Макиавелли - Жан-Ив Борьо

Для этой миссии Синьория выбрала Макиавелли, который воочию наблюдал осаду Пизы и досконально знал вопрос, но был при этом начинающим дипломатом и не имел опыта переговоров с крупнейшими державами своего времени. И потому миссию возглавил его соратник, аристократ Франческо делла Каза, тоже знавший изнутри все перипетии дела. В целом создается явное впечатление, что Флоренция не случайно отправляла в составе своих посольств двух человек: один из них, лицо влиятельное, «высокородное», назначался ради своего аристократического имени, а основная работа поручалась исполнителю, мелкому чиновнику, который в случае неблагоприятного исхода и отвечал за провал миссии. Но для Макиавелли это поручение означало участие в первом настоящем посольстве, хоть и без титула посла и за вознаграждение намного меньшее, чем у его сановного товарища. Эта миссия сама по себе была сопряжена с известными трудностями: не стоит забывать, что после первого французского нашествия по стране ходили ядовитые пасквили, представляющие французов варварами, которые вероломно вторглись в цивилизованную Италию, а вершиной цивилизации, естественно, была прекрасная и миролюбивая Флоренция… И теперь приходилось идти к этим варварам на поклон и просить о союзе и поддержке. Причем Макиавелли, лишь изредка выезжавший за пределы родной Тосканы, ничего о них не знал. И к тому же ему предстояло впервые столкнуться с механизмом действия единого национального государства, где правил единовластный господин, в то время как раньше он имел дело исключительно с городами-государствами под властью правителей-однодневок. Собственно, у Флоренции уже было два посла при французском дворе – Франческо Гуальтеротти и Лоренцо Ленци. Первый из них, фигура значительная, без малейших усилий перешел в 1498 г. от умеренной поддержки Савонаролы к бурному приятию республики. Он являлся членом многочисленных Советов: Совета восьми (по внутренним делам), в 1497 г. – Совета двенадцати (по иностранным делам) и, наконец, в 1498 г. заседал в Совете восьмидесяти. Однако известен он был главным образом как выдающийся дипломат. В 1495–1497 гг. Гуальтеротти состоял постоянным послом в Милане, а в 1498 г. вел с папой переговоры о смене союзников Флорентийской республики. 12 сентября 1499 г. именно он был вместе с Ленци послан к Людовику XII поздравить его с блестящим завершением похода на герцогство Неаполитанское… Иными словами, Флоренция уже имела солидное представительство при французском дворе. Посольство Франческо делла Казы и Макиавелли, которое отчасти дублировало функции постоянных представителей, было при этом вполне полноценным посольством (что явствует из беседы, состоявшейся 18 июля), хотя и тот и другой официально имели лишь статус «легатов», то есть послов с особой миссией. У обоих были четкие детальные указания от начальника Макиавелли Адриани.

Чтобы не допустить новых обвинений Флоренции в конфликтах, которые сопутствовали осаде Пизы, им следовало выехать без промедления и ехать, как говорилось в предписании, без задержек, в случае необходимости нанимая по дороге лошадей… Делла Каза и Макиавелли отправились в дорогу 18 июня, но вскоре сделали остановку в Болонье: Синьория поручила им встретиться, дабы восстановить ослабшие связи, с Бентивольо, который явно злорадствовал по поводу недавних событий. За Болоньей последовали в целом спокойные Парма и Пьяченца, чье миролюбие, однако, нарушалось присутствием тысячи швейцарских наемников, враждебно настроенных по отношению к Флоренции. Посланники надолго не задержались в этих местах и направились в Лион, где предположительно находился французский двор.

В ту пору двор короля Франции напоминал кочующий караван; он перебирался из одного города в другой, чтобы познакомить подданных с Людовиком XII и добиться признания его власти. Этот старинный обычай возродил во время оно Карл Великий. Так, Екатерина Медичи в 1564–1566 гг. проделала путь в 4000 километров, чтобы «представить» стране Карла IX. Фактически двор только в 1682 г. осел в Версале. Во времена Макиавелли он разъезжал по коммунам и жил за их счет. И всякий раз, когда король посещал своих верноподданных, городские старшины готовили ему торжественный «въезд» в город: сооружалась временная триумфальная арка, украшенная цветами и латинскими надписями во славу короля и королевства. «Не везде церемония встречи была одинаково пышной, – пишет Жан-Франсуа Сольнон, – но повсюду она следовала строгому ритуалу. Основными этапами были: вручение подарков, принесение клятвы верности, процессии, благодарственный молебен в главной церкви города, затем пир и различные увеселения. Век диктовал свои законы, он привнес моду на триумфальные шествия в духе Древнего Рима и весь репертуар связанных с ними мифологем». Ритуал королевских въездов сформировался как особый жанр со своей эстетикой, со своими канонами и законами и стал одной из форм искусства эпохи Возрождения. Но была и обратная сторона медали: не все города, где останавливался король, были готовы принять столь почетного гостя, и существует множество донесений тех лет, в которых говорится о трудностях обустройства двора, что было обременительно, к тому же в отсутствие государя королевские резиденции пустовали. Словом, в лето 1500 г. двор следовал за королем, а послы следовали за двором или, как Макиавелли, ехали ему вослед…

