Гюстав Флобер - Анри Труайя

Со временем здоровье Флобера улучшается. Он изучает греческий, читает Шекспира и Вольтера, плавает, занимается греблей. В руки попадается «Красное и черное» Стендаля. «Кажется, это изысканно и очень тактично, – пишет он Ле Пуатвену. – Стиль французский. Однако тот ли это стиль, настоящий стиль, тот старый стиль, которого теперь больше не знают?»[87] На несколько дней в Круассе к нему приезжает Максим Дюкан. Оживленные разговоры об искусстве, шутки, обмен планами, раскатистый мужской смех. И гость возвращается домой. Что касается Эрнеста Шевалье, то недавно он был назначен заместителем королевского прокурора на Корсике. Отдаляется еще один друг. Атмосфера в доме становится тяжелой. «Замечаю, что совсем не смеюсь и не грущу больше, – вновь пишет Флобер Ле Пуатвену. – Я созрел… Больной, раздраженный, тысячу раз в день подверженный приступам жестокой тоски, без женщин, без вина, без какой-либо другой земной погремушки, я неспешно работаю над своим произведением, как добрый работяга, который, засучив рукава и с мокрыми от пота вихрами, колотит по своей наковальне, не думая о том, дождь или ветер на дворе, град или гром… Кажется, я что-то понял, и нечто весьма важное… Счастье для людей нашей породы только в идее и ни в чем другом».[88]

Он собирает сейчас материалы для осуществления честолюбивой идеи, громадного замысла – «Искушение святого Антония». Внешняя безмятежность плохо скрывает тревогу, которая не дает ему покоя. Он сомневается в своем таланте. И как если бы этой пытки было недостаточно, жизнь, которую он хотел бы забыть, ежедневно жестоко напоминает о себе, удручает его. После замужества сестры мысли занимает болезнь отца, отвлекает его от работы. У доктора Флобера большая опухоль на бедре. Он настаивает на том, чтобы его оперировал сын Ашиль. После хирургического вмешательства семья немного успокаивается. «Температуры больше нет, – пишет Флобер Ле Пуатвену. – Нагноение приостановилось. Мы почти уверены в том, что в бедре не образуется воспаления».[89] Однако все оборачивается иначе. 15 января 1846 года доктор Флобер умирает. Семья потрясена и растеряна. Столп, на котором держалась жизнь группки людей, рухнула. Все рассыпалось. Перед разверзшейся пустотой Флобер неожиданно понимает, что значил для него отец, любящий, достойный и в то же время непонятный. «Ты знал, ты любил доброго и умного человека, которого мы потеряли; не стало нежной и возвышенной души, – пишет он Эрнесту Шевалье. – Что сказать тебе о моей матери? Она – сама боль! Сердце разрывается, когда смотрю на нее. Если она не умерла или не умирает от этого, то потому, что от печали не умирают».[90] Город в трауре. Все местные газеты пишут о достоинствах «одного из самых знаменитых хирургов Франции», о его профессионализме, энергичности, его высоком моральном облике, его преданности делу бедных. В день похорон не работают. Рабочие порта считают для себя честью нести гроб от дома покойного до церкви Мадлен, копии такой же церкви в Париже, убранной в траур учениками покойного. Два его сына и зять Амар ведут похоронную процессию. После отпевания в церкви на паперти произносят речи. Открыта подписка на памятник великому человеку. Работа над ним, как говорят, будет доверена Джеймсу Прадье.

На следующий после похорон день Флобер должен заниматься множеством материальных вопросов, которые пугают его. Отец, который знал толк в делах, оставил наследство около полумиллиона франков. Будущее семьи, таким образом, обеспечено. Однако в карьере Ашиля возникают затруднения. Несколько врачей больницы против того, чтобы он после отца занял место главного хирурга. Гюстав делает все возможное, едет в Париж, защищает брата и добивается положительного исхода дел. Ашиль становится главным хирургом первого отделения Отель Дье, а его соперник Эмиль Леде занимает ту же должность во втором. Это повышение позволяет Ашилю поселиться в служебной квартире, которую до сих пор занимали родители. Чета Амар устраивается у него.

Каролина беременна. Неделю спустя после смерти отца она родила девочку, которую решают назвать также Каролиной. Вслед за горем семья переживает радость. По прошествии нескольких тяжелых дней молодая женщина, кажется, поправляется. Флобер, успокоившись, едет в Париж, чтобы заняться наследством. Некоторое время спустя после приезда письмо матери срочно вызывает его в Руан: у Каролины родильная горячка. Он спешно садится в поезд и застает дом в смятении. Сестра бредит. Она не помнит отца и едва узнает лица, которые склонились над ее кроватью. «Амар вышел из моей комнаты, где рыдал, стоя рядом с камином, – пишет Флобер Максиму Дюкану. – Мать окаменела от горя и слез. Каролина разговаривает, улыбается, ласкова с нами, говорит всем трогательные и нежные слова. Она теряет память. Все смешалось в ее голове, она не знает, кто из нас – я или Ашиль – уехал в Париж. Сколько благодарности в больных, и какие у них особенные жесты. Малютка сосет грудь и кричит, Ашиль ничего не говорит, он не знает, что сказать. Какой дом! Ад!.. Кажется, несчастье завладело нами и отпустит только тогда, когда пресытится. Я еще раз переживу траур и услышу отвратительный звук подкованных башмаков служащих похоронного бюро, которые спускаются по лестнице. Лучше не надеяться, напротив, следует привыкнуть к мысли о горе, которое вот-вот снова придет в дом».[91]

В течение нескольких дней Каролина борется с болезнью. 22 марта 1846 года в три часа пополудни наступает неизбежный конец. Ее причесывают, одевают в белое платье невесты, окружают букетами роз, бессмертников и фиалок. Гюстав проводит ночь рядом с телом. «Она казалась, – рассказывает он, – выше и прекраснее, чем при жизни, в белой длинной вуали, которая спускалась до ног». Убитый горем, он вспоминает счастливые дни, которые они провели вместе. Потом вдруг идет за любовными письмами, которые пять лет назад ему написала Элади Фуко. Он перечитывает их у тела сестры при свете свечей в мрачной тишине дома. Все спит вокруг. Земные радости тщетны. Ради чего тогда жить? Охваченный переживаниями, он кладет на место эти ненужные листки, сделав на свертке надпись: «Бедная женщина, неужели она в самом деле меня любила?»

На следующий день он заказывает муляж руки и слепок лица Каролины. Затем следуют похороны. «Могила оказалась слишком узкой, – рассказывает Флобер, – гроб не мог пройти в нее. Его пытались втолкнуть, вытягивали, поворачивали туда-сюда, потом взялись за заступ, рычаги, и наконец могильщик встал над ним (там, где была голова), чтобы втиснуть его. Я стоял рядом со шляпой в руках. Я бросил ее оземь и вскрикнул».[92]