Французская косичка - Энн Тайлер

Моррис. Мерси мысленно записала имя. Столько разных неожиданных людей проникают в жизнь, если у человека есть дети.

– Я тут ночью думала, могу ли я попроситься пожить немножко в твоей студии, – сказала Лили. – Спать на кушетке, разогревать на плитке консервированный суп…

Мерси нервно передернулась.

– Ну вообще-то ваша с Элис старая комната гораздо больше подойдет. Там хотя бы есть нормальные кровати.

– Моя комната! Ты что, не понимаешь, насколько раздавленной я себя буду чувствовать, вернувшись в свою детскую комнату?

– В любом случае не стоит принимать поспешных решений, – осторожно произнесла Мерси. – Послушай! А может, тебе сходить к врачу, выяснить, ты на самом деле беременна или нет. Вдруг у тебя просто задержка.

– Три месяца задержки?

– Ой.

В голове пронеслись последние визиты Лили: вот Лили заскакивает за блендером, вот на прощальном ужине Дэвида. На ней была какая-то особенно свободная одежда? Но Лили всегда носит балахоны.

– Ладно, все равно надо сходить к врачу. Как ты себя чувствуешь, кстати?

– Нормально. От Дэвида что-нибудь слышно?

Мерси вспомнила, почему, собственно, позвонила.

– Ни словечка. Думала, сегодня получим письмо, но почтальон уже приходил и ничего не принес.

– Я бы не обольщалась на твоем месте.

– Ну…

– Так, обещай, что ничего не скажешь папе насчет сама-знаешь-чего, да? Подожди, пока я решу, что делать.

– Хорошо, дорогая, – согласилась Мерси. – Я знаю, ты со всем разберешься.

И они распрощались.

Сколько всего надо переварить, размышляла Мерси, – не только беременность Лили, но и катастрофическое состояние ее брака и внезапное появление… как там его?

Моррис, да.

И стыдно было признаться самой себе, что больше всего ее заботило, как бы отговорить Лили переезжать в студию.

* * *

Когда и в четверг от Дэвида не пришло вестей, Мерси отправила ему открытку из своих запасов музейных открыток – Сера. «Мы скучаем по тебе! – написала она. – Нам нужно знать, что все в порядке! Напиши, пожалуйста». Она намеренно ни словом не упомянула об их новостях, чтобы он сам поинтересовался. Кроме того, и не нашлось никаких новостей, которыми можно было бы поделиться. Положение Лили пока секрет, а о своем переезде в студию нужно сначала объявить его отцу.

И это вселяло ужас.

Мерси опустила открытку в почтовый ящик на углу по пути в студию. Сегодня она переносила обувь. На смену картонной упаковке пришла холщовая сумка, в которую поместились пара выходных туфель, пара босоножек и шлепанцы. А вот о чем Мерси не подумала заранее, так это где будет их хранить. Она оглядела комнату, по-прежнему умиротворяюще голую. Принципиально важно не добавлять никакой мебели. В итоге она затолкала все в самый глубокий ящик под кухонной стойкой. В конце концов, готовить всерьез она здесь не собирается. Можно пожертвовать одним ящиком.

Сегодня, впервые за всю неделю, Мерси подошла к столу и внимательно рассмотрела единственную картину, которая стояла, прислоненная к банке с кистями. Не набросок. Полностью законченная работа. Изображен ее собственный дом – точнее, столовая. Смутные контуры обеденного стола, размытое пятно ковра и лес тонких ножек стульев, за исключением одного – высокого детского стульчика, на котором когда-то сидели все ее дети, вот его ножки были микроскопически детально выписаны, каждый бугорок, каждая царапина, как и игрушечный заяц в комбинезоне, зайчик малышки Робби, повисший мордочкой вниз на перекладине, куда Робби его уронила.

Рядом лежала стопка открыток с уменьшенной копией этой картины. На белой полоске внизу написано имя Мерси и номер телефона студии, а дальше: «Профессиональный художник напишет портрет вашего дома».

Она же и вправду профессионал. Разве нет? Или нужно было написать «опытный художник»? Мерси довольно долго обмозговывала варианты и не была уверена, что выбрала правильный.

Она училась в «Школе Ласалля» на 26-й улице, целых полтора года, мечтала когда-нибудь стажироваться в Париже. Сейчас она и представить не могла, каким образом это могло бы осуществиться. Ее отец с любой точки зрения был человеком небогатым. Может, она думала, что получит какой-нибудь грант? Или пойдет в ученицы к знаменитому французскому художнику? Мерси припоминала лишь образ мансарды, в которой, как она нафантазировала, она могла бы жить, – наклонный потолок и узкое окно с видом на парижские крыши.

Но все же «Школа Ласалля» была очень уважаемым заведением.

Мерси планировала разложить открытки по соседним магазинам, прикрепить на досках объявлений в прачечных и рядом с кассой в «Сантехническом оборудовании Веллингтона». Но сначала надо обо всем рассказать Робину.

* * *

В пятницу пришло письмо от Дэвида. Наконец-то! Сын написал его на линованном тетрадном листке и отправил в одном из тех конвертов, которые Мерси заранее подписала и наклеила марку, – она затолкала стопку таких конвертов в карман его чемодана. «Дорогие мама и папа, – писал он, – мне тут очень нравится, но мне пришлось дополнительно заниматься математикой, и я расстроен. С любовью, Дэвид».

Она позвонила в магазин Робину и прочла письмо вслух.

– Что ж, – хмыкнул он, – полагаю, теперь парень жалеет, что недостаточно уделял внимание математике.

– Он уделял! – возмутилась Мерси. – Он не виноват, что у него нет склонности к математике!

– Угу.

Робин все еще переживал, что Дэвид выбрал специализацией английскую литературу. (Он хотел стать драматургом.) Послушать Робина, так литература самый бесполезный предмет из всех возможных. (Насчет драматургии даже не начинайте.)

Потом она позвонила Лили. Письмо от Дэвида, помимо прочего, давало благоприличный повод поговорить с дочерью.

– Ну вот, – сказала она, зачитав письмо вслух. – Как ты себя чувствуешь, солнышко?

– Я чувствую себя прекрасно.

– Я имею в виду…

– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Так ты… ты подумала насчет…

– Не дави на меня, мам! Ладно? Я в состоянии разобраться сама!

– Конечно, в состоянии, просто…

– Я уже жалею, что рассказала тебе.

Ну хотя бы больше не рыдает. Уже лучше. Мерси кашлянула и осторожно проговорила:

– Я просто интересуюсь, не думала ли ты по душам поговорить с БиДжеем, рассказать ему всю правду и предложить начать все сначала.

– Мам, ты не имеешь ни малейшего понятия, каково мне тут.

– Нет, – согласилась Мерси. – Не имею. Совершенно верно. Но тебе нужен рядом человек, который тебя поддержит, милая. И я отлично знаю: брак проходит разные стадии. И порой переживает новое рождение. У тебя может быть прекрасный брак, у тебя может быть ужасный брак, и это может быть один и тот же брак, просто в разное время.

– Мой брак ужасен и с каждым днем становится все ужаснее, – заявила Лили.

– О, это неправда!

– У нас нет абсолютно ничего общего.

– У многих пар нет ничего общего.