Дети выживших - Сергей Смирнов

Даггар, уже отдышавшись, дождался, когда вокруг него соберется десяток воинов, и бросился к валу. На вершине вала он залег и осмотрелся. Ограды в этом месте не было. Впереди было пустое пространство, освещенное кругом костров. У костров сидела стража, вяло перекрикивавшаяся друг с другом. Дальше, за цепью костров, царил полный мрак.

Даггар подождал, оглядываясь. Воинов вокруг него становилось все больше. В туннель вошли полторы сотни, и еще сотня ожидала сигнала.

Даггар тоже ожидал сигнала.

И через какое-то время сигнал последовал: далеко-далеко одновременно из разных мест раздался грохот обвалов. Обрубленные участки монастырской горы посыпались вниз, сравнивая ров с землей.

И тотчас же стражники у костров всполошились, вдали зажглись огни и заметались по лагерю. Потом затрубили горны.

Пока стража у костров в растерянности оглядывалась, Даггар подал знак и взлетел на кромку вала.

С боевым аххумским кличем отряд кинулся к кострам. Большая часть стражников полегла, не успев оказать сопротивление. Но едва Даггар остановился, озирая поле боя, как из темноты, из-за костров появились пехотинцы и даже конница.

Стрелки, которые залегли на валу, дали нестройный и слишком жидкий залп, который не остановил нападавших. Даггар увидел бежавшего прямо на него воина в мохнатой шапке, с панцирем поверх стеганого кафтана, и, внезапно присев, ударил топором по ногам. Воин свалился, шапка отлетела далеко в сторону.

Даггар оглянулся, увидел своих и рявкнул:

— Только вперед!

На него налетел всадник, метивший копьем прямо в глаза. Даггар отбился топором, но конь отбросил его. Всадник стал разворачивать коня и в этот момент Даггар, не вставая, с силой метнул в него топор. Бросок оказался невероятно точным: всадника снесло с коня, конь поднялся на дыбы и начал заваливаться набок.

— Вперед! — снова повторил Даггар, вынимая из ножен меч и прыгнул за свет костра.

Он бежал среди шатров, поражая тех, кто еще не успел проснуться и как следует вооружиться, бежал, не останавливаясь, к центру лагеря. Но чем дальше, тем плотнее и организованней становилась оборона. А потом Даггар обнаружил, что он один, а вокруг него десятки — нет, сотни вражеских воинов, среди которых не было хуссарабов, и которые, как и он, выкликали одно только слово: Ушаг-ган!

На одно мгновение время остановилось. Воины по-прежнему бежали к нему, но бежали медленно-медленно, будто преодолевая невидимые волны. Сверкали мечи в свете факелов, развевался стяг, похожий на аххумский, но как будто изуродованный, нарочно испорченный, с какой-то омерзительной издевкой.

И Даггар, как ни рвался вперед, все равно почти остановился. Только что летел, едва касаясь ногами земли и жаждя вонзить меч в подреберье высокому десятнику, который что-то кричал своим, широко разевая рот — а слов не было слышно. Я знаю его, — подумал Даггар. — Это каул, из бессмертных. Как он здесь оказался?

А в следующее мгновение он понял, что сейчас, прямо сейчас, не дав ему времени размахнуться, его убьют. Он увидел близко-близко перед собой направленный на него болт арбалета. Даггар выставил перед собой щит, хотя и знал, что это не поможет.

И в этот самый момент как будто кто-то произнес у него над самым ухом:

— Брат, остановись! Слышишь? Сейчас он умрет. И я не могу защитить его. Слышишь, брат? Если слышишь — помоги ему.

Ответа Даггар не расслышал: его оглушил внезапный рев со всех сторон. И он тут же ощутил, что тело его стало невесомым и нечеловечески гибким. Он даже не заметил, как увернулся от арбалетной стрелы, а в следующее мгновение увидел, как его собственный меч отсекает арбалетчику обе руки.

Казалось, он видит одновременно все — включая то, что происходило позади. Он упал, и новый болт пробил грудь ближайшего к Даггару воина.

Он отбил удар слева, и почти одновременно — два удара справа. Он обрубил древко копья у самого наконечника, и увернулся от обрубка, грозившего пропороть ему живот.

Даггар не удивился. Он не успел удивиться. Он просто знал, что непобедим — по крайней мере, пока.

И неуловимыми, быстрыми взмахами меча стал прокладывать себе дорогу к центральным шатрам лагеря, где, как он знал, прячется сейчас Маан.

Бой завязался у всех четырех выходов из горы. Но превосходство было слишком велико, и после первого успеха — успеха внезапности — аххумы стали проигрывать.

Их расстреливали из луков и арбалетов, не давая подняться на вал. Их встречали фаланги копьеносцев и опрокидывали в ров. Их затаптывали боевыми конями.

У трех выходов сражение превращалось в бойню.

И только у четвертого — там, где бился Даггар, — происходило что-то странное. Горстка аххумов прорвалась в лагерь; нападавшие врывались в палатки и закалывали тех, кто еще не успел проснуться, поджигали шатры командиров, — и при этом опережали удары, и оттесняли противника все дальше в глубину лагеря. А на острие прорыва летел Даггар, залитый кровью, которая сверкала на его одежде, на руках, и даже на лице в свете пожарищ, как новое невиданное защитное снаряжение.

Камда наблюдал за боем, стоя у своего шатра — его ставка была расположена на одной из высот неподалеку от лагерной ограды, и охранялась сотней тяжеловооруженных всадников.

Камда видел, как какой-то безумец, расшвыривая толпы солдат, стремительно приближается к шатру полководца — Маана. Но Камда оставался спокоен. Ему самому ничего не грозило, и он знал, что Маан не струсит. Ему было только интересно, чем все это могло бы закончиться, и он с сожалением подумал, что ничем. Силы человеческие не беспредельны.

Поступали донесения, из которых следовало, что вылазка осажденных закончилась их полным поражением, и с трех сторон уже начался штурм самой горы. Оставалась лишь эта горстка храбрецов, которая напролом рвалась к Маану. Камда усмехнулся. Он знал — там замешаны личные счеты. Может быть, этот безумец — бывший подчиненный Маана?

Лагерь горел во многих местах, и света было достаточно. Камда нагнулся с седла к ординарцу:

— Передай в лагерь мой приказ: этих безумцев не убивать. Взять живыми. И в особенности — того, кто хочет сразиться с Мааном.

Ординарец исчез, а через секунду послышался топот коня, и вот уже всадник появился у самого лагеря, летя во весь опор.

Даггар не сразу понял, что что-то изменилось. А когда понял, удивился: просто теперь на него никто не нападал. Его окружили, но держались поодаль, а из шатра командира появился Маан. Он был на этот раз в полном вооружении, и вооружение его было великолепно: вороненой сталью отливали доспехи, защищавшие не только грудь, но и живот; пластинчатый панцирь опускался почти до колен. На голове Маана был небольшой шлем с переносьем и усиленными надбровными дугами. Под шлемом — кольчуга из мелких колец. Но всего великолепнее был меч — удивительное произведение искусства, доставшееся ему, видимо, из разграбленной сокровищницы Хатуары.