Под опасным солнцем - Бюсси Мишель

– Она спит.

– Так чего вы ждете, идите будите ее!

Дневник Маймы

Тишина

Я все слышала.

Серван Астин отключилась, ее ждало такси. Она перезвонит завтра с утра пораньше, то есть когда здесь будет уже ночь, и лучше бы Пьер-Иву Франсуа на этот раз ответить на звонок.

Крутая тетка эта издательница. Пока вся троица растерянно переглядывалась, я сорвалась с места и, переполошив кур, помчалась будить Клем и Титину.

Танаэ выбрала подходящий диск Бреля, чтобы расшевелить мою засоню-подружку и обленившуюся бельгийку. «Au suivant, – командовал великий Жак, – следующий!» – и хозяйка сновала под его пение между террасой и кухней. Ванильное печенье, банановые оладьи, кокосовый хлеб, чай, кофе.

Дочери ей не помогали, По и Моана, как всегда по утрам, спустились на поле к трем лошадкам, Мири, Фетиа и Авае Нуи[15]. Все три, насколько позволила веревка на шее, приблизились к террасе, чтобы выпрашивать остатки завтрака. Я бы предпочла в следующем перевоплощении оказаться петухом или кошкой, чем такой вот лошадкой! Только представьте себе… Век назад их завезли на остров, чтобы они здесь скакали на воле, а не кружили, будто волчок, у колышка!

Я бежала между хижинами. Навстречу шел Янн, с мокрых волос вода текла на майку девятого номера «Шпор»[16], в руке он держал кумкват, который мимоходом сорвал под навесом. Явно только что вышел из душа в бунгало «Нуку-Хива», и туда устремилась Фарейн.

Я одарила красавчика-капитана мимолетной улыбкой.

Придется ему этим удовольствоваться, потому что остальные, похоже, равнодушны к чарам жандарма. Элоиза созерцала свое отражение в черном кофе, мама с ужасом разглядывала себя в одном из двух зеркал, висящих над бежевыми диванами в зале, мурлыча:

С каких это пор мама стала петь песенки Бреля? Я постучала в двери Клеманс, потом Мартины.

– Клем, подъем!

– Титина, подъем!

Снова влетела в зал, чуть не сбив с ног маму, не сбавляя скорости, сменила курс и цапнула со стола четвертушку папайи.

– Странно… Клем-то, конечно, всю ночь работала. Но Титина обычно ложится рано… и всегда встает первая.

Янн уже сидел рядом с Элоизой за накрытым к завтраку столом. Красавица, обменявшись с ним вежливой полуулыбкой, убрала за ухо прядь волос, достала телефон и попробовала подключиться. Жандарм потянулся к термосу с кофе, стараясь ее не задеть, и тут она повернулась к нему:

– Мартина не пожелала спокойной ночи своим кошкам.

Мой капитан от неожиданности забыл про кофе. Мне стало интересно, я подошла ближе.

– Если ты у Мартины в друзьях… это я инстаграм имею в виду, – пояснила Элоиза, – можно наблюдать за ее жизнью в прямом эфире. Каждое утро, с тех пор как прилетела на Хива-Оа, Титина желает спокойной ночи своим десяти кошкам. Ее брюссельская соседка снимает их, когда заходит покормить, а Титина пишет им что-нибудь ласковое. А сегодня утром ни слова! Ни слова с тех пор, как вчера вечером она им сообщила, что сейчас почистит зубы и ляжет спать.

– Сейчас еще нет семи утра, – успокоил себя Янн, наконец-то наполнив чашку.

Но я не дала ему времени пригубить кофе.

– Что-то не так! Идем скорее!

Не прошло и трех секунд, а мы уже стояли у двери бунгало «Уа-Поу».

– Мартина! Мартина!

Она не отозвалась.

– Мартина! – еще громче позвал Янн.

Тишина.

Я догадывалась, о чем подумал Янн. У него появилось нехорошее предчувствие. Наверное, ему часто случалось вот так стоять, примчавшись на машине с мигалкой, перед закрытой дверью и надрывать глотку, потому что соседи слышали крики или выстрелы или, наоборот, который день из-за двери ни звука. И каждый раз он, наверное, боялся того, что увидит там. И ему, и его людям, наверное, часто приходилось вышибать дверь.

