ЕСЛИ №11 ЗА 2004 ГОД - СБОРНИК
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан потер переносицу и закончил:
– А нам надо его остановить. Ясно? Можете расходиться.
Потом не приходили быкуны. И людаки больше не приходили.
Неделю, и другую неделю, и третью, и еще чуть-чуть.
Огородник – хороший человек оказался. Добрый очень. Еды мне своей давал. Правда, я, когда съедобные ягоды нашел, тоже ему принес девять ягодок. Еще мы с ним в дозор ходили, с ним хорошо в дозор ходить, не страшно. А как только мы сменялись, я спал, а к нему Ханна шла. Беседы беседовать. Я тогда понял, что Ханне за Огородника замуж хочется. Иначе зачем ей к Огороднику шастать? А на другой день, когда отосплюсь, уже я к нему ходил. Есть и болтать. Он так рассказывал про разные места – заслушаешься!
Еще Огородник строил на дворе chasovnia. Это маленькое помещение, только я не понял, зачем. Как-то с Богом связано, но про Бога я тоже не все понял. Огородник притаскивал разные железяки отовсюду и сваривал одну с другой. У него специальный апарратт был, про апарратт я потом расскажу, очень уж он тоскливая штука… Вот. Сначала Огородник хотел из деревьев chasovnia делать и ходил за деревьями в Парк. А Парк далеко-о-о. И деревья тяжелые, так просто не притащишь. И еще он там на мину нарвался, ему нос осколком попортило, да. Он тогда стал из железок chasovnia варить. Я посмотрел-посмотрел, сказал ему:
– Некрасиво у тебя получается. И медленно. А он ответил: «Чем болтать, лучше б помог». И я ему помог. Немножко.
Вот, разок вышло, что мы после дозора не два, а три дня отдыхали. И я к Огороднику не только на второй, но и на третий день тоже пошел. Вот, зря.
Прибредаю, вижу: у Огородника дверь открытая. Совсем. Забыл он? И я захожу, уже хочу ему сказать: «Дверь же ты закрой, забыл совсем!» – но не говорю. Кто-то у него разговоры разговаривает. Ой, Ханна. Точно. Тогда я хотел уйти, но не стал. Интересно же мне, чего она, идет замуж за Огородника или не идет?
Сбоку комната была хорошая, вся с железяками. Я в самый угол забился и спрятался. Сижу тихо, дышу медленно.
– …Почему, Вик?
– Ты замечательный человек, Ханна…
– Почему, Вик?
– Настоящая красавица…
– Да почему же, ради всего святого, ответь мне!
– Ты мне нравишься, и я уважаю…
– Если нравлюсь, то в чем причина, Вик?
Ой. Не надо было мне прятаться. И слушать мне тоже не надо…
– Причина?
И кот ему вторит:
– Мря-а?
– Причина тебе нужна… Послушай, у нас еще есть шанс остаться…
– Нет, Вик. Мне нужно нечто большее, и я знаю это твердо. Дай мне все или впредь нам лучше не знаться.
– Ханна, милая моя Ханна… кое-что не хочется высказывать вслух. Это больше чем неудобно.
– У нас с тобой зашел особый разговор. Неудобного остаться не должно. Кажется, я готова к чему угодно…
Вдруг она заплакала. Ханна заплакала! Я решил выбраться потихоньку, да и уйти. Кот:
– Мя-мя-ка-мя-ка-мя-ка… А она заливается.
– Встретишь… то, что тебе… надо… позарез… никогда не было так… встретишь… там, где и найти-то такое нельзя… и вдруг… черт… черт! черт!… месяц хожу вокруг него… как кошка вокруг сметаны… никогда! никогда еще… ведь два же порядочных человека в таких… мама, ты бы не поверила… Вик, я прошу… я умоляю тебя…
– Я женат, Ханна.
– Как? Ты же сказал: она умерла… погибла… Ты же сказал: авария…
– Все верно. Но я не могу с ней разлучиться… даже с мертвой. Она здесь, Ханна. Она рядом. Я разговариваю с ней каждый день… всегда.
– Время все исправит, Вик. Просто одни излечиваются быстрее, а другие – дольше. Поверь мне, Вик. Женщины понимают в этом чуточку больше, чем мужчины.
– Возможно. Но только время лечит тех, кто хочет этого.
– Новая жизнь – хорошая штука, Вик. Всегда стоит начать заново, если есть силы. А разве ты ослаб? Разве ты одряхлел, Вик?
– Новая жизнь – хорошая штука, Ханна. Я знаю. Но мне она не нужна. Хочу дорисовать то, что должно быть дорисовано. Мужчины понимают в этом чуточку больше, чем женщины.
Все, замолчали. Я стою на одной ноге, другую опустить боюсь.
И тут Ханна вскочила, загремела чем-то, чего-то еще сшибла…
– Да… какого… а!
Кулаком по столу шваркнула и по коридору понеслась. Я сразу на пол – хлобысть! Она в пяти метрах пронеслась, а меня вроде не заметила. Сердце мое – дыг-дыг-дыг!
У самой-самой двери Ханна остановилась.
– Передумаешь – заходи. Я тебя жду, Вик. Пока еще жду. И выскакнула. А дверь не закрыла. Очень хорошо, да.
