Война в Фивах - Нагиб Махфуз

В этот миг он вспомнил Нефертари, свою юную жену с тонким станом, смуглым лицом и очаровательными черными глазами. Ему хватило сил тихо произнести:

— Как непохожи эти две прелестные девушки!

4

Показалась южная стена Фив с великолепными воротами, за ней возвышались храмы и обелиски. Воплощение великолепия, от которого нельзя было отвести глаза. Два спутника с нежностью и печалью смотрели на этот город.

— Пусть Бог дарует вам жизнь, славные Фивы! — произнес Лату.

— Наконец-то я после долгого изгнания вижу Фивы! — откликнулся Исфинис.

Головной корабль направился к берегу, остальные следовали за ним с убранными парусами и поднятыми веслами. Флотилия скользила среди великого множества рыбацких лодок, наполненных рыбой, часть которой еще проявляла признаки жизни. Рыбаки стояли в узкой части лодок, их медного цвета тела были обнажены, на руках играли мускулы. По телу Исфиниса растеклась опьяняющая радость, пока он смотрел на них.

— Поторопимся! Мне давно хочется поговорить с египтянином!

Стояла не очень жаркая и безветренная погода, небо сверкало чистой голубизной, лучи восходящего солнца купались в водах Нила, заливали берега, поля и города. Лату и Исфинис сошли на берег, закутавшись в накидки и надев египетские головные уборы, как крупные торговцы. Они шли к рыбацкому кварталу. Одни рыбаки группами стояли на берегу, держа веревки сетей, которые с лодок опустили в глубокий Нил, и пели песни и гимны. Другие наполняли повозки рыбой и гнали запряженных волов в сторону рынков. Удаляясь от берега, юноша и старик увидели маленькие и средней величины глинобитные хижины с крышами из пальм, свидетельствовавшие о скромной и бедной жизни.

Исфинис шел от дома к дому, все его чувства напряглись, глаза широко раскрылись, он вблизи наблюдал за рыбаками, их движениями, вслушивался в их пение. Он испытывал к ним любовь и печаль и в то же время восхищение и уважение. Проходя мимо рыбаков, он сердцем испытывал к ним близость, доверие и любовь. Юноша жалел, что не может остановить их, прижать к своей груди, поцеловать смуглые лица, на которых трудная жизнь и нищета оставили след. Он вспомнил слова Тетишери, сказанные об этих людях: «Они сильны и способны долго терпеть!»

Лату, переживавший те же чувства, сказал:

— Не забывай, что эти рыбаки живут лучше крестьян. Пастухи считают ниже своего достоинства появляться в этом квартале и тем самым, вопреки своему желанию, избавляют рыбаков от надменного поведения и злодеяний.

Юноша нахмурился от гнева и боли, но ничего не сказал. Оба торговца шли дальше, привлекая внимание гордой походкой и великолепием одежд. Исфинис заметил вблизи подростка, который приближался к ним, неся корзинку. Он был без одежды, если не считать короткую юбку на поясе. Подросток был красив лицом, высок и строен ростом.

— Лату, взгляни на того мальчика, — сказал Исфинис. — Не будь он столь молод, разве из него не получился бы прекрасный воин, ведущий колесницу в бой?

Мальчик уже поравнялся с ними. Исфинису захотелось поговорить с ним. Он в приветствии поднял руку и сказал:

— Пусть Бог дарует тебе долгую жизнь, молодой человек! Будь так добр и покажи нам место, где можно отдохнуть.

Мальчик остановился и уже собрался ответить, однако, разглядев их, закрыл рот, бросил на них странный взгляд, выражавший гнев и презрение, повернулся к ним спиной и пошел дальше. Юноша и старик удивленно переглянулись. Исфинис последовал за мальчиком и, преградив ему путь, сказал:

— Брат, почему ты не ответил и сердито отвернулся от нас?

— Не подходи ко мне, раб пастухов! — закричал мальчик, ускоряя шаг.

Исфинис был удивлен и озадачен. Лату поравнялся с ним и сказал:

— Он точно сошел с ума.

— Лату, он не сошел с ума. Но почему он назвал меня рабом пастухов?

— Действительно, смешное обвинение!

— Действительно! Как только у него хватает смелости оскорблять нас, если учесть нравы пастухов? Лату, он действительно очень смелый молодой человек. Его поведение говорит о том, что десяти лет удушающего гнета пастухов оказалось мало, чтобы вытравить гнев из душ этих благородных людей.

Оба продолжили путь, и вдруг их внимание привлек шум. Повернув головы направо, оба увидели большое здание с маленькой лестничной площадкой и с узкими проходами в верхней стене, через которые люди то входили, то выходили. Исфинис обратился к спутнику:

— Что это за здание?

