Собрание сочинений. Том 2. Отважные мореплаватели. Свет погас. История Бадалии Херодсфут - Редьярд Киплинг

Все заволновались, закричали, снялись с якоря, отталкивали лесу соседа, закидывали свою, давали друг другу советы. А море вокруг кипело, как содовая вода. Треска, кашалоты, люди — все перемешалось. Закидывая невод, Дэн чуть не столкнул Гарвея за борт. Во всей этой суматохе Гарвея преследовал злобный, маленький глаз плававшего почти на поверхности воды кита, который, казалось, подмигивал ему Кашалоты запутались в сетях двух или трех рыболовных шлюпок и увлекли их за собою на полмили.

Через пять минут все утихло, слышен был только шум погружавшейся в воду лесы, всплеск трески и удары, которыми рыбаки оглушали рыбу. Это была чудесная ловля. Гарвей смотрел в воду и видел, как блестела чешуя трески, то и дело попадавшейся на крючки. По закону, на отмелях Девы запрещается насаживать на лесу более одного крючка, но лодки стояли так близко, что даже один крючок задевал соседей. Гарвей горячо переругивался по этому поводу с молодым, кудрявым ньюфаундлендцем и кричавшим португальцем, лодки которых стояли по обе от него стороны.

Каждая шлюпка бросила якорь, где пришлось. Когда треска стала идти уже не такой сплошной массой, все рыбаки устремились сменить место якорной стоянки. При этом оказалось, что якорные канаты в тесноте перепутались. Обрезать канат у чужого якоря считается на Отмелях преступлением, однако это делается. Том Плэт поймал одного рыбака на месте преступления и ударил его веслом. Так же угостил одного своего земляка Мануэль. Обрезали канат и у якоря Гарвея и Пенна. Тогда они стали отвозить пойманную рыбу на шхуну. В сумерках приплыла новая масса трески. Снова раздались крики рыбаков. В этот день они вернулись на шхуну, когда уже было темно, и чистили рыбу при свете керосиновых ламп.

Они начистили огромную груду рыбы. На другой день несколько лодок отправились на ловлю к мысу Девы. Гарвей был тоже там. Треска шла легионами, прячась в водорослях. В полдень в ловле наступило затишье, и рыбаки начали шутить. Дэн первый завидел приближение шхуны «Надежда Праги», и, когда с нее спустили шлюпки, рыбаки встретили их вопросом: «Кто самый презренный человек во флоте?»

— Ник Брэди! — закричали хором триста голосов.

— Кто крал ламповые фитили? — послышалось опять.

— Ник Брэди! — заорал хор.

На самом деле Ник Брэди вовсе не был таким презренным человеком, но за ним закрепилась такая репутация. Нашли и другого козла отпущения, рыбака, которого обвиняли в том, что он будто бы насадил на свою лесу пять или шесть крючков, когда ловил треску на Отмелях. Его прозвали Джимом Зацепой и, как он ни старался пройти незамеченным, его увидели и запели хором: «Джим! О, Джим! Джим! О, Джим, Зацепа Джим!» Этот экспромт ужасно всем понравился. Досталось и «Кэри Питмэн». Всем было страшно весело. Впрочем, всем попало, каждой шхуне, каждому рыбаку. Высмеивали неряшливого и плохо стряпавшего кока с одной из шхун. Подмечены были и выставлены в смешном виде малейшие характерные черточки людей: непогрешимость суждений Диско, зазнобушка Дэна (о, Дэн был малый не промах!), неумение Пенна справиться с якорем, знания Сальтерса по части удобрения полей, романтические похождения Мануэля, наконец, дамское жеманство, с каким греб веслами Гарвей. Серебристый туман окутывал море на закате, а голоса звучали как хор присяжных, выносящих обвинительный вердикт.

Шлюпки продолжали тесниться и ловить рыбу, пока не начался прилив. Тогда они разошлись во все стороны, чтобы не разбиться одна о другую. Вдруг какому-то бесшабашному рыбаку пришло в голову, пользуясь течением, пройти на лодке над самым утесом Девы. Напрасно уговаривали его. Волны катились на юг, увлекая за собою в туман лодку смельчака, ближе к утесу. Это была опасная игра со смертью ради похвальбы. Все молчали. Но вот Долговязый Джэк погнался вслед за смельчаками и заставил их вернуться, крича, чтобы они не рисковали так жизнью.

Между тем следующая волна была уже слабее, и из пенящегося, бешено ревущего моря показалась вершина утеса. Если бы лодка не остановилась, ее разбило бы вдребезги. Со всех сторон по адресу Джэка послышались приветствия.

— Ну, разве не молодцы? — восторгался Дэн.

— Ты видел все, что есть наиболее замечательного на Отмелях, Гарвей, — сказал Плэт, указывая на прилив, — да чуть не увидел и смерть!

Туман сгустился, и на шхунах слышался звон колоколов. Вот из-за белой завесы показался огромный нос какой-то баржи, осторожно подвигавшейся вперед!

