Сложно, но выполнимо (СИ) - "Katherine Cavallier"

Зал вновь разразился овациями, Драко был в числе тех, кто искренне поддерживал большинство из присутствующих политиков. Гермиона смотрела на него восхищённо, хлопая вместе со всеми. Когда музыка вернулась, а гости стали разбредаться по залу, Грейнджер смогла выдохнуть.

— Почему Куахог так зациклился на лучшем мире? — чуть нахмурившись спросил Малфой, разворачиваясь к ней.

Она дёрнула плечами, медленно направляясь в сторону французской делегации, с которой хотела поговорить.

— Вспомни Америку в прошлом веке. Они даже браки с магглорождёнными не одобряли. А сейчас он делает всё, чтобы стереть эту постыдную часть истории и всячески связать два мира в один. Для них это большой шаг.

— Думаешь, его желание настоящее?

— Склонна верить, что да. На дворе 2015, — Гермиона остановилась в паре шагов от ещё одного Министра со своей женой, — глупо отрицать, что мы все тесно переплетены между собой. И нет совершенно никакого смысла отставать по технологиям от магглов, если можно просто смириться и пользоваться. Мало кто до сих пор верит в чистоту крови.

— Ну… — слегка недовольно протянул Драко. — Фанатики найдутся везде.

— Везде, — спокойно согласилась Грейнджер. — Но так или иначе, общество от этого отходит. Даже американское. Людям нужно спокойствие, а не постоянные войны за уничтожение той или иной расы. Война с Гриндевальдом и Волан-де-мортом многому всех нас научила. В том числе и тебя, — она одарила Малфоя непринуждённой улыбкой и развернулась, чтобы окунуться в диалог с политиком из другой страны.

Драко усмехнулся скорее себе, нежели ей, но Гермиона всё равно заметила, коротко бросив на него взгляд.

Она права.

Война научила их слишком многому. Не только тому, как правильно держать палочку и какие заклинания использовать. Чем больше лет проходило, тем меньше оставалось предрассудков. Так или иначе, Драко ещё на шестом курсе понял, что те просто разрушают его жизнь. Метка, напоминающая о себе лёгким зудом под рубашкой, была тому доказательством. Он смог всё исправить, вернуть себе статус, уважение. А кто-то — нет. Так и остался тем Пожирателем Смерти, который никогда больше не увидит свет. Например, Люциус Малфой, который гнил за решёткой в одной из самых суровых тюрем в мире.

Грейнджер по себе знала, что такое ненависть из-за того, кем ты родился. Признаться честно, Драко был даже поражён её благосклонностью и миролюбием. Казалось бы, пережив подобное унижение в детстве, можно было вырасти кем угодно, но только не добродушным и честным политиком, не занимающимся сегрегацией.

Гермиона проводила время в обсуждении договорённостей и настройке дипломатических соглашений, Малфой был занят разговорами с партнёрами на будущее. Было понятно, что ему не светит проработать под руку с этой невероятной женщиной всю жизнь, поэтому стоило налаживать и другие связи.

Грейнджер утомляли такие вечера, но ничего не оставалось, кроме как терпеть боль в ногах от шпилек и улыбаться так, что болели щёки. Она сбежала от испанского правительства после того, как зашёл разговор о Роне. Красный флаг маячил перед глазами, и поэтому почти испуганно девушка увела разговор в сторону, а потом и вовсе отправилась за новым напитком. Затем её поймала Министр Италии, расспрашивая о цензуре прессы, которой не существовало в Англии в отличие от почти всего Европейского Магического Союза. После чего случилась дискуссия на тему технологий с Министрами Норвегии, Швеции и Франции, где Гермионе пришлось яро доказывать, почему внедрение современных устройств магглов полезно. И только после этого удалось выдохнуть, оставшись в одиночестве.

Драко нашел её через несколько минут, избавившись от общества назойливой итальянки из делегации Министра.

— Устала?

— До чёртиков, — выдохнула Гермиона, делая очередной глоток алкоголя. — Мне понадобится день отгула после нашего возвращения.

— Все, что угодно твоей душе, — Драко осторожно забрал бокал из её рук, опуская его на столик рядом. А потом протянул ей руку. — Потанцуешь со мной?

