Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

– Попытка Лангуста уйти из-за кордона была вполне реальна, мистер Ларкин, – слабо возразил Вильям Сандерс.

– Попытка! Вы разве не знаете, Билл, что русские пограничники стреляют в тех, кто пытается уйти за границу? И еще как стреляют… Никогда не сбра­сывайте со счетов их боевую подготовку. Если даже президент Рейган одобрительно отозвался о русских «зеленых фуражках», то нам сам Бог велел учитывать традиционную выучку и отличную натренированность этих парней. Более того, этим шумом на границе вы не достигли главного: не бросили тень на финнов. Русским ясно, что финны в этом случае абсолютно ни при чем. Я вам скажу и другое: мне стало известно, что вашу компанию, прибывшую к границе на серебристом «вольво», финны засекли, и теперь этот факт занесен ими в специальное досье. Эти нейтралы фиксируют все нарушения русско-финской границы и с той и со своей стороны. Учтите это, если до сего дня вы о подобном обстоятельстве не подозревали…

– Ломать, ломать надо их дружбу! – с досадой воскликнул Вильям Сандерс.

– Для этого вы и сидите здесь, Билл, – усмех­нулся Сэмюэль Ларкин. – И деньги хорошие получаете… Кстати, ваше ходатайство об увеличении отпускаемых средств на организацию пограничных конфликтов удовлетворено. Но будьте осмотрительны – здесь особый случай, здесь границу охраняют оба соседа. Финнов берегитесь тоже…

– Понимаю, мистер Ларкин.

– Теперь самое главное – академик Колотухин… Мы располагаем сведениями о том, что в Ленинграде возник новый институт, который возглавил знаменитый специалист по лазерам, сын того Колотухина, который еще в годы второй мировой войны занимался радиолокационными станциями, а затем создал в России уникальный радарный пояс, используемый советскими силами ПВО. Институт академика Колотухина прозаически назван русскими НИИэлектроприбор. Но ясно одно: ученого такого масштаба, работы которого вот уже несколько лет как засекречены, не станут отвлекать для конструирования электрического чайника или кофемолки. Он специалист по лазерам, а лазер – это оружие будущего. Поэтому вот вам официальный приказ Координационного комитета: вам поручается начать широкую операцию по выявлению существа работ этого самого НИИэлектроприбора.

– Самого академика мы держали в поле зрения, – сказал Вильям Сандерс. – Наш Сократ имел выход на его сына через одну из своих клиенток. В связи с тем, что Сократ сломался и запросил о срочном исходе из Советского Союза, этот канал, видимо, потерян. Хотя… Если вывоз Сократа пройдет успешно, мож­но будет использовать этот вариант по-другому.

– Сократ – агент суперкласса. Мы обязаны его сберечь. Подайте мне рапорт с подробным изложением затеваемой вами разработки. В деле академика Колотухина не должно быть проколов, Билл. Нам с ва­ми их не простят. Специалисты Лэнгли предполагают, что деятельность нового института может быть связана с проблемами противоракетной обороны. Вы помните, как русский лидер намекал, что у Советов есть что противопоставить нашим звездным затеям? То-то и оно… Игра стоит свеч, Билл. Делайте свою ставку первым!

VII

Андрей Колотухин облегченно вздохнул. Смолкла наконец эта адская музыка. Сегодня он воспринимал ее именно так. Остервенело замигали и погасли гипнотизирующие присутствующих разноцветные фонари, обрамляющие электронную аппаратуру. Нехотя распались отдельные кучки, выделывавшие до этого дви­жения, которые только что казались Андрею злобной карикатурой на человеческие, так как в них не было никакой информации.

Парни и девушки расходились в разные стороны, садились за облюбованные столики, принимались пить сухое вино, которое официально разрешалось употреблять в студенческой дискотеке.

На мгновение Андрею показалось, что он уже видел все это в некоем сне, или, может быть, возникала когда-либо подобная ситуация… Андрей знал множество версий, объясняющих этот феномен человеческой психики, от идеи доутробного существования его Я в обличьях представителей других времен и народов до предположения о несинхронности работы полушарий головного мозга, когда одно из них уже закончило восприятие действительного мира, а второе еще только приступило к этому процессу – отсюда и сдвиг по фазе.

