Охота на джокера - Елена Первушина

Чаще всего, открыт только один "выход" - на коллективное бессознательное, на общественное мнение. А не мне вам рассказывать, что это такое. Как может подобный человек выжить здесь? Вы видели как. Едва прилетев на планету мы построили лагеря и посадили в них сами себя. За проволоку, или внутрь силового купола - разница невелика.

Майкл благосклонно кивнул. Вот зачем ему скормили столько информации. Пошла психическая обработка.

На экране появился кабинет Доменика на Дреймуре. Затем крупно картина на стене. Играющий на песке ребенок, над ним кружится огромная птица.

- Никто не знает точно, какую сумму получил Доменик Дреймин за свой проект, - сказал библиотекарь. - Называют разные, и всегда астрономические цифры. Но, возможно, он видел в Дреймуре нечто большее, чем источник доходов. Возможно, он хотел создать цивилизацию, альтернативную земной.

- Вот как? - спросил Майкл.

- Одна из самых старинных защит человека от окружающего мира - это создание иллюзий. Вспомните рыцарский идеал средневековья. Они нарушали его на каждом шагу и все же упорно держались за него почти десять веков.

Слишком свежа была память о бессилии перед природой, перед несправедливостью мира, перед всепоглощающим хаосом. Они любой ценой должны были доказать, что они - иные, они люди. Потом научились побеждать природу и затосковали о ней. В XVIII веке уже играли в пастухов и пастушек. В фильмах XX века человек часто превращается в животное в самом прямом и архаическом смысле - в обезьяну, в волка, в летучую мышь. И не мудрено - он должен хоть что-то противопоставить искусственной среде.

Для того, чтобы жить в том мире, который мы сотворили, нужно стать совершенно новым человеком. А этого, как известно, не произошло. И, чтобы не ломать с таким трудом созданный мир, человек снова начинает творить иллюзии. Парки подменяют дикую природу, реклама - потребность в самосовершенствовании, карьера - потребность видеть результаты своего труда, то есть, в конечном счете, инстинкт самосохранения.

Наркотики, музыка, стерео притупляют зрение и слух настолько, что окружающий мир становится переносимым.

Однако, до конца себя не обманешь. Каждый сознает, что благополучие его жизни - всего лишь иллюзия, и всеми силами старается этого осознания избежать. На что-то объективное ему не опереться. Вокруг не осталось объектов - есть лишь имиджи. Единственный выход - искать подтверждение у других. То самое общественное мнение. "Скажи, что я о'кэй, и я скажу, что ты тоже." И постоянный страх не получить подтверждения.

А Дреймур сделал нам неоценимый подарок - реальные проблемы и реальные условия, в которых человек может себя проявить. На Дреймуре детей воспитывают так, что сын самой богатой и знатной семьи, оказавшись один в лесу за сотню километров от человеческого жилья, выживет.

Это дает нам совершенно особое ощущение свободы. А если человек уважает себя, он и с другими будет строить отношения соответственно.

"Ах ты, инсургент12! - подумал Майкл. - Ах ты, "юность-это-возмездие"! Ах ты, сын, норовящий разоблачить отца! Интересно, что стоит за стремлением колоний к самостоятельности - экономические законы, или старый добрый Эдипов комплекс?"

- И все же вы ведете войны, - сказал он.

- А земляне - нет? - парировал библиотекарь. - Наши войны немного отличаются от ваших. Электронное и лучевое оружие на планете не действует. Осколочное - запрещено кодексом Толстго. Остается, как вы сами говорите, XVIII век.

Мы восстановили разницу между фронтом и тылом, между армией и мирным населением. Мы сделали все, чтобы наши войны приблизились к идеалу благородного состязания. Это дает надежду, что когда-нибудь мы сможем покончить с ними.

- Но общество с подобными идеалами просто вынуждено искусственно сдерживать прогресс.

- Простите, мейнхеер Граве?

- Например, поиск иных источников энергии. Если техника перестанет быть табу, она мгновенно разрушит вашу цивилизацию.

Молодой человек пожал плечами:

- Какой ответ вы хотите от меня услышать? Если исследования засекречены, скромный библиотекарь из Аржента просто не может об этом знать. Во всяком случае, хелла Рида никогда не поручала мне провести подобное расследование.

От себя могу добавить, что глупо выглядит общество, которое изобретает самолет, но не изобретает парашют.

Последний кадр фильма был идилличен: любопытный медвежонок обнюхивает лежащий на пне проржавевший, безвредный теперь корпус бластера. А вокруг в зеленом сумраке вздымаются к небу вековые деревья. Жизнь побеждает смерть.

Библиотекарь замолчал, с интересом поглядывая на гостя. Молчал и Майкл.

"И это все? - думал он. - Великая тайна Дреймура? Еще одна утопия? Игра в средневековье? Всепланетный инфантилизм? Те самые иллюзии, о которых с таким презрением говорил этот юноша. Надо же, благодетели человечества! Интересно, все эти мысли вложила ему в голову Рида, или это общий стиль на Дреймуре?"

- Если я вас правильно понял, получается, что Дреймур что-то вроде санатория? - спросил Майкл.

Ему интересно было увидеть реакцию.

Библиотекарь мягко улыбнулся.

- Может быть, но тогда Земля - это хоспис13.

Рида вернулась в таком мрачном настроении, что даже не стала этого скрывать. И Майклу сразу расхотелось спрашивать, не она ли пригласила его на Дреймур. Успеется.

На закате они пили чай в гостиной у растопленного в честь гостя камина. Тонкий смоляной аромат парил над ними, принося утешение душе.

У Майкла саднили подушечки пальцев от сотен перевернутых страниц, в голове царил сладкий хаос. Утопии оставались утопиями, но живой огонь и книги приводили его в восторг.

Рида, наоборот, отвернулась от камина, загородилась спинкой кресла, и сидела, подобрав ноги, в позе эмбриона или раненного в живот - колени под подбородком. Майкл, конечно, не догадывался, что она боится гипнотической власти огня. Засмотришься на пляшущие языки и сама не заметишь, как окажешься за Темной Завесой.

Наконец, он не выдержал.

- Рида, простите меня, но может вам нужно поговорить с кем-то о Юзефе? Может вам тогда будет легче?

Сказал и поморщился. Слова отдавали мылодрамой. Но Рида пошлости не почувствовала.

- А я его не очень хорошо знала, - ответила она спокойно. - Понимаете, мы были в одной связке - два мастера иллюзий, учитель и ученик. Все его слабости, все червоточины - о, это я знала прекрасно. А вот как друга, просто как человека...

А теперь я все время пытаюсь вспомнить его настоящего и не могу. Кажется, после смерти человек становится совсем беспомощным перед иллюзией, перед чужими словами. Превращается просто в легенду о себе, в свои отражения в памяти близких. А отражения всегда отвратительно ненастоящие.