Корела - Герман Иванович Романов

нынче — отряд Делавиля, что якобы на помощь к Москве вышел, город и захватит. А от него путь на Новгород открыт будет. И предлог благовидный у шведов будет — они стараются русским «помочь», дабы их города поляки не захватили. Есть у меня верные людишки, они весточки присылают, а дальше только хорошо подумать надо и все сопоставить. Так что все уже поделено между королями — ляхам Москва отходит, а свеям Новгород. И хоть они воюют меж собой сейчас, но поживиться не откажутся и к весне мир учинят, так как силы на захват русских земель им потребны.

От таких слов князя пробрало, он хотел высказать в глаза этому наглому «последышу» все, что думает о таких «сказаниях», но осекся, услышав спокойный голос епископа Сильвестра.

— Ворон ворону глаз не выклюет. Я думаю, бояре, что три седьмицы не столь большой срок, чтобы нам всем не подождать. Имена этих семи бояр не нужно знать — когда царя Василия насильно подстригут в монахи, тогда они всем известны станут. Семь изменников всеми русскими землями править будут — стыд и срам. Но ты ведь их имена ведаешь, принц?

Вольдемар только кивнул епископу Сильвестру, и тут Мышецкого пробрало от столь молчаливого ответа — князь осознал, что все сказанное чрезвычайно походит на истину. Но тогда, если, нет, когда предсказанные события совершаться, станет окончательно ясно, что принц самый настоящий, а никакой не самозванец. Один вопрос только останется — кто из королей — Магнус или Стефан Баторий, его настоящий отец по семени своему. И тут он себя поймал на мысли, что даже если он от поляка, то следует его принять как законного ливонского наследника, выгодно зело. Впрочем, неважно это — мать ведь княжна Старицкая, а сие много значит. Но обо всем следует князю Одоевскому в Новгород отписать, а лучше самому туда немедленно отправится…

Королева Ливонии Мария, супруга первого и единственного короля Ливонии Магнуса, принца Датского, дочь казненного царем Иоанном Васильевичем Грозным последнего удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. До ее кончины в Новодевичьем монастыре остается почти два года…

Глава 19

— Бояре, вы на заклание обрекли и град свой, и земли — так нельзя воевать. Отдать инициативу неприятелю при малых силах означает обречь себя на неизбежное поражение. Смотрите, что получится — отправите навстречу шведам две сотни стрельцов, те их побьют с легкостью. Видел я свеев в поле — дерутся крепко, боевиты, «огненному бою» обучены добротно — заряжают мушкеты быстрее, чем стрельцы пищали, а бьют из них дальше и точнее. Так что побьют быстро и жестоко, а мы две сотни людей напрасно потерям. Я не говорю про ту тысячу ополченцев, что погибнут в поле без всякого полезного результата — их там всех в землю затопчут, и не заметят.

Владимир хмуро посмотрел на воевод — те были изрядно смущены, даже глаза отводили, молчаливо вину признавая. После того, как Мышецкий и Пушкин собственными глазами увидели, на что способен карабин с оптикой, и узнали, как именно перебили шведов у скита, бояре были ошарашены. А после того как выяснили, что тем воинством командовал сам выборгский губернатор, которому удалось бежать — их доверие к нему стало полным. Сами уступили бразды правления, и попросили всеми ратными делами заправлять, чего Стефанович сейчас никак не ожидал, так как горды и с норовом были воеводы карельские, и власть просто так не уступили бы. Ведь это «ущемление чести», что по «местничеству» недопустимо.

Но тут они как-то быстро признали его право на «старшинство», даже не то, что бы спорили, смотрели как отца родного, хотя он младше их летами на добрый десяток прожитых годов. Возникло ощущение, что князь с боярином с облегчением скинули на него «груз ответственности».

— Следующая ваша ошибка в том, что, даже собрав с уезда всех крестьян, русских и карел, но оставив их в весях, обрекли их на поражение поодиночке. Шведы отправят карательные отряды по окрестностям, по сто-двести воинов в каждом, и приведут население к полному повиновению, разорив и убив всех непокорных. Затем начнут расширять контролируемую территорию, пока не займут весь уезд. Войска у них хватит — в Выборге почти три тысячи ратных людей, подойдет Делагарди со своими тремя тысячами «природных» шведов — немцы из его отряда к полякам перейдут, как я вам говорил. И еще отряд Делавиля у Ладоги — если дела пойдут плохо, они его сюда постараются отвести. Пока Корела держится, любое наступление супостатов в новгородских и псковских землях обречено.

— Почему, ваше высочество? Разве нельзя утвердится на земле нашей, крепостицы важные взяв помимо Корелы?

— Можно, пока зима не нагрянет, — усмехнулся Стефанович. — Летом по морю припасы перевозить можно на кораблях, а как снег выпадет, только санным путем по льду али по суше. А мы отсюда перехватим пути от Выборга, много ли свеи навоюют, да в землях, где их владычества признавать не будут? Единственный их шанс ключевые города захватить, чтобы оттуда свою власть на окрестности распространять. Вначале нашу Корелу им нужно взять, чтобы весь перешеек до самой реки Невы под властью находился. Затем истоком и устьем реки овладеть, это зимой будет, когда лед установится. Займут крепость Орешек и слободу Невское Устье, что на месте впадения Охты стоит. А следующим летом двинутся на Новгород — и возьмут его, сами знаете, что в смуте не только земли, но и люди, что ими управляют. Но о том нет нужды говорить преждевременно, ведь если мы выстоим, то иначе все будет, совсем по-другому все события пойти могут.

— А мы устоять разве сможем, ратников у нас самая малость? Лучше в осаду садится, а там и продержаться…

— Корела неприступна и зимой — река ведь не замерзает, а на ней лед тонкий, если встает — ведь на это ты уповаешь, боярин?

Владимир посмотрел на Пушкина и усмехнулся. И решил иносказательно поведать Ивану Михайловичу о дальнейших событиях, которые в историю должны были войти как «героическая оборона Корелы».

— Сожжешь ты посады и в осаду сядешь, а дальше что? Взять крепость шведы не смогут, подкоп под стены не проведешь, реку не вычерпаешь. На приступ не пойдут — бревна в Федоровской речке в дно вбиты, лодки не пройдут. А потому шведы обложат оба берега Вуоксы и пушки поставят. Они в августе подойдут — чтобы урожай не успели собрать и под защиту стен припасы отвести. Жителей и воинов скопится до четырех тысяч — через месяц начнется голод, потом нагрянет скорбут — цинга — от