Я обвиняю! - Владимир Беляев

«Когда итальянская армия не пожелала воевать на стороне Германии, — подтверждает Адольф Кунц, — гестапо начало аресты солдат и офицеров итальянских частей. То ли комендатура, то ли штаб итальянских войск помещался во Львове на улице Коперника. Но немцы привозили итальянцев также и из других мест. Эти солдаты ехали уже как пленные, отдавая себе отчёт в том, что их везут на казнь.

Место расстрела этих людей находилось метрах в четырёхстах — пятистах от моего дома, так что всё было видно из окна. Место казни гитлеровцы устроили на окраине Львова, за Лычаковом, в Лисеницах, — там был песчаный карьер, окружённый лесом. В этом карьере уже нашли свою смерть много евреев, поляков и, наконец, итальянских подданных. За день до того, как должна была происходить казнь, туда приезжали офицеры гестапо и указывали место, где евреи должны были копать ямы. Таких ям, размером приблизительно двадцать квадратных метров, было несколько. А на следующий день рано поутру несколько больших грузовиков привозили людей на казнь. Как-то я вышел на улицу и увидел машины, набитые людьми, сидевшими в кузовах, низко опустив головы. Кузова грузовиков были накрыты брезентом. Тыльная часть оставалась открытой, там находились вооружённые гитлеровцы.

Летом 1943 года я увидел, как в нескольких автомашинах подвозили итальянских солдат. Они были одеты в мундиры пепельно-голубого цвета и либо лежали в машинах, либо сидели; руки их были заложены за шею. С пригорка, на котором я жил, открывался широкий вид, и я видел расстрелы людей, в том числе итальянских пленных.

Казнь происходила таким образом: десять — пятнадцать человек подходили к выкопанной яме уже без одежды, становились на колени, заложив руки за голову, и их убивали выстрелами в затылок. Когда тела сваливались в яму, подходила очередная группа обречённых. Место это было окружено эсэсовцами и полицией. Потом из моего дома стало хуже видно, потому что место казни перенесли дальше. Однажды я тайком пробрался в лес и, взобравшись на дерево, хотел сделать фотоснимок. Это мне не удалось, так как гестаповец заметил меня на дереве и стал стрелять. Я соскочил с дерева и убежал под выстрелами…»

Когда гитлеровцы бежали с Украины, они, стремясь замести следы и скрыть свои чудовищные преступления, заставили заключённых концлагерей выкапывать трупы. Укладывали большими штабелями дрова, на них клали тела убитых, поливали нефтью и поджигали. В облаках густого чёрного дыма днём и ночью горели зловещие костры…

Все приведённые письменные утверждения о том, что гитлеровцы уничтожили значительную часть итальянского гарнизона на территории, расположенной слева от Лычаковской улицы, там, где находится «Пясковня», за которой начинается Лисеницкий лес, идущий к Чертовской скале, полностью совпадают с показанием, которое дал осенью 1944 года Чрезвычайной комиссии во Львове Августин Климентьевич Павлик: «Осенью 1943 года, как-то вечером, я проходил по Лисеницкому лесу. Неподалёку увидел большую грузовую машину и стоящего метрах в пятнадцати вооружённого гестаповца. Через две минуты из автомашины стали выходить люди, одетые в форму итальянских военнослужащих. Когда вышли человек десять, раздался ружейный залп. Я испугался и убежал по направлению к городу. По дороге встретил одного гражданина, который сообщил мне, что в лесу гестаповцы расстреливают итальянских военнопленных и проход там категорически запрещён…»

О запахе сжигаемых в «Пясковне» трупов, который доносился до центральных кварталов Львова, мне не раз рассказывали ещё задолго до получения письма Адольфа Кунца многие старожилы Львова, которым выпала тяжкая доля пережить в городе гитлеровскую оккупацию. «Технология» сжигания трупов и вся чудовищная методика заметания следов гитлеровских злодеяний достаточно подробно изложены в рассказе одного из чудом уцелевших участников так называемой «зондеркоманды-1005» Леона Величкера. Он написал об этом книжку, которая вышла в 1946 году в Лодзи на польском языке под названием «Бригада смерти».

В военном госпитале, который помещался в духовной семинарии при архиепископском дворце, вблизи старых Губернаторских валов, работал Шимон Наменачек. Наменачек свидетельствует: «В связи с облавами, во время которых на улицах города хватали людей для отправки в Германию, и в связи с полицейским часом мы, служащие военного госпиталя, получили белые нарукавные повязки с надписью «фельдлазарет». Работали мы порой до поздней ночи.