Он усмехнулся над извечной привычкой объяснять любое явление, задеваемое его вниманием, и иметь всегда несколько разъясняющих вариантов, порой и взаимоисключающих друг друга… Андрей, конечно, понимал, что такая особенность его интеллекта как нель­зя лучше подходит к тому поприщу, которое он выбрал для себя, поступив два года назад на философский факультет Ленинградского университета. Вообще-то, он поступил со второй попытки. Сразу после школы не хватило половинки балла И тогда он уехал строить Байкало-Амурскую магистраль, отказавшись от предложения отца пойти в лаборанты, если и не к нему, то к кому-нибудь из своих товарищей.

Теперь Андрей Колотухин перешел на третий курс. Он как будто не жалел о том, что начал профессионально изучать философию, но за два года учебы у него накопилось слишком много недоуменных вопросов. Они рождались от все той же несинхронности, но на этот раз не работы полушарий головного мозга, а из-за несоответствия между жизнью и книжными представлениями о ней.

Между тем в зале начал самодовольно разглагольствовать сидевший за пультом управления электронной звуковоспроизводящей аппаратурой диск-жокей. Никто из молодых людей его не слушал, но он давил и давил на них знанием бесчисленных западных ансамблей, различием одних от других, иностранными именами певцов и музыкантов, цифрами гонораров, которые получают все эти «Гнусные парни», «Потрошители», «Звероящеры», «Адские машины». «Икс, игрек, зет», «Киллеры», «ЭББУ», «НКЛМН»… Диск-жокей взахлеб восхищался чужим кантри, будто у предков, сидящих в зале, никогда не было сельской музыки, не было ни веселых, ни печально-протяжных, истинно душевных напевов.

Диск-жокея не слушали, но не потому, что не было интересно. Просто всем все это было давным-дав­но известно. Неумеренные восторги диск-жокея по поводу славной западной музыки не воспринимались уже давно. И не потому, что отвергались. Просто они уже давно были восприняты. Теперь все ждали самой этой славной музыки. Ведь она будоражит не хуже водки, под нее так легко входить в раж, кривляться, рычать, визжать, кусаться, срывать с партнерши платье… Пусть не сейчас, когда в зале кретины из комсомольского оперотряда, но вот потом.

И конечно же, ни диск-жокей, который из энтузиаста-общественника превратился в профессионала, срывающего хороший куш за каждый такой вечер в дискотеке, ни эти в общем-то неплохие парни и девушки, будущие биологи и географы, физики и журналисты, математики и языковеды, никто из них не знал, что все эти их кривляния и рычания, весь этот музыкальный бред, в который они сами себя вгоняли, все это продумано, запрограммировано, скалькулировано мистером Ларкиным, его коллегами из ЦРУ и сотнями таких же опытных и умных специалистов по разложению человеческих душ. Да, они этого не знали, хотя обязаны были знать. Повзрослев, следует понимать, что за отраву глотаешь добровольно. Когда человек совершает преступление, суд не учитывает того обстоятельства, что преступивший не знал законов. Законы должны знать все. Законы, оберегающие самого себя от растления, тоже…

Андрей Колотухин был на год старше своих однокурсников, поработал на БАМе, где укладывал рельсы, так что кое-что соображал в жизни. «Катящими­ся камнями»[3] сбить его с жизненной позиции было трудновато, но что делать – и такие, как он, подвержены «инерции среды». Куда ему было деваться, если его однокурсники словно заражены единым поветрием, все как один любят «расслабляться» после утомительных схваток с гранитом наук в университетской дискотеке. К тому же эта дискотека, называвшаяся несколько двусмысленно и даже кощунственно «Сквозь тернии», считалась одной из самых престижных в городе. В «Кустарник» – так переиначили дискотеку студенты – рвались не только студенты университета.

Для Андрея Колотухина, которого хорошо знали в комсомольском штабе университета, попасть на дискотеку не было проблемой. Он с первого курса ходил в лидерах, формальных и неформальных. И не как сын академика или парень, узнавший на БАМе, что такое фунт лиха. Причина была в его общительном характере, в том, что он со всеми держался просто, естественно и на равных.

Андрей сидел за столиком со Стасом и Рафиком и в который уже раз объявлял подходившим ребятам, что четвертый стул у них занят. Он ждал Марину.

Она появилась после девяти вечера Свободно и раскованно пересекла зал, не обращая внимания на танцующих, увидела Андрея и его друзей, однокурсни­ков, махнула приветливо рукой.

– Уф, – вздохнула она, усаживаясь, – еле вырвалась… Сима Гукова заболела, пришлось ее подменить. Пришла старая клиентка, подняла шум: мне только Симочку! Ася Миронова говорит: примите ее, Марина, на вас она согласится, это очень нужный человек Что делать, если просят? Вот и провозилась с ней, сделала еще одну дуру красивой.