Пегас - Даниэла Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надеюсь, наше представление ему понравится, – неопределенно ответил Николас. Пока что он не мог понять, как ориентироваться в бесконечном лабиринте автоприцепов, шатров, рабочих, артистов и прочих непонятных фигур, переполняющих этот суетливый муравейник. В жизни не доводилось видеть столько людей в одном месте. Впрочем, мальчикам оживление явно нравилось. Тобиас засмотрелся на стайку девушек в блестящих балетных костюмах – симпатичных, с прекрасными фигурами. Что ж, может быть, зрелище немного его воодушевит. Николас неожиданно заскучал по Моник: ей этот мир хотя бы знаком. Он же чувствовал себя так, словно неожиданно попал на чужую планету, где все выглядело иначе. Даже тропический пейзаж разительно отличался от привычного, и было очень тепло.
Джо показал, где находится общая столовая. При желании там можно было покупать еду. Конечно, ничто не мешало готовить самим, в своем трейлере, вот только никто из них не знал, как это делается. Николас не стоял у плиты ни разу в жизни, а теперь предстояло срочно освоить хотя бы азы кулинарии, чтобы кормить сыновей. Ходить в переполненную столовую три раза в день очень утомительно. Уже сейчас стало ясно, что здесь не будет хватать главного условия спокойной жизни: уединения. Множество людей ютились в невероятной тесноте, практически на головах друг у друга. Трейлеры стояли на расстоянии вытянутой руки. Рассчитывать на тишину здесь вряд имело смысл, а о неприкосновенности семейной жизни не стоило даже мечтать.
Как только Джо распрощался, все трое пошли в конюшню, где лошади уже стояли в стойлах, надежно привязанные. Все они сразу повернулись и посмотрели на хозяев, а Плуто энергично закивал в знак приветствия. Николас радостно улыбнулся: наконец что-то знакомое, родное. Он быстро подошел к любимцу и принялся гладить, то ли успокаивая его, то ли пытаясь найти успокоение в теплом прикосновении. В эту минуту общение с лошадьми казалось остро необходимым: животные напоминали об утраченной родине, потерянном друге, прекрасном мире, так быстро и безвозвратно исчезнувшем за океаном, в стране, куда не было возврата. Восемь лошадей и двое сыновей – это все, что осталось в жизни.
Все трое решили задержаться в конюшне и почистить лошадей. Николас надел на Плуто упряжь, которую кто-то принес из контейнера и аккуратно повесил на гвоздик в стойле. В конюшне была устроена отдельная кладовка, где уже были заботливо сложены мешки с кормом.
Николас сел верхом на липициана, и в то же мгновение жизнь снова обрела смысл. Что бы ни произошло, куда бы ни забросила судьба, у него было главное: дети и подаренные Алексом лошади. Ради него Плуто вернулся к жизни и стал единственным другом в незнакомом, пугающем мире. Николас наклонился и шепнул коню на ухо:
– Спасибо, друг.
Белоснежный липициан пронесет их сквозь все невзгоды. Он уже проявил свою преданность в тот момент, когда решился снова встать на ноги – за это Николас испытывал бесконечную благодарность и вовсе не стеснялся сентиментальности, которая кому-то могла показаться нелепой.
Глава 8
Несмотря на внешнее спокойствие, перед встречей с Джоном Ринглингом Нортом – «мистером Джоном», как называл его Джо – Николас отчаянно нервничал. Он понятия не имел, чего можно ожидать и от этого человека, и от жизни в цирке. Ощущение инопланетной нереальности происходящего не покидало ни на миг: вокруг сновали сотни артистов и рабочих, кто-то громко разговаривал, кто-то спешил на репетицию в причудливо ярком костюме. Издалека доносилось зловещее рычание хищников, а по пути в конюшню пришлось уступить дорогу веренице чинно вышагивающих слонов. Окружающий мир поражал необычностью и новизной.
Без десяти четыре Джо Херлихай зашел за Николасом, чтобы проводить к президенту, и с нескрываемым восторгом взглянул на великолепных белых лошадей.
– Ваши липицианы просто невероятны, – восхищенно проговорил он. Плуто поднял голову и громко заржал, как будто поблагодарил за комплимент. – Они умеют выступать самостоятельно? – Вопрос означал, способны ли лошади выступать без наездника, подчиняясь лишь командам хозяина.
– Да, но и верхом тоже езжу, – ответил Николас. Нина подчинялась охотнее, так как была старше и спокойнее. Но Плуто всегда выступал ярче.
– О, это, должно быть, потрясающее зрелище. Старший сын участвует в программе?