Однажды прибыл транспорт раненых с Восточного фронта, и мы поздно возвращались домой. Проходя через Бернардинскую площадь, от которой начинается Лычаковская улица, я увидел, что немецкие солдаты повезли на автомашинах на Лычаковскую итальянских солдат и офицеров. В тот день мы работали до 23 часов ночи, и нам выдали в госпитале разовые пропуска на право возвращения по домам. Используя на рукавную повязку и пропуск, я решил пойти в ту сторону, куда поехали машины с пленными. Они все проследовали к «Пясковне» за Лычаковом.

Миновав костёл святого Антония, я остановился и вскоре услышал со стороны песчаного карьера длинные автоматные очереди. Я спрятался за оградой костёла и вскоре увидел, что оттуда машины возвращаются пустыми. Ночью итальянцы были привезены и расстреляны, а на следующий день «Пясковню» окружили гитлеровцы и там стали сжигать тела убитых.

Днём я взял мешок и отправился к карьеру, якобы нарвать травы для кроликов, но тотчас же был задержан солдатом СС, стоявшим на часах у въезда в карьер. А по полю, на некотором расстоянии от выемки карьера, были также расставлены сторожевые посты, охранявшие подходы туда. Я почувствовал запах дыма, подымавшегося снизу, и смрад сжигаемых тел и волос.

Слухи об этих делах гитлеровцев ходили по Львову, но не хотелось верить им, а теперь воочию убедился, что всё это было действительностью. Могу показать место, где расстреляны итальянцы, а также место, где гитлеровцы казнили львовских профессоров.

Скажу ещё, что на Стрелецком плацу во Львове казнили заложников чуть ли не через каждые два дня.

Я в то время был распространителем подпольной газеты, которую всегда прятал между подшивкой и стелькой обуви. Сейчас я рабочий завода…»

Людвиг Килиас, безусловно, не сговаривался с Ши-моном Наменачеком, но вот что он рассказывает: «…я сызмала жил на Верхнем Лычакове, знаю там каждый уголок. В 1941 году гитлеровцы начали свозить автомашинами людей разных национальностей в лес возле железнодорожной станции Лисеницы и массами их расстреливать.

Что касается итальянских солдат, то это были люди довольно обходительные, они больше занимались продажей всякой всячины, не исключая оружия, которое и я покупал у них для подполья. Мы обращали это оружие, в котором так нуждались, против гитлеровцев.

В 1943 году, после переворота в Италии, итальянские солдаты исчезли с улиц Львова. До нашего слуха дошла весть об их расстреле. В те дни — точной даты не помню, но знаю, что дело было летом, — возвращался я домой и видел, как по улицам Петра и Павла и Лычаковской проехали в направлении Малых Кривчиц (окраинное селение близ «Пясковни». — В. Б.) накрытые брезентом и конвоируемые гестаповцами автомашины. На каждой помещалось, видимо, не менее 50 итальянских солдат. Время от времени на мостовую падали записки. Быть может, найдётся кто-нибудь, кто подобрал тогда такую записку, хотя это было очень опасно сделать: по всей трассе движения автомашин ходило очень много немецких патрулей.

По словам моей жены, жившей на той окраине, гитлеровцы в последнее время расстреливали свои жертвы и в окрестностях посёлка Жлобы, метрах в 300 от Старой Резни. После этих казней я уже не встречал больше ни солдат, ни офицеров итальянской армии на улицах Львова…»

Находясь в постоянном общении с местным населением, итальянцы во Львове старались во всём подчеркнуть, что они не имеют отношения к гитлеровской карательной политике. Трамвайные составы во время оккупации были разделены следующим образом. На первом вагоне висела табличка: «Для немцев и союзников». Вторые вагоны были для местного населения. Однако итальянцы не пользовались привилегией для «избранных» и намеренно ездили в набитых людьми вагонах для местного населения. Леопольд Швальбнест рассказывает, что «итальянцы во Львове всячески проклинали гитлеровцев за то, что те бросили их на русский фронт».

Сотрудник радиолаборатории Львовского политехнического института Гречка рассказывает: однажды он ехал в трамвае и видел, как с вагоном поравнялся, мотоциклист-итальянец. Кто-то из немцев, ехавших в вагоне для «избранных», крикнул ему презрительно: «Макаронник!» Итальянец улыбнулся, поднял руку в кожаной перчатке и крикнул: «Паулюс капут!»

Бывший львовянин Владислав Вебер задержался на Академической площади Львова в тот слякотный осенний день, когда из цитадели вывозили уже последних обречённых итальянцев. «Их вели и везли автомашинами по направлению к Лычакову, — вспоминает Владислав Вебер. — Конвоировали их эсэсовцы. Итальянцы — рядовые и офицеры — имели вид оборванцев, некоторые шли в носках, а некоторые обернули ступни чем-то наподобие онуч. Исхудалые, почерневшие, они, пожалуй, понимали, что ждёт их в конце этого марша. Поговаривали, будто после расстрелов по оврагам между Лисеницкими холмами стекала кровь…»