская машина, из которой вышли двое полицейских. Райли объяснил им причину своего присутствия. Они вместе вошли в участок, и полицейские отправились узнать насчет Донти, а Райли остался ждать в вестибюле. Через полчаса они вернулись и сообщили, что Донти на допросе. На каком допросе? Почему? Полицейские не знали. Райли немного успокоился, что его сын хотя бы жив и здоров, и принялся ждать.

Допрос сдвинулся с мертвой точки, когда Кербер достал фотографию Николь и показал ее Донти. Измученный, одинокий, испуганный Донти бросил затравленный взгляд на ее хорошенькое личико и разразился слезами. Кербер и Моррисси обменялись довольными улыбками.

Донти проплакал несколько минут, а потом попросился в туалет. Они прошли по коридору, задержавшись у окна, за которым он увидел Торри Пиккета, сидевшего за столом и что-то писавшего. Донти изумленно на него посмотрел и, покачав головой, что-то пробормотал.

Торри в это время излагал на бумаге, что ничего не знает об исчезновении Николь Ярбер. Эта бумага потом затерялась, и больше ее никто не видел.

Вернувшись в «хоровую», Кербер проинформировал Донти, что его приятель Торри подписал заявление, в котором утверждал под присягой, что Донти встречался с Николь, был от нее без ума, но она переживала насчет последствий и хотела расстаться. Донти не мог с этим смириться и преследовал девушку, и Торри даже боялся, что он что-нибудь с ней сделает.

Кербер выдал эту очередную порцию лжи, держа в руках лист бумаги и утверждая, что это заявление Торри, которое он зачитывает вслух. Донти закрыл глаза, покачал головой и попытался понять, что происходит. Но теперь от усталости и страха его мысли путались, и он никак не мог взять себя в руки.

Он спросил, может ли уйти, на что Кербер обрушился на него с проклятиями и заявил, что уйти ему нельзя, поскольку он — главный подозреваемый. Есть все доказательства, что он преступник. Донти спросил, нужен ли ему адвокат, и Кербер сказал, что, конечно, нет. Адвокат не может изменить факты. Адвокат не может вернуть к жизни Николь. Адвокат не может спасти жизнь Донти, а вот они могут!

В записях Моррисси нет никакого упоминания об адвокатах.

В 2.20 Торри Пиккету разрешили уйти. Детектив Нидхэм выпустил его через боковую дверь, чтобы он не столкнулся в фойе с мистером Драммом. Детективов, которые находились в подвале, предупредили, что в фойе их дожидается отец обвиняемого. Позже, на нескольких заседаниях суда, они отрицали это под присягой.

Моррисси уже клевал носом, и его подменил Нидхэм. Пока Моррисси три часа спал, записи вел Нидхэм. Кербер не проявлял признаков усталости. Казалось, что в ожесточенных нападках на подозреваемого он черпает дополнительную энергию. Он надеялся вот-вот расколоть его, раскрыть дело и стать настоящим героем. Кербер предложил Донти еще раз пройти проверку на детекторе лжи, которая на этот раз ограничится лишь вопросом, где тот находился в районе 22.00 в пятницу 4 декабря. Сначала Донти хотел отказаться, поскольку не доверял полиграфу, но это разумное решение уступило желанию во что бы то ни стало вырваться из допросной. Любой ценой оказаться как можно дальше от ненавистного Кербера.

Детектив Фергюсон снова подключил провода и задал несколько вопросов. Полиграф с шумом заработал, и из него потянулась бумажная лента с диаграммой. Донти смотрел на нее, не понимая значения выводимых самописцем линий, и что-то ему подсказывало: результаты окажутся неутешительными.