Николас кивнул. Перед отъездом Алекс отдельно занимался с Тобиасом. Артистизма мальчику, конечно, не хватало, но с раннего детства он прекрасно держался в седле и даже научил Лукаса нескольким трюкам, чтобы тот мог принять участие в представлении.
– Аравийцы также натренированы на голосовые команды. – Николас улыбнулся Джо, который явился в костюме еще более кричащем, чем утром: сером с серебряным отливом. Поскольку он обладал солидной фигурой, блеска оказалось немало, да и ярко-голубой галстук в сочетании с розовой рубашкой заметно добавляли колорита. Однако в цирковом окружении, среди причудливо одетых людей, абсурдное сочетание цветов выглядело вполне нормальным. Сам же Николас на встречу с Джоном Ринглингом Нортом надел безупречно элегантный костюм, сшитый лучшим берлинским портным. Он понятия не имел, чего следует ожидать от президента и владельца столь крупного предприятия, да и зачем вообще тому понадобилась эта встреча.
Прежде чем уйти, он наказал мальчикам после работы нигде не задерживаться, а сразу возвращаться домой, и поручил старшему сыну присматривать за младшим. Лукас весь день пребывал в крайнем возбуждении и твердил, что мечтает познакомиться со всеми клоунами. Самому Николасу жизнь среди клоунов казалась странной, болезненной фантазией; не верилось, что отныне они стали частью ни на что не похожего, сюрреалистичного мира. Но Лукаса, разумеется, все вокруг приводило в восторг, а Тобиас заметно растерялся и с момента приезда почти все время молчал. Очевидно, долгое путешествие и невообразимая обстановка не лучшим образом повлияли на его эмоциональное состояние.
Джо повез Николаса в своем фургоне с логотипом цирка, а уже через несколько минут остановился возле внушительного здания и повел подопечного в офис, где сидели два секретаря – таких же серьезных и респектабельных, как в любой юридической конторе или банке. Пару мгновений спустя появился и сам Джон Ринглинг Норт, одетый в строгий темный костюм в тонкую полоску – почти такой же, как у Николаса, только хуже сшитый, – белую рубашку с синим галстуком и до блеска начищенные ботинки. Волнистые черные волосы были стильно подстрижены. С широкой улыбкой президент пожал новому артисту руку, дружески поприветствовал и пригласил в кабинет. Наконец-то Николас ощутил себя в привычном мире. Джон Ринглинг Норт держался серьезно, а говорил четко и грамотно, как положено интеллигентному человеку. Он сел за большой стол и жестом пригласил Николаса занять место напротив. Джо куда-то незаметно испарился.
– Добро пожаловать во Флориду и в «Цирк братьев Ринглинг», – радушно произнес президент. – Надеюсь, путешествие прошло удачно и лошади не пострадали.
– Все отлично, – заверил фон Бинген, стараясь не думать об ужасной морской болезни, едва не погубившей Плуто. К счастью, все страхи остались в прошлом: липициан чувствовал себя как нельзя лучше. – Хочу вас поблагодарить, – торопливо добавил он. – Весьма признателен за поддержку, оказанную мне и моим сыновьям. Вы в прямом смысле спасли нам жизнь. Оставаться в Германии сейчас небезопасно, во всяком случае, нам. На мою семью удар обрушился неожиданно; нас предупредили, что нужно как можно скорее уезжать. Вы помогли нам это сделать.
– Обстановку я понял из вашего письма, – осторожно ответил Джон Норт. – Хотя, признаюсь, был несколько озадачен. Люди с такими фамилиями, как ваша – начинающимися с приставки «фон», – как правило, не подвергаются преследованиям на национальной и религиозной почве. Что же происходит в Германии? Неужели существуют политические коллизии, о которых мне неизвестно? Вы открыто противостояли нынешнему правительству? – Он знал, что подобные прецеденты случались и всякий раз приводили к предсказуемо катастрофическим результатам.
– Несколько недель назад я узнал, что моя мать, которой я не помню, была наполовину еврейкой. Это обстоятельство изменило нашу жизнь внезапно и безжалостно. Мы оказались в страшной опасности. Друг моего отца, генерал вермахта, предупредил, что единственный путь к спасению – срочная эмиграция. Высокопоставленный военный оказал нам неоценимую услугу и предрек, что дальше будет еще хуже, хотя для евреев и сейчас уже обстановка невыносимая. – Он успел ощутить это на собственной шкуре. – С моим происхождением, о котором я, впрочем, никогда не подозревал, даже сыновья оказались в смертельной опасности. Невозможно предсказать, куда заведут ненависть и предрассудки. Не исключено, что власти захотели бы на нашем примере доказать, что в гитлеровской Германии не получат снисхождения даже аристократы, на поверку оказавшиеся евреями.