Сын предателя - Валерий Мухачев

 -А что, складно врёт, парни! Учитесь! - съехидничал капитан. Солдаты дружно засмеялись. Надя тоже заулыбалась от того, что всё так мирно закончилось. Ей уже показалось, что вот и партизан искать не надо.

 Но дальше пошло уже не так для неё радостно. Пять бойцов вовсе не собирались идти куда-то дальше, и возвращаться куда-то тоже не думали. Этот район был ими сразу облюбован для образования партизанской базы.

 Коза, овцы и курицы были объявлены общественной собственностью, запасы продуктов было приказано поставить на учёт и строгую экономию. Военное положение обязывало подчиниться без всяких разговоров.

 Так Фёдор Лубин стал Любиным с небольшим изменением в фамилии и совсем перестал быть похожим на себя, заимел отчество - Игнатьевич. Имя удачно совпало, что уже помогло совсем не запутаться. Что он мог сказать о себе этим людям, блуждающим по занятой врагом территории? Чтобы не засветиться при встрече с подозрительным человеком, пристрелили бы в два счёта.

 В деревню капитан послал двух солдат на разведку ближе к вечеру. Остальные, поужинав, устроились на сеновале, не оспаривая права Фёдора на хозяйскую постель. Оно и было безопаснее для вооружённых бойцов отбиться в случае нападения, и хозяйка, к счастью для Фёдора, не приглянулась капитану.

 Утром вернулись разведчики. Слова Фёдора они подтвердили почти полностью. Староста действительно в деревне был, а с ними были два полицая, но солдат они не видели. Это капитана не насторожило. Он решил взять в плен эту троицу и выяснить с их помощью положение немецких сил в районе.

 -С чего-то мы ведь должны начать, - веско заметил он. - Не возьмём деревню, не наберём партизан. А без численного преимущества нам и оружия не раздобыть, и пользы от нас мало.

 Когда стало смеркаться, отряд вместе с Фёдором двинулся в путь Шли около двух часов. В сентябре к девяти часам вечера было уже трудно различить, где лучше шагать, но разведчики вели группу более выгодным путём - сапоги только слабо хлюпали в мягкой, илистой почве. Скоро и трава стала клониться под тяжестью сапог. Вышли прямо к огородам.

 Дом старосты был в центре деревни. Залаял пёс.

 -Чёрт! Это ещё что такое? - зашептал капитан, одёргивая одного из разведчиков. Солдат уполз вперёд. Скоро раздался яростный лай, потом визг, и всё стихло. Заняли места у окон, в дверь постучали негромко. Когда мужской  голос спросил - "кто там?" - ответил Фёдор:

 -Извини, староста, я набегался, сдаюсь!

 Дверь открылась немедленно.

 -Ну, гнида, так-то ты ответил на мою заботу! - только и успел сказать староста. Приклад опустился на его голову увесисто. Беречь его здоровье никому в голову не пришло. Кляп засунули в рот, верёвкой опутали грудь и руки, крепко прижав их к рёбрам. Вошли в избу. Как ни странно, староста жил один. Это облегчало задачу. Фёдора оставили охранять пленника, вручив ему пистолет с единственным патроном, пошли по домам полицаев, которые засекли разведчики.

 Скоро деревню потрясли выстрелы. Стрельба продолжалась минут двадцать, раздались взрывы гранат. Потом наступила тишина.

 Староста пришёл в себя, смотрел непонимающе на Фёдора. Ему удалось выплюнуть кляп.

 -Ты, что, дурак? Ну-ка, развяжи меня немедленно! Я же тебя без суда расстреляю! Ты с НКВД не шути!

 -Извини, господин староста, не я тебя ударял, не я тебя  и связывал. Капитан разберётся, кто из нас дальше воевать будет!

 Староста как-то сразу сник, почувствовав, что не этот бывший раненый так с ним поступил, тем более, что в сенях раздались тяжёлые шаги нескольких человек. Капитан вернулся весь в крови. Следом шёл один из бойцов.

 -Уходим! - морщась от боли, коротко бросил капитан. - Стреляй гада, чего ждёшь!

 Фёдор взглянул на капитана, потом на старосту. Тот зло выругался и закричал:

 -Стреляй, подлый предатель! Ты что, не видишь, что капитан липовый?

 Это же переодетый эсэсовец!

 Фёдор растерялся. Он медлил. Он просто не мог понять, кто действительно из этих двух людей представляет для него наибольшую опасность. Капитан выхватил из его рук пистолет и выпустил единственную пулю в старосту, который как-то странно изогнулся и рухнул на спину вместе со стулом, с неприятным стуком черепа о половицу.

 Капитан, не оглядываясь, побежал к выходу, за ним - солдат. Фёдор выскочил последним. Все трое побежали по огороду к лесу. Капитан скоро перешёл на неверный шаг, быстро теряя силы. Рана была, как видно, серьёзной, и солдат подхватил командира за руку, предложив Фёдору сделать то же самое. В кромешной темноте они заблудились. Капитан попросил положить его на землю.

 -Чёрт-те что! - прохрипел он. - Разведчики не обнаружили солдат, а они вернулись откуда-то, и все вооружены до зубов. Жаль, потеряли хлопцев. Сколько там мы этих гадов положили? - обратился он к солдату.

 -Да человек пять не двигались, - ответил солдат.

 -Мало. Всех надо было изничтожить. Предатели! Своