Боевая эвтаназия - Сергей Васильевич Самаров

Именно тогда молодой Витя Собакин почувствовал вкус победы. С ним он и пришел сперва в военное училище, а потом и в спецназ, пронес его через все годы своей службы.

Теперь перед ним стояла новая задача, чрезвычайно сложная, совершенно непривычная. Он не знал, как ее решить, каким способом бороться с болезнью, одолеть этот недуг. Здесь не хватало одного только характера бойца и чувства победителя.

А самое главное состояло в том, что старший лейтенант никак не мог решить самый насущный для себя вопрос. Ставить ли в известность о своей болезни командование? Ведь после этого его сразу освободят от занимаемой должности, поскольку будут опасаться, что в какой-то критический момент старший лейтенант будет не в состоянии руководить разведротой. Допустим, он просто потеряет сознание от боли, что вполне возможно, и он попросту подведет солдат и офицеров, подчиненных ему.

Собакин никак не мог не согласиться с такой вот логикой. Угроза недееспособности командира при этом заболевании действительно и вполне реально существует. Болевой порог у каждого человека свой. Невозможно будет доказать, что он лично, старший лейтенант Виктор Алексеевич Собакин, обычно всегда бывает в состоянии перебороть свою боль, заставить ее уйти куда-то на задний план и не мешать в делах. Одних его слов будет явно недостаточно для того, чтобы отстоять свою позицию.

Но отстранение от командования разведротой повлекло бы за собой еще и невозможность выполнить то, о чем Собакин думал уже многократно. Он отлично понимал, что такое эвтаназия, знал, что она может быть разной. Есть классический вариант, когда человеку, уже долгое время лежащему без движений в постели, с помощью простейшего укола вводят в вену какой-то препарат. Он благополучно засыпает навсегда.

Плевать при этом на слова всяческих псевдогуманистов, называющих это убийством. Их бы самих заставить переносить эти страшные головные боли, которые с каждым разом становятся все сильнее и обширнее. Пусть бы эти так называемые гуманисты потерпели. Может, тогда они поняли бы, что этот пресловутый укол в вену гораздо более гуманный метод, чем камера пыток в виде больничной кровати.

Существует и другой вид эвтаназии, к счастью, вполне доступный для старшего лейтенанта Собакина. Самое важное состоит в том, что этот способ решит все проблемы семьи, которая останется без кормильца, без мужа и отца. Данный метод сводится к тому, чтобы погибнуть в бою, может быть, намеренно подставиться. Таких возможностей у него великое множество. Вот сегодня пуля попала ему в бронежилет. Но ведь она могла ударить на десяток сантиметров выше и чуть-чуть правее, в горло, пробить сонную артерию, а это смерть неминуемая. Тут никто не сможет оказать помощь. Подобные мысли посещали больную голову старшего лейтенанта все чаще и чаще.

Такой вот финал решил бы все его проблемы кроме одной. Он мог погибнуть только в самом конце боевой операции, чтобы не оставлять роту без командира.

Конечно, есть неофициальный заместитель, командир первого взвода старший лейтенант Саша Корытин. Опыт вполне позволяет ему возглавить роту. Выслуги лет в должности командира взвода хватает.

В бригаде давно уже ходили слухи о том, что Корытина прочат на должность командира роты в другом батальоне. Но ведь здесь ему будет несравненно проще себя проявить и показать. Тут все свои. И он людей достаточно хорошо знает, и они его.

В случае гибели командира Корытин так и так возглавил бы роту. Но кто будет разбираться, была ли гибель Собакина вызвана необходимостью или явилась случайностью, как произошло с тем же лейтенантом Колмогоровым.

Его смерть в ходе боевых действий будет тянуть на подвиг. Это тоже хорошо. Так, глядишь, и награду какую-то дадут посмертно. Если она будет стоящая, то тоже зачтется при начислении семье пособия по утере кормильца.

Гибель в бою не будет выглядеть постыдным самоубийством. По крайней мере, надо сделать все так, чтобы не выглядела.

Она все равно будет для него самого актом эвтаназии. Совершенно реальным, не в постели на больничной койке, как это принято, например, в Бельгии, Нидерландах, Канаде, Люксембурге, некоторых штатах США или в нескольких клиниках, расположенных в Швейцарии. В Германии, во Франции, в Израиле, Испании и Албании в ходу так называемая пассивная эвтаназия. Данная процедура не разрешена официально, но и не запрещена законом. Она производится по усмотрению врача и родственников больного, которого об этом иной раз и не спрашивают.

Но кто там имеет такой шанс, который выпал старшему лейтенанту Собакину? Кто может сам совершить этот акт, целенаправленно выбрать себе смерть? Да никто! Он в этом случае привилегированное лицо, способное принять свое личное ответственное решение.

Глава 7

Эти мысли старшего лейтенанта, грубо говоря, тешили. Думать об этом ему было приятно. Он сам себе казался чуть ли не героем, хотя все еще держал внутри себя надежду на врачебную ошибку. В самом деле, ведь сказал же ротный фельдшер, к которому в своей бригаде только и обращался старший лейтенант Собакин, что у него обычный остеохондроз. То есть вполне банальная болезнь, пусть и приносящая кучу неудобств, но все же излечимая, совсем не смертельная.

Конечно, этот фельдшер осматривал Виктора Алексеевича только внешне, а врач в соседнем городе, куда ездил Собакин на обследование, загонял старшего лейтенанта в аппарат магнитно-резонансной терапии, укладывал его лицом вниз на какое-то подобие носилок, которые после нажатия кнопки заезжали в некую трубу. Врач, знакомый знакомого Собакина, вместе с оператором смотрели на монитор компьютера.

Собакин не знал, видно ли опухоль невооруженным глазом. Сам он однажды в ванной комнате с помощью двух зеркал – настенного и ручного – пытался рассмотреть свой позвоночник, ничего необычного не увидел, однако считал, что ротный фельдшер должен был бы опухоль увидеть или почувствовать. Он ведь сильно мял своими жесткими, если не сказать жестокими пальцами позвоночник старшему лейтенанту. Почему-то особенно больно было не на самом позвоночнике, а по краям его, уже на ребрах. Но Собакин боль терпел и умело ее не показывал, хотя была она сильной и чувствительной. А фельдшер постоянно рвался заглянуть в глаза Виктору Алексеевичу, потому что даже у самого терпеливого человека от боли расширяются зрачки.

Но в конце-то концов даже если он ничего не видел, то должен был бы почувствовать под пальцами опухоль. Если этого не произошло, то, может быть, аппарат МРТ врет, когда обрекает больного на смерть максимум через полгода.

Хотя делал это, разумеется, не сам аппарат, а врач,