Оркестр заиграл очень знакомую мелодию, в которой легко узнался один из её любимых композиторов — Ян Сибелиус, так что никакого желания отказывать Малфою у неё не было. Грейнджер вложила свою ладонь в его, сжимая пальцы, и он вывел её в центр зала. Остановил среди других танцующих пар и притянул к себе осторожно, словно боялся навредить. Драко даже не подозревал, насколько защищённой в его обществе Гермиона себя чувствовала.

Они остались одни в целом мире, покачиваясь под спокойную музыку, не обязывающую ни к какому сложному вальсу. Только он, она и этот танец. Если счастье и существовало где-то в этом мире, то сейчас оно жило в этом мгновении. В воздухе, которым они обменивались, в почти невесомых касаниях. Гермиона невольно прикрыла глаза, прислонившись своей щекой к его, чувствуя едва заметную щетину нежной кожей. Она бы осталась в этом мгновении навсегда, будь у неё возможность. В этом ощущении чистой, девственной умиротворённости. Она не слышала никаких затворов камер, потому что их и не было. Словно никто, ни одна личность в комнате не смела прерывать их идиллию, выстроенную в этом зале, наполненном людьми. Их сердца бились в унисон, почти в такт лёгкой мелодии.

— Давай не поедем в Лондон, — прошептал Драко куда-то ей в волосы, вызывая улыбку на её губах.

Гермиона крепче схватилась за его плечо и с трудом уговорила себя не положить голову ему на грудь. Не оставалось у неё сейчас ни рамок приличия, ни принципов поведения в обществе. Пропало всё.

— Нет. Ты же знаешь, у нас ещё Рон и Харрис.

— Тш-ш-ш, — остановил её Малфой, проводя ладонью вверх вдоль позвоночника. — Не порти момент Уизли и политикой. Пожалуйста.

— Мы на политическом вечере, — с усмешкой напомнила ему Гермиона, и Драко приглушённо засмеялся.

— Всё равно не порти. Останься здесь, в Америке. Гермиона. Останься со мной, — он шептал так отчаянно, словно она собиралась покинуть его навсегда.

Это разбивало ей сердце.

Грейнджер отстранилась от него всего на долю секунды, чтобы посмотреть в глаза и увидеть там такое острое желание оставить её подле себя, здесь. Но всё равно покачала головой.

— Нет.

Малфоя развеселило её упрямство, поэтому он резко развернул девушку в сторону, а затем вернул обратно к себе, уже куда ближе, чтобы наклонить, почти касаясь её губ своими. Как же мало его останавливало от того, чтобы поцеловать её здесь и сейчас, заявить права на неё перед всем миром.

Буквально.

Музыка стихала, оркестр перестраивался на следующую композицию, а Гермионе было мало. Ещё немного Драко рядом с ней, ещё совсем чуть-чуть его дыхания на губах и ладоней на коже. Казалось, что этого мгновения ей никогда не будет достаточно. Но оно закончилось, было нещадно разрушено более яркими аккордами весёлой мелодии.

Министр сделала шаг от него, Малфой подхватил её руку, чтобы оставить на тыльной стороне ладони нежный поцелуй. Жаль только, что тот был похож на прощальный. Так и хотелось попросить его не уходить, остаться. Был бы у неё выбор… После поклона Драко скрылся в толпе, и её сердце замерло в груди. Бежать за ним она не стала. Это было его решение и её отказ.

Вечер близился к окончанию, а поэтому дожидаться чего-либо ещё Гермиона не стала. Она приподняла подол платья, чтобы подняться на лифте обратно в свою комнату. С воспоминаниями об этом совершенно особенном вечере, она снимала с себя одежду, украшения, складывала вещи в чемодан. Приём должен был стать одним из сотни таких же одинаковых, но занял своё место в её сердце.

Впервые за долгие месяцы Грейнджер раскрыла личный дневник, стремясь записать каждую деталь, пока те ещё были живы в памяти. И будто не страницам, а кому-то другому она рассказывала и о платье, и о танце, и о словах Малфоя. Она обязана была записать всё, лишь бы ничего не потерять в сознании. И на последней строчке, где должна бы стоять точка, её рука застыла. Гермиона прищурилась, задумчиво осматривая написанное. И в ту же секунду отбросила блокнот от себя, встала с кровати, не потрудившись завершить начатое, вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой двери, и посмотрела на соседнюю. После короткого стука, ответа на который не последовало, Грейнджер хотела уже развернуться и уйти, но, толкнув дверь, она выяснила, что комната не была заперта. Словно ждали её одну…