Я с пола поднялся. Весь пол у него тут в масле, штаны теперь насмерть изгвазданы.
– Что думаешь? Хорошая она женщина, красивая. Да и умница к тому же.
Я испугался. С кем это он? Кто это у него еще? Или это он со мной?
– Мя.
Ой-ой! Да он со зверюгой болтает со своей. Рехнулся?
– Я не тщеславен, котя, ты же знаешь. И я не настолько обожаю себя. Мне всего-навсего требуется трезвый анализ ситуации. Со стороны-то виднее…
– Мякк. Мя-якк!
– Скверно, котя, очень скверно. Замечательный человек, а чем я ей могу ответить?
Я опять начал потихоньку выбираться. Железяк разных вокруг меня – тыщи, как бы не задеть чего-нибудь… Плохо, если Огородник меня поймает. Осторожненько надо, очень-очень осторожненько…
– Что ж мне делать? Как ей объяснить? Угораздило же…
И тут чувствую, какая-то штуковина меня назад тянет. Ну, обернулся я – ай! – там проволочка одним концом мою штанину разорвать хочет, а на другом у нее особенная петелька, которая петелька сейчас-сейчас кучу железяк прямо с верстака сверзит. Я застыл.
– …Сколько лет прошло?
Поворачиваюсь-поворачиваюсь тихонечко, проволочку отцепляю… Фу-уф, теперь не сверзит. И я иду наружу, еще чуть-чуть осталось.
– А впрочем, какая разница…
Прямо передо мной стоит кот. Он, видно, по коридору шел, услышал шорох и морду в мою сторону повернул. Смотрит. Вот я. Кот меня оценил, морду лениво так отвернул и затрюхал-затрюхал к двери. Понятно мне: я нестрашное и несъедобное.
Но если кот – тут, с кем же там Огородник болтает?
Ой-ой!
Я весь холодный сделался. Опять застыл на месте.
– …Знаю, как ты поступила бы. Ты дала бы мне свободу. Ты всегда была очень добра, добрее всех, кого я помню. Благодарю тебя, Катенька, но свобода мне не нужна, свобода мне совсем ни к чему. После тебя уже никого не будет… Я истосковался по тебе. Жду не дождусь, когда мы встретимся там, за чертой… Но, видишь, Господь к тебе не пускает. Значит, еще что-то нужно ему от меня, значит, еще не все мои дела тут окончены. Потерпи немножечко. Я чувствую, Катенька, осталась какая-то ерунда. Слышишь? Да-да, раньше меня пригибало к земле, а сейчас земля меня едва удерживает… Я уже такой легкий, что ноги сами отрываются от пола. Потерпи, Катенька, срок мой на исходе… Потерпи, солнышко. Мне ведь тоже приходится терпеть…
Я вылетел оттуда, как ошпаренный.
* * *Две недели прошло.
Ханна отправилась к терранцам. В их Tikhaya Gavan'. С Огородником не попрощалась, а попрощалась со мной. Вот. Сказала мне: «Знаешь, Капрал, по тебе буду скучать… И еще по кое-кому. Но уехать отсюда надо. Обязательно уехать отсюда, Капрал». – «Почему это?» – «Либо ты одеревенел совсем, либо ты чего-то хочешь от жизни. Так вот, я недавно поняла, что еще недостаточно одеревенела. Мне мало просто существовать, я хочу большего».
Я не понял, о чем это она. Но умная женщина.
* * *И как Ханна ушла, так все и случилось. На следующую ночь. Звонок зазвоночил, и поскакала кутерьма…
Я выскочил, дробовик с собой забрал. Потом вспомнил, что лучше его сразу зарядить. Ну, я остановился, заряжаю-заряжаю его. Мимо летит Вольф, пистолетом машет, кричит мне чего-то. А чего кричит, не слышу, ветер же.
– …стоишь тут, как… – и ногой меня пнул в бок. Ой-ой!
Я упал, ударился головой, дробовик мой из рук улетел… И перед глазами все кружит-кружит-кружит…
– …вставай же! Старина, ты жив? Эй?… Жив. Не раненый? – Старик Боунз меня трясет за плечо, покою не дает.
– О-ох…
– Что, они уже здесь, уже до Станции добрались?
– Не-ет… Это наш один ду-урень…
– Как же так? А? Капрал?
Я подымаюсь, злой, бок болит и голова тоже болит.
– Давай, – я говорю, – до караульной хибары дойдем. Там все узнаем.
– Пошли, Капрал! Три ствола – лучше одного.
А у него обрез и длинный нож, вроде кухонного. Обрез самодельный, как и у меня. Только одноствольный.
– Да.
И мы пошли быстро-быстро, а потом побежали, потому у меня в голове развиднелось. Там, где хибара наша для дозорных начальников, стрельба дадакает.
– Я… долго… лежал?
– Нет… Тревога пять минут назад… была. – Боунз на бегу пыхтит.
Вдруг как пыхнет впереди! Как пыхнет еще раз! И потом гром до нас докатился.
– Что это, Боунз?
А Боунз ругается страшно, никогда я от него таких слов не слышал. Ругается-ругается, а дальше бежит. И я бегу, только уже задыхаться стал.