Таинственный остров - Жюль Верн

К счастью, нагромождение скал, образовавшее Трущобы, держалось прочно. По даже среди этих огромных каменных глыб иные, наименее устойчивые, казалось, слегка покачивались.

Пенкроф заметил это: приложив ладони к гранитной глыбе, он почувствовал, что она чуть-чуть колеблется. Но он успокаивал себя, справедливо рассуждая, что бояться нечего, ибо это импровизированное жилище не рухнет. Однако он слышал, как грохочут камни, которые ветер сбивал с края верхнего плато и гнал по склону до самого моря. Иногда срывавшиеся камни падали на скалы, служившие Трущобам кровлей, и если они летели отвесно, то, ударяясь о гранит, разбивались на мелкие осколки. Два раза моряк вставал и, хватаясь за стенку каменного коридора, добирался до выхода — посмотреть, что там творится. Но обвалы были незначительны, они не представляли никакой опасности, и Пенкроф, возвратившись на свое место, снова ложился около очага, где под слоем пепла тихо потрескивали раскаленные угли.

Несмотря на свирепый ураган, вой ветра и грохот обвалов, Герберт спал крепким сном. Задремал, наконец, и Пенкроф, привыкший в своей жизни ко всяким бурям. Только Гедеон Спилет не мог заснуть. Он корил себя, зачем не пошел вместе с Набом. Мы уже говорили, что надежда не оставляла Спилета. Предчувствия, волновавшие Герберта, волновали и его самого. Он все думал о Набе. Почему Наб не вернулся? И журналист в тревоге ворочался с боку на бок на своем песчаном ложе, едва замечая битву стихий. Иногда усталость брала свое, на мгновение его отяжелевшие веки смыкались, но тотчас же какая-нибудь мысль, промелькнувшая в голове, будила его, и он открывал глаза.

Время шло. Было, вероятно, уже два часа ночи, как вдруг Пенкрофа, заснувшего крепким сном, кто-то встряхнул за плечо.

— Что? Кто тут? — вскрикнул Пенкроф, мгновенно проснувшись, как это и подобает истому моряку.

Журналист, наклонившись к нему, сказал вполголоса:

— Прислушайтесь, Пенкроф, прислушайтесь!

Моряк насторожился, но ничего не услышал, кроме завываний ветра.

— Ветер воет, — сказал он.

— Нет, — возразил Спилет, напряженно вслушиваясь. — Я как будто слышал…

— Что слышали?

— Лай собаки.

— Лай собаки? — воскликнул Пенкроф и тотчас вскочил на ноги.

— Да, да… Лай собаки…

— Нет, какое там!.. Да и буря так ревет… Разве услышишь?

— Постойте. Опять лает! — Слушайте… — быстро проговорил журналист.

Пенкроф весь обратился в слух, и действительно, в мгновение затишья как будто услышал донесшийся издали лай собаки.

— Ну что? — прошептал журналист, крепко стиснув Пенкрофу руку.

— Да, да! — ответил Пенкроф. — Это Топ лает!

— Топ! — воскликнул проснувшийся Герберт, и все трое бросились к выходу из Трущоб.

Вокруг царила непроглядная тьма. Море, небо, земля были неразличимы в этом черном мраке. Казалось, в мире нет ни единой искорки света.

Выбраться наружу стоило великого труда. При каждой попытке ветер отбрасывал их назад. Наконец удалось побороть порыв ветра, но, чтобы удержаться на ногах, пришлось прислониться к скале. Они молча смотрели друг на друга, разговаривать было невозможно.

Несколько минут Гедеон Спилет и оба его спутника не могли ступить ни шагу — шквал словно пригвоздил их к скале, все трое промокли до нитки, песок слепил глаза. И вдруг в краткое мгновение затишья они явственно услышали отдаленный лай собаки.

Так лаять мог только Топ! Но прибежал ли верный пес один или кто-нибудь был с ним? Вероятно, один — ведь если бы вместе с ним шел Наб, он, несомненно, поспешил бы вернуться в Трущобы.

В налетевшем порыве ветра невозможно было перемолвиться ни одним словом, и моряк только крепко сжал руку Гедеону Спилету, как будто хотел сказать ему: «Подождите», и скрылся в каменном коридоре.

Через мгновение он вышел, держа в руках вязанку зажженного хвороста, и принялся размахивать ею в темноте, оглашая воздух пронзительным свистом.

Собака словно ждала этого сигнала: лай послышался ближе, и вскоре она вбежала в каменный проход. Пенкроф, Герберт и Гедеон Спилет поспешили вслед за ней.

На тлеющие угли бросили охапку сухих сучьев. Яркое пламя осветило всю «комнату».

— Топ! Ведь это Топ! — воскликнул Герберт.

В самом деле, это был Топ, великолепная англо-нормандская гончая, получившая от скрещения двух пород необычайно тонкое чутье и быстрые ноги — качества, отличающие охотничью собаку.

Итак, собака инженера Сайреса Смита нашлась.

Но Топ прибежал один. Ни хозяин, ни Наб не пришли вслед за ним.

Но каким образом инстинкт мог привести его сюда, к Трущобам, где он никогда не бывал, да еще в такую темную ночь, в такую бурю! Непостижимое явление! И еще более странным было то, что собака не казалась усталой, изнуренной и даже не была испачкана грязью и песком…

Герберт подозвал Топа и сжал ладонями его морду. Собака, видимо, обрадовалась ласке и, вытягивая шею, терлась головой о его руки.

— Ну, раз собака нашлась, найдется и хозяин! — сказал Гедеон Спилет.

— Дай-то бог! — отозвался Герберт. — Идемте скорей! Топ будет нашим проводником.

Пенкроф ничего не возразил ему. Он чувствовал, что появление Топа, быть может, опровергнет все его мрачные догадки.

— В дорогу! — воскликнул он.

Пенкроф разгреб жар в очаге и бережно прикрыл кучку раскаленных углей золою, чтобы можно было по возвращении разжечь огонь. И тотчас же, захватив с собою остатки ужина, он бросился к выходу вслед за Топом, который как будто подзывал их коротким, отрывистым лаем; позади моряка бежали Гедеон Спилет и юный Герберт.

Буря бушевала с неистовой яростью и, вероятно, достигла наибольшей своей силы. В ту ночь было новолуние, молодой месяц узким серпом поднимался в небе, но бледное его сияние не могло пробиться сквозь тучи. Идти становилось все труднее. Самое лучшее было положиться на инстинкт Топа. Путники так и поступили. Гедеон Спилет и Герберт шли вслед за собакой, моряк замыкал шествие. Невозможно было перемолвиться ни единым словом. Дождь уже не обрушивался водопадом, так как дыхание урагана развеивало его водяной пылью, но сам ураган был ужасен.

Было, однако, обстоятельство, благоприятное для Пенкрофа и его товарищей. Ветер несся с юго-востока и, следовательно, дул им в спину. Он забрасывал их сзади целыми тучами песку, но не мешал идти вперед — стоило только не оборачиваться. Порою наши путники даже двигались быстрее, чем хотели, и поневоле ускоряли шаг, для того чтобы ветер не сбил их с ног, но окрепшая надежда придавала им силы. Ведь они шли теперь не наугад, — они уже не сомневались, что Наб нашел своего хозяина и послал за ними верную собаку. Но жив ли был Сайрес Смит? Быть может, Наб звал их лишь затем, чтобы отдать последний долг умершему?