— Добро пожаловать! — приветствовали его с одной из шхун.

— Это француз? — спросил Гарвей.

— Разве не видишь, что это балтиморское судно? — возразил Дэн. — Ишь, как ползет. Должно быть, его шкипер в первый раз идет сюда!

Окрашенный в черную краску корабль этот был вместимостью в восемьсот тонн.

Передний парус был спущен, задний еле шевелился при слабом ветерке. Большая, нерешительная в своих движениях, баржа напоминала женщину, осторожно приподнимающую платье, чтобы перейти через грязную мостовую. Шкипер знал, что находится где-то по соседству с утесом Девы, слышал рев разбивающихся о него волн и опасливо осведомился о фарватере.

— Утес Девы? Бредите вы, что ли? Сегодня воскресенье, и вы пришли в Ле-Гав. Отправляйтесь-ка домой и проспитесь! — послышалось в ответ.

— Берегись! Берегись! — кричали хором. — Вы на самой вершине утеса!

— Беритесь за палку!

— Спускайте кливер!

Терпение, наконец, лопнуло у шкипера. Он начал отругиваться. В ответ посыпался ряд комплиментов по адресу его баржи. Его спрашивали, застрахована ли она; не украл ли он якорь у «Кэри Питмэн»; говорили, что он пугает рыбу и т. д. Какой-то досужий молодой рыбак подошел к самой барже и дразнил шкипера, за что удостоился наказания: кок высыпал на него ведро золы. Парень начал швырять в кока рыбьими головами. Из кухни стали сыпать уголь, что наконец устрашило забияк и заставило рыбачьи лодки отойти от баржи. Если бы она была действительно в опасности, рыбаки, конечно, предупредили бы ее, но, зная, что она далеко от скалы, не могли отказать себе в удовольствии потешиться над нею. Но вот снова волна прилива заревела над утесом, и на барже поспешили закрепить все паруса, чтобы ветром не понесло на скалу. Рыбаки перестали шутить и смеяться.

Всю ночь хрипло ревели волны у рифа Девы. Утром Гарвей увидел, что море злится и пенится. До десяти часов весь флот стоял на якоре. Наконец, два брата Джеральда, собственники шхуны «Утренний глаз», тронулись в путь. Половина рыбачьих судов пустилась вслед за ними. Но Троп не последовал их примеру. Он не любил рисковать, а море было слишком бурным. К вечеру разыгралась настоящая буря, и рыбакам шхуны «Мы здесь» пришлось сушить и обогревать не одного промокшего до костей смельчака. Мальчики стояли у шлюпок с фонарями. Рыбаки пристально всматривались в волны и готовы были при первой необходимости, с опасностью для жизни, броситься на помощь. Вот среди мрака раздался крик: «Лодку! Лодку!» Они вытащили из воды человека и полузатонувшую лодку. Раз пять стоявшие на вахте Дэн и Гарвей бросались к тафелю и окоченелыми руками закрепляли паруса. Волны плескали на дек. Одна лодка разбилась в щепки, а сидевшего в ней гребца ударило головой о шхуну. К вечеру на шхуне спасли еще одного матроса: у него была сломана рука, и он спрашивал, не видел ли кто его брата. За ужином на шхуне сидело семь потерпевших крушение чужих рыбаков.

На следующий день на всех шхунах было нечто вроде перекличек вернувшихся рыбаков. Там, где вся команда оказывалась налицо, ели с лучшим аппетитом. Утонули только два португальца и один старик родом из Глостера, но много было ушибленных и раненых. Две шхуны сорвались с якоря, и их унесло на два дня пути к югу. На одной французской шхуне умер матрос. Это была как раз та шхуна, которая продала нашим морякам табак. В одно тихое, но дождливое утро эта шхуна тихо поплыла на глубокое место, и Гарвей увидел впервые, как хоронят моряков. За борт спустили какой-то длинный сверток, и только… Не было заметно, чтобы по покойнику молились или совершали какой-нибудь обряд; ночью Гарвей услышал пение какого-то гимна. Звуки плавно и печально неслись по усеянной звездами поверхности моря.

Том Плэт ездил на французскую шхуну, потому что покойный был масон. Умерший упал и ударился спиною о борт, так что сломал себе позвоночник. Весть о смерти матроса облетела все шхуны, потому что, вопреки обычаю, на корабле устроили аукцион оставшихся после умершего вещей: все, от вязаной шапки до кожаного пояса, было разложено и развешано. Дэн и Гарвей присоединились к любопытным. Дэн купил себе на аукционе кортик с медной рукояткой.

Когда они возвращались, шел дождь, вода струилась по их клеенчатым плащам; неожиданно спустился туман. Дэн решил закинуть лесу, нацепив на нее большой кусок приманки. Рыба клевала. Гарвей поднял воротник и смотрел на поплавок с равнодушным видом старого рыбака. Туман его больше не пугал. Дэн вынул купленный им нож и стал рассматривать его.