Мой капитан взялся за дверную ручку, и она повернулась.

Уже легче, хотя бы имущество пансиона портить не пришлось.

Янн вошел. Я осталась позади, у входа, и попыталась, стоя между Элоизой и Танаэ, заглянуть в комнату. Был бы он не такой здоровенный, мой капитан… Я смотрела ему в спину и вдруг увидела, как он пошатнулся.

Я заорала, и, как ни странно, первое слово, которое у меня вырвалось, было не «мама».

– КЛЕМ!

Мартина лежала на кровати.

Мертвая. Холодная. Задушенная.

– Танаэ, уведи Майму, – тут же велел Янн.

Я упиралась, но Танаэ не оставила мне выбора, потащила в зал к По и Моане.

Все мое тело сопротивлялось, начиная с ног, которые отказывались идти. Но у них тоже не было выбора.

Янн

С шеи Мартины на белую простыню сбегали красные бусины – кровавое ожерелье, выглядело все так, словно ее задушили тонким красным шнурком.

Янн подошел ближе. У него за спиной Элоиза укрылась в объятиях успевшей вернуться Танаэ.

Мартину не задушили, ее закололи! Многократно закололи. Раз десять ткнули; орудие убийства, стальное жало, осталось торчать в последней ранке, на уровне сонной артерии.

Голос Танаэ у него за спиной дрожал.

– Это… Это игла дермографа. Инструмента татуировщика.

Янну хотелось опереться на изголовье кровати, рухнуть на стул, взять стакан и побрызгать себе водой в лицо, он с трудом удерживался.

В ушах у него звучал голос Фарейн. Не смей ничего трогать!

– Ничего не трогайте! – нетвердым голосом распорядился он. – Только ни к чему не притрагивайтесь. Элоиза, твоим телефоном можно фотографировать?

Элоиза протянула ему свой мобильник, и Янн принялся снимать место преступления с разных точек.

– Ничего не трогайте, – бормотал он, хотя Танаэ и Элоиза и так стояли не шелохнувшись.

То, что Янн увидел в бунгало «Уа-Поу», испугало его даже больше, чем игла, воткнутая в шею бельгийской старушки.

Судя по тому, что кровь свернулась, Мартина умерла несколько часов назад. Но ведь ночью не было никаких криков, иначе все проснулись бы. И в комнате никаких следов борьбы. Лицо у старушки безмятежное, будто она не мучилась, и, каким бы невероятным это ни казалось, будто она не сопротивлялась, спокойно позволила втыкать ей в сонную артерию смертоносную иглу.

На столике розового дерева стояли два стакана.

Выходит, Мартина знала того, кто на нее напал. Ее не убили во сне, ее не застал врасплох грабитель, она сама впустила убийцу, предложила ему выпить, поговорила с ним, а потом он ее заколол.

Янн подозревал, что Танаэ с Элоизой пришли к тем же выводам.

Почему?

Кто?

Кого Мартина могла знать на Маркизских островах, кроме постояльцев «Опасного солнца»?

Никого! Никого, кроме Танаэ и ее девочек, его самого, Маймы и остальных четырех сочинительниц.

Ответ напрашивался сам собой, и этой уверенности нечего было противопоставить. Преступница, несомненно, одна из них!

Янн с усилием отвел взгляд от иглы татуировщика, воткнутой в горло Мартины, которая сейчас выглядела очень старой.

Первым делом надо бы закрыть ей глаза, потом что-нибудь набросить на окровавленную шею, шарф, да что угодно, лишь бы не видеть алую нить, что свешивалась с горла на постель. Взгляд жандарма привлекла одна деталь. В складках простыни рядом с белой рукой Мартины виднелся серый шнурок.

Янн наклонился.

– Надо вызвать полицию, – прошептала Танаэ у него за спиной. – Им с Папеэте добираться около четырех часов. Надо позвонить прямо сейчас.

– Я позвоню, – пообещал Янн, на мгновение обернувшись к женщинам.

Элоиза, уткнувшись носом в бумажный платок, вытирала слезы собственными длинными волосами. Янн взял у нее чистый платок, склонился над кроватью. Приподнял простыню. Увидел подвеску, которую носила Мартина, – черная жемчужина, совершенно круглая, на серебряной цепочке.