Лату ответил:

— Это корчма.

— Давай взглянем на нее.

Лату улыбнулся и ответил:

— Пусть будет так.

5

Оба спутника вместе вошли в корчму и очутились в большом пространстве, огороженном высокими стенами. На потолке висела запыленная лампа. В центре стояли кувшины, окруженные одной перегородкой высотой в два локтя и другой, широкой, на которой рядами располагались глиняные чаши. Возле них сидели люди и пили. Внутри огороженного пространства стоял хозяин корчмы и наполнял чаши людей, сидевших вокруг него, или передавал их мальчику-слуге, который относил их посетителям, расположившимся по углам на полу. Едва хозяин отрывал глаза от своих чаш, как кто-то из пьющей братии отпускал в его адрес шутку или колкость, но тут же нарывался на грубость и оскорбление. Спутники огляделись вокруг себя, и юноша решил пробиться к хозяину. Он взял Лату за руку и начал проталкиваться к стене. И это ему удалось, но посетители смотрели на него с удивлением и раздражением. Чувствуя усталость, Исфинис дружелюбно обратился к хозяину корчмы:

— Добрый человек, ты не принесешь нам пару стульев?

Голос молодого человека и его необычная просьба вызвали новую волну раздражения. Не удостоив его взгляда, хозяин корчмы ответил:

— Извини, принц. Завсегдатаи моего заведения родом из тех, кому сиденьем служит матушка-земля!

Пьяницы стали смеяться над Исфинисом и его спутником. Один из них подошел к ним. Это был коротышка с грубым лицом и шеей и огромным животом. Он насмешливо поклонился и заплетающимся языком произнес:

— Господа, позвольте вместо стульев предложить вам свой живот!

Исфинис понял, что его ошибка навредила и ему и спутнику. Чтобы исправить положение, он сказал:

— Мы с благодарностью принимаем твое предложение, но как же ты будешь пить вино, если твой живот окажется занят?

Пьяницы по достоинству оценили ответ юноши, и один из них крикнул толстяку:

— Отвечай, Туна. Отвечай! Как же ты сможешь пить, если предоставишь свой живот в распоряжение этих господ?

Коротышка нахмурился и задумался. Он изумленно чесал в затылке, нижняя губа у него отвисла, словно кровавый кусок печени. Тут его налитые кровью глаза загорелись, точно он нашел удачный ответ.

— Я буду довольствоваться уже переваренным вином!

Все рассмеялись, и Исфинис, которому ответ понравился, примирительно сказал:

— Я отказываюсь от любезного приглашения и не стану злоупотреблять твоим великолепным животом, который создан не для сиденья, а для наполнения вином.

Затем Исфинис посмотрел на хозяина корчмы и сказал:

— Добрый человек, наполни три чаши, две для нас и одну для нашего остроумного друга Туны!

Хозяин наполнил чаши и подал их Исфинису. Туна схватил одну чашу и, не веря своему счастью, залпом осушил ее. Вытерев рот ладонью, он сказал Исфинису:

— Ты точно богач, благородный господин!

Улыбнувшись, Исфинис ответил:

— Благослови Бога за его дары!

Туна воскликнул:

— Судя по внешности, вы ведь египтяне!

— У тебя зоркий глаз! Разве египтянин не может быть богачом?

— Конечно, не может, если только он не пользуется милостью правителей.

В разговор вступил другой человек:

— Эти люди подражают своим хозяевам и не общаются с такими, как мы!

Лицо Исфиниса помрачнело, и он вспомнил мальчика, совсем недавно сердито крикнувшего «Раб пастухов!».

— Мы египтяне из Нубии и совсем недавно прибыли в Египет, — ответил он.

Воцарилась тишина.

Слово «Нубия» как-то странно отдалось в ушах этих людей. Они уже изрядно набрались, пьяный разговор перескакивал то на одну, то на другую тему. Собеседники никак не могли собраться с мыслями. Один из них взглянул на чаши гостей, к которым те не прикоснулись, и заплетающимся языком спросил:

— Почему вы не пьете? Да благословит вас Бог с райским вином!

— Мы пьем редко, — ответил Лату. — Но если пьем, то не спешим.

— Это правильно! — откликнулся Туна.

— К чему расставаться со счастливой жизнью? Что же до меня, то я сыт по горло работой. Я даже устал от семьи и детей. Но больше всего я устал сам от себя. Так что я ни за что не желаю отрывать чашу вина от этих губ!

Один пьяница громко захлопал Туне и восторженно потряс головой: