Год трёх царей (СИ) - Касаткин Олег Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но однако слабоват в коленках оказался новоявленный диктатор. В то время как его сторонники ждали от него государственного переворота Буланже испугался ответственности, а разоблачительные статьи в газетах окончательно добили его… Ему бы ударить — но он как истый временщик колеблется и сомневается… В марте наконец принято решение Верховного суда его арестовать — но он пребывает на свободе до апреля и спокойно уезжает в Бельгию. И только потом объявляют о раскрытии заговора… Да уж — ля белле Франс не перестает удивлять. Воистину — это не страна а черте что!
Особенно с учетом того что случилось там всего через два дня после громогласного разоблачения давно проваленного заговора. 14 июля состоялся Парижский конгресс II Интернационала. Они объявили 1 мая ни много ни мало «Днём солидарности рабочих всего мира» и предложил ежегодно отмечать его демонстрациями с социальными требованиями.
Охранное отделение доложило что и в России имеются желающие последовать призыву…
Ладно — пусть попробуют — смутьянов будем давить без стеснения. Горячие головы хорошо остудит стужа акатуйская. А вот… напоследок осталось самое неприятное. И тоже политическое.
31 мая жандармами была арестована бомбистка Софья Михайлова Гинсбург.
Георгий вчитался в строки донесения. Родилась в 1863 м, приняла православие, потом учительствовала а затем примкнула к народовольцам — уже после цареубийства. Но ничего серьезного там не было — собрания на квартирах с пением бунтарских песен да разговорами…
Четыре года назад уехала за границу в Париж (ну вот опять Париж!), где знакомится с идеологом террора Лавровым. В прошлом году с подложным паспортом возвращается в Россию. Так — а это уже другое дело — деятельное участие в петербургских военных кружках… «По данным негласных осведомителей «Онегина» и «Ромашки» за границей вместе с Исааком Дембо участвует в изготовлении разрывных снарядов». И вот такая особа живет себе в России. А полиция — ни сном ни духом.
Попалась не из-за усердия филеров и не из за доносов столь лелеемых охранкой провокаторов (небескорыстно лелеемых — поговаривают рептильные фонды господа стражи трона используют не без выгоды-с).
Просто нелепая случайность — 14 февраля сего года — как раз когда Георгий только обдумывал что делать с результатами работы следственной комиссии, мадам забыла в магазине портмоне, в котором находился проект прокламации, на случай… удачного покушения на «Всероссийского душителя регента Георгия Романова». На него стало быть!
Вот так — никого не казнил и в крепость не упрятал и даже подумывал из ссылки кое-кого из политикусов вернуть — а уже «всероссийский душитель».
Следствие закончено, можно судить — и вот насчет приговора появилась заминка.
Анатолий Федорович Кони — ох известный либерал! — заранее предложил кровожадную девицу помиловать. Формулировка была обтекаемая и в общем на вид разумная.
Дескать, общество все больше сочувствует казненным, а начинать царствование виселицей не комильфо… Опять же казнь женщины… Вечная каторга или пожизненное заточение в крепости избавят от угрозы не менее надежно.
Добавочно было указано — что мол у нас в России даже самых страшных уголовных злодеев — иные убили не двух или пятерых — по два а то и три десятка покойников на каждом — и то не вешают. (Да — а ведь и в самом деле упущение!) Тем более заговорщики практически разгромлены — «Народной воли» ни «Черного передела» нету — остались эмигранты да горсточка людей таящаяся в подполье и холодеющая при виде городового…
Георгий отложил лист и глубоко задумался.
Заговорщики разгромлены? Бомбы однако делают и прокламации пишут. Но пусть и разгромлены. А надолго ли? Он когда еще висела в воздухе гипотеза что катастрофа — дело рук злоумышленников прочел отчеты по прежним покушениям.
И эти бумаги его огорошили.
Например опаснейший заговор Нечаева был раскрыт чисто случайно. Софья Перовская допустила оплошность: при аресте не успела уничтожить записную книжку с фамилиями женщин-связных, жен и любовниц распропагандированных Нечаевым солдат Петропавловской крепости. Оттуда то ниточка и потянулась. А уж как нашли кончики — так просто хоть стой хоть падай. Ибо собирался этот безумный сектант — убийца захватить царя — его отца Александра III и его приближенных во время молебна в соборе Петропавловской крепости.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Перовская потом уже после ареста, признавала что именно план Нечаева мог принести успех… Офицеры и солдаты, участники заговора, были арестованы, судимы военным судом, разжалованы и сосланы. В «Приговоре к делу о пропаганде среди солдат» было записано, что «команда дошла до такой степени деморализации, что почти в целом составе впала в тяжкое преступление». Казенный язык — в таких выражениях отчеты о конском падеже какого-нибудь ассенизационного обоза составляют. А ведь от написанного впору волосам на голове дыбом встать!
Как однако все просто… И страшно! Один сумасшедший — а Нечаев действительно был безумцем — фанатиком, собиравшимся построить не какую то утопию или царство справедливости как пресловутые социалисты(хоть и тщетная мечта но хоть понятная и где то даже и простительная). Нет — на месте несчастной России согласно его планам должна была быть воздвигнута воистину держава самого Сатаны в которой предполагалось умертвить чуть ли не четырех из пяти жителей! Так вот — один сумасшедший — без денег без сторонников наверху какие были у декабрьских заговорщиков восемьсот двадцать пятого года — сидя в тюрьме(!!!) создает опаснейшую организацию… из собственных тюремщиков(!!!).
Но все же если подумать и не решать с кондачка… Может в мысли старого судейского волка Кони всё же есть резон — мучеников у пресловутого «дела свободы» и так хватает? Из тех же декабристов так просто икону какую то слепили (а между прочим ни один из них про свободу витийствовавших за пуншем да «Клико» своих то крепостных не отпустил!) Занудные и бесталанные литераторы Герцен с Чернышевским кумирами читающей публики стали — ей бы волю дать — так в гимназиях заставили бы бедных детишек изучать про скорбного умом князя спавшего на гвоздях!
Если помиловать дуру — иудейку — оставив сидеть в крепости до седых волос — глядишь и порадуется общество да похвалит молодого царя. Или не похвалит, а все равно назовет сатрапом и «душителем всероссийским»? Как же поступить? Может дождаться пока суд своим чередом вынесет приговор — а там может и решать не доведется — потребует какой-нито либеральный прокурор из молодых двадцать лет — а суд и утвердит… А если нет? Пристойно ли откладывать неприятное на потом в надежде что все само как — нибудь образуется?
Георгий вспомнил восемьдесят второй год… То чему стал свидетелем будучи ребенком. На одном из раутов в Аничковом дворце некая молодая графиня, побывшая на Семеновском плацу когда казнили заговорщиков погубивших деда, громко и весело повествовала о том, как «Мадам Перовская танцевала, вися на петле…» Георгий был еще мал чтобы оценить те слова но даже он заметил как отразилось на лицах собравшихся некое неприятное тяжелое чувства. А один бывший при этом старый вельможа засверкал глазами на рассказчицу и грозно сдвинул седые брови. Он как будто хотел что-то сказать, но вместо слов отмахнулся рукой и быстро вышел из комнаты…
А еще — письмо перехваченное жандармами. Некий разночинец вспоминал казнь цареубийц каковой стал очевидцем. Оно тоже было среди отцовских бумаг…
«…Вторым был повешен Михайлов. Вот тут-то и произошел крайне тяжелый эпизод, вовсе не помянутый в отчете: не более как через одну-две секунды после вынутия ступенчатой скамейки из-под ног Михайлова, петля, на которой он висел, разорвалась, и Михайлов грузно упал на эшафотную настилку. Гул, точно прибой морской волны, пронесся по толпе; как мне пришлось слышать потом, многие полагали, что даже по закону факт срыва с виселицы рассматривается как указание свыше, от Бога, что приговорённый к смерти подлежит помилованию; этого ожидали почти все…
Михайлов поднялся сам и лишь направляемый, но не поддерживаемый помощниками палача, взошел на ступеньки скамейки, подставленной под петлю палачом Фроловым. Последний быстро сделал новую петлю на укрепленной веревке, и через пару минуты Михайлов висел уже вторично.