Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946 - Дмитрий Ломоносов

Появились новые военные звания: вместо «комбриг», «комдив», «комкор», «командарм», отличавшимися количеством ромбов на петлицах, были введены звания «генерал-майор», «генерал-лейтенант», «генерал-полковник» и «генерал армии» со звездами вместо ромбов. Для младших командиров — «ефрейтор», «младший сержант», «сержант», «старший сержант» и «старшина».

Последний предвоенный 1940 год. Евгений Умнов, муж Нюры — дочери тети Сони, — закончив университет, уехал служить в Красную армию в артиллерийской батарее каких-то сверхмощных орудий на Западной Украине. За все годы войны эта батарея не выпустила ни одного снаряда по врагу, откочевывая все далее на восток.

Второй курс техникума. Усилившиеся продовольственные трудности. Огромные очереди за хлебом, сахаром, макаронами, мукой. По поручению тети Сони после занятий в техникуме хожу на фабрику-кухню (теперь здесь находится мясокомбинат. Там работал ее муж Леонтий Михайлович), где для сотрудников выдаются обеды и продуктовые заказы. Особым «почтением» у нас пользовались копченые бараньи и свиные ребра, с которых срезано мясо. Однако мяса на них оставалось еще довольно для обгладывания, чем вся семья Файкиных занималась за ужином. Кроме того, продавались жареные пирожки, начиненные соевой кашей.

Очень трудно приходилось моим сверстникам-студентам, жившим в общежитии. Стипендия (обычная — 34 рубля, а для отличников — 45 рублей) не могла обеспечить даже нищенское пропитание. Ходили подрабатывать в порт, куда и я несколько раз ходил из солидарности, однако не мог выдержать даже половины смены. Обедать ходили на рынок, где была дешевая столовая для возчиков: тарелка щей с «рубцом» и гречневая каша с салом стоили 15–20 копеек. Неплохо кормили и в техникумовской столовой, но там было подороже, хотя давали в долг под запись в долговую книгу с удержанием из стипендии.

Летом 1940 года, после завершения производственной практики на токарных, фрезерных и строгальных станках, всем курсом отправились в колхоз на уборочную. Колесный пароход довез нас до станицы Николаевской, откуда пешком мы прибыли в станицу Мариинскую. Работали в основном на комбайнах на соломокопнителях — прицепах, куда из чрева комбайна ссыпалась солома.

Закутав лицо марлей (иначе — задохнешься от пыли), солому следовало вилами собирать в копны и периодически сбрасывать, следя за тем, чтобы они ложились на поле ровными рядками. Перевозили зерно на бричках, запряженных волами. Медлительные и неприхотливые животные безропотно тащили любой груз, при запрягании становились сами каждый на свое место и подставляли шеи под ярмо. Управлялись, подчиняясь команде: «Цоб, цоб!» — идущий слева вол заходит вперед, и повозка поворачивает направо. «Цобэ, цобэ!» — правый вол заходит вперед, и повозка поворачивает налево. «Цоб, цобэ!» — оба вола делают вид, что ускоряют движение.

Некоторое время я выполнял обязанности сторожа: спал на току, куда ссыпалась доставляемая от комбайнов пшеница. Днем пшеницу провеивали на ручных веялках (невероятно трудоемкая работа) и грузили в повозки и автомашины, отвозившие ее на элеватор.

Питаемся неплохо, но непривычной пищей: на обед «кандер» — суп из пшена с картошкой, заправленный луком, поджаренным на бараньем сале, утром и вечером — хлеб и лепешки с овечьим молоком — густым и жирным. На складе колхоза можно было получить дополнительно продукты, оплачивая их по себестоимости, то есть значительно дешевле, чем в ростовских магазинах, с последующим вычетом из заработка.

За работу начисляются трудодни, расчет по которым должен производиться после завершения уборки урожая. Перед отъездом домой нам выдали аванс: я получил мешочек муки и немного денег. По дороге впервые в жизни купил в пароходном буфете бутылку вина. Выпили ее вместе с кем-то из сверстников, используя вместо стаканов огурцы с выдолбленной сердцевиной.

Осенью двое из нашей команды ездили за окончательным расчетом, привезли пшеницу, из которой тетя Соня варила кашу.

Весной 1941 года пришел приказ об изменении специализации техникума: вместо индустриального он стал авиационным. Я перешел на отделение «монтаж самолетов»: эта специальность была мне более интересной, чем работа в механических цехах.

Второй курс техникума закончился с последним годом мирной жизни. Май 1941 года — экзамены, сданные мною более успешно, чем всегда, производственная станочная практика, начало каникул.

Воскресенье 22 июня 1941 года. По путевкам, полученным дядей Левой, я и тетя Соня едем в однодневный дом отдыха. Туда нашим профкомом выдавались путевки студентам, отличившимся успеваемостью или общественной работой, так что я надеялся провести этот день в компании друзей. Мы бывали в этом доме отдыха и ранее. Но вкусно приготовленный обильный завтрак прерван донесшимися слухами: началась война.

Сейчас это кажется странным, но в доме отдыха не было радиоприемника. Кого-то послали в поселок, и он, вернувшись, подтвердил, что выступал по радио Молотов с заявлением о нападении Германии на всем протяжении западных границ, включая границы с Финляндией и Румынией.

В этот день, разумом понимая всю трагичность происшедшего, я еще не воспринимал серьезно то, что началась война, оставившая меня живым, но с глубокими душевными и физическими увечьями. Теперь, по прошествии семи десятков лет, вспоминая пережитое, не верится, что все происшедшее со мной в годы войны было наяву. Не верится и в то, что у меня хватило сил и здоровья все это перенести.

Дом отдыха немедленно опустел. Вернулись домой. Тревога, казалось, висела в воздухе. В городе вокруг репродукторов, висевших на столбах, толпились люди, слушавшие периодически повторявшиеся сообщения и темпераментно обсуждавшие их.

Вышедшие на следующий день газеты публиковали постановления о всеобщей мобилизации военнообязанных мужчин в возрасте от 18 до 45 лет, об организации призывных пунктов, о введении карточной системы распределения товаров и продуктов. Только что сформированное Совинформбюро опубликовало первое сообщение с фронта. В нем говорилось о бомбардировках фашистской авиацией Киева, Севастополя и других городов, о достойном отпоре советских истребителей, сбивших десятки немецких самолетов, о героическом сопротивлении захватчикам наших пограничников, во многих местах оттеснивших немцев на их исходные позиции.

Сразу же пошел в техникум. Объявили, что планировавшаяся поездка на уборку урожая отменяется, организовываются занятия по обязательному военному обучению по сточасовой программе всевобуча. В здании техникума создавался призывной пункт, на котором будет организовано дежурство студентов. В приказе директора техникума, вывешенном на доске объявлений, сообщалось о создании истребительного батальона, который будет нести дежурства во время воздушных тревог, участвовать в патрулировании улиц и в составе санитарных дружин.