В Лионе, куда Макиавелли и Франческо делла Каза прибыли на наемных лошадях, им предстояло встретиться с Ленци и Гуальтеротти, которые должны были познакомить их с местными обычаями. Ленци, как и предполагалось, сообщил им массу ценных сведений о французском дворе, его устройстве и людях, с которыми следует сойтись, чтобы приблизиться к королю. Гуальтеротти к тому времени уже уехал из Лиона и оттого ничем не мог им помочь. Он поспешил во Флоренцию, чтобы объявить Синьории, что французский король потерял всякий интерес к делам Флорентийской республики… У новоиспеченных «послов» не все шло гладко: в Лионе усталым, запыленным, неприглядного вида путникам пришлось купить новую одежду, чтобы появиться при дворе, лошадей и нанять нескольких слуг. Все это на 80 флоринов, которыми их щедро наделили при отъезде, но которые уже были почти истрачены. Пришлось платить из собственного кармана и постараться за малую цену приобрести в городе Лионе необходимую экипировку, о чем они не без сарказма напишут в письме от 9 августа:

Когда мы прибыли в Лион, полагая, что найдем здесь короля, который к тому времени уже уехал из города, мы оказались лишены всего необходимого и потому принуждены были издержать немало за два дня на покупку лошадей, которых смогли отыскать, на новое платье и слуг; и, не имея облегчения оттого, что можно присоединиться к обществу ваших послов, мы последовали за двором. Ныне мы следуем за ним, тратя в два раза больше супротив того, что было бы, если бы двор оставался в Лионе. Мы выгадали бы больше, если бы были в обществе послов, потому как теперь мы держим на два слуги больше. Мы не селимся на постоялых дворах, а только в домах, где есть кухня, другие вещи и провизия, которую мы принуждены готовить сами. Не говоря уже о непомерных издержках на фуражиров, привратников и курьеров!

Иными словами, Макиавелли и делла Каза остались senza un soldo (ит. «без гроша»), да к тому же им было отказано в кредите…

Было совсем не просто догнать двор, потому что в тех краях свирепствовала чума и королевскому каравану приходилось объезжать стороной охваченные эпидемией города.

Тем не менее Макиавелли и делла Каза пустились вдогонку за королем и через несколько дней нагнали его: известно, что уже 5 августа они оба были в Сен-Пьер-ле-Мутье и собирались ехать в Невер, где ненадолго остановился монарх. По прибытии в Сен-Пьер-ле-Мутье они немедленно сообщили радостную весть Синьории, а Макиавелли приложил к официальному донесению приватное письмо, в котором он решительно и даже с угрозой требовал такого же жалованья, как и у его сослуживца: «Если издержки на мое содержание кажутся вам непомерными (я же полагаю, что стою, как и Франческо, тех денег, что уходят на меня), если вы считаете истраченными понапрасну 20 дукатов, которые даете мне ежемесячно, то я просил бы ваши милости отозвать меня». На следующий день они приехали в Невер и предстали перед всемогущим Жоржем д’Амбуазом, кардиналом Руанским, доверенным лицом короля, исполнявшим при нем роль премьер-министра. Макиавелли уже имел случай столкнуться с искушенным дипломатом в лице Катерины Сфорца, но на этот раз противник оказался личностью иного масштаба и иной закалки. Он был первым дипломатом первой державы того времени: в 1498 г. именно он добился расторжения брака Людовика XII с Жанной Валуа. 9 февраля 1499 г. в Блуа он подписал союзный договор с Венецией и показал себя способным военачальником при захвате Миланского герцогства, править которым поставил своего племянника. Именно он был рядом с Людовиком XII во время триумфального въезда короля в Милан 6 октября 1499 г. И он же, будучи королевским наместником, снова занял Милан, после того как Моро ненадолго восстановил там свою власть. Да к тому же он был кардиналом… Так благодаря знакомству с этой незаурядной личностью Макиавелли было суждено войти в мир большой европейской дипломатии.