Искусница - Елена Хаецкая

— Он был еще жив, когда ты нашел его?

— Да, — ответил Броэрек, не моргнув глазом. — Он умер у меня на руках.

— Он говорил — сколько их было, троллей? — продолжал спрашивать Геранн.

— Пятеро, — все так же спокойно ответил Броэрек.

Геранн задал еще несколько вопросов, потом отдал несколько распоряжений и вернулся к себе. Трапеза скомкалась, все ели быстро и без аппетита, просто из чувства долга — чтобы поддерживать в себе силы и не сплоховать при вражеской атаке.

Один только Моран Джурич уминал от души и доел все недоеденные порции. На него смотрели с осуждением, но ни одного слова не произнесли. А Моран, возможно, утомившись после вчерашней активности, тоже никого не задирал.

К похоронам Хамурабида готовились недолго: под стенами замка разложили костер и запалили его под телом воина сразу же после того, как зашло солнце. Пламя ревело, огромное, праздничное, оно не столько пожирало и угрожало, сколько просто стремилось продлить закат — наполнить горизонт светом. И рыжеволосый Хамурабид сам стал частью этого последнего в своей жизни заката.

Моран Джурич стоял в стороне от остальных. Он хотел вместить в свой взор сразу всех обитателей замка, а не только тех, кто окажется к нему ближе всех. И согласно своему желанию видел их всех, стоящих неподвижно, выпрямившись, без страха глядящих в глаза последнему акту смерти, — Геранна, разгневанного тем, что у него отняли человека, Броэрека, грустного и спокойного, солдат из десятка Хамурабида, откровенно горюющих по хорошему начальнику, других воинов гарнизона, готовых к немедленному мщению. И Хамурабида он тоже различал сквозь поедающий его погребальный огонь. Удивленного, до сих пор не верящего.

— А придется тебе поверить, дружок, — прошептал Джурич Моран.

После похорон все задержались еще ненадолго — выпить последнюю чашу вина; затем все разошлись. Только Моран еще какое-то время бродил в темноте под стенами замка.

Наутро Джурич Моран явился к Геранну. Он вломился в спальню хозяина замка, бесцеремонно, по своему обыкновению: пинком распахнул дверь, ударом кулака вышиб ставни.

Сдернул с Геранна покрывало, плеснул на него водой из кувшина.

— Проснись!

Геранн заморгал, потер лицо, со стоном уселся в постели.

— Когда ты угомонишься, Джурич Моран?

Моран плюхнулся на кровать рядом с ним.

— Ты должен был сразу вскочить, сжимая в руке меч!

Тут Моран сунул руку под подушку и тотчас выдернул ее так, словно дотронулся до раскаленной головешки:

— Там ничего нет!

— Разумеется, нет, — отозвался Геранн устало. День только начинается, а Джурич Моран уже успел утомить его! Что же будет дальше?

— А почему ты не держишь меч под подушкой? — возмутился Моран.

— Потому что я в своем замке, — сказал Геранн. — Я у себя дома, понимаешь ты, бродяга? Я у себя, и вокруг меня — преданные люди. Если я начну в собственную постель укладывать меч, а не женщину, то конченый я человек.

— Женщины здесь тоже нет, — фыркнул Моран. — Похоже, нынешней ночью ты зря потерял время.

— Помилосердствуй, Моран! Вчера убили одного из лучших моих солдат. По-твоему, сразу же после похорон мне следовало пуститься в любовные приключения?

— Да что ты за человек! — горестно воскликнул Моран. — Просто тряпка какая-то… Ты должен был испытать острое желание почувствовать себя живым. А лучший способ почувствовать себя живым — уложить в постель женщину. Поверь, я всегда так делаю. Они ведь не звери, — женщины, я имею в виду, — они все понимают. И охотно чувствуют вместе с тобой. Однако вернемся к главной теме дня. Каких благ ты охотно бы лишился ради того, чтобы от меня избавиться?

Ошеломленный столь неожиданным переходом к новой теме, Геранн молчал. Моран стукнул его кулаком в бок:

— Проснись! Я задал тебе вопрос!

— Я думаю, — сказал Геранн.

— Отговорка номер один, — проворчал Моран. — Все вы, когда нужно делать что-нибудь решительное или выдающееся, так говорите. Ничего ты не думаешь. Передо мной можно не притворяться, я же тебя насквозь вижу.

— Джурич Моран, — со вздохом вопросил Геранн, — почему ты меня ненавидишь?

— Вовсе нет, — тотчас откликнулся Моран. — Я отменно хорошо отношусь к тебе, Геранн. Скорее, это ты ненавидишь меня. И знаешь, почему? — Он принялся загибать пальцы, начав с мизинца. — Не потому, что я вечно раздражаю твоих солдат. Не потому, что задаю неудобные вопросы. Не потому, что знаю почти все ответы. Не потому, что я умен, обладаю опытом и могу сотворить по собственному желанию абсолютно любую вещь, наделенную абсолютно любыми качествами, включая опасные и даже смертоносные… — Моран замолчал и укоризненно посмотрел на последний оставшийся незагнутым палец, на большой. Пошевелил им, плюнул на ноготь и заключил:

— А потому, что я занимаю еще больше жизненного пространства, чем ты. Ты большой, Геранн, но я — еще больше. Хотя если мы начнем измерять друг у друга талию, то ты, несомненно, выиграешь. И «талией» ты называешь то место, к которому крепится твое огромное брюхо, исключительно по старой памяти. Давно уже нет там никакой талии… — Моран задумался. Геранн не мешал ему. Затаив дыхание, он ждал главного: когда Моран назовет цену, за которую от него можно будет откупиться.

Джурич Моран сказал:

— Дай мне хороший теплый плащ и лошадь.

Не веря собственному счастью, Геранн перевел на него взгляд.

— И все?

— Да, — Моран пожал плечами. — По-твоему, что-то еще требуется для одинокого путника-воина? Для воина-мудреца, обреченного на скитания?

— Джурич Моран, ты получишь все, о чем просил, — сказал Геранн. — И еще немного запасов еды.

— Твоя щедрость просто убийственна, Геранн. Позволь мне поцеловать твою руку.

— Спасите! — закричал Геранн.

У Джурича Морана остались самые лучшие воспоминания о замке Геранна, о самом хозяине, о его брате-оруженосце, о его солдатах.

Вообще все ему там понравилось. И Калимегдан оттуда виден, если стоять на самой высокой башне в хорошую погоду.

Поэтому заказывая Деянире «гобелен», Моран изобразил именно этот замок. И лес вокруг него, и деревню в отдалении, и тонкие башни на горизонте. Все то, что таким дорогим, почти бесценным, представало Морану в его воспоминаниях.

Девушка забрала эскиз с собой. Сказала, что предпочитает работать дома. И вообще — у нее выпускные на носу, она не может проводить много времени неизвестно где.

— Кому неизвестно? — возмутился Моран. — По-моему, оба главных действующих лица прекрасно обо всем осведомлены. Другое дело — если бы я тебя похитил, нацепив на голову мешок, и ты потом понятия бы не имела, где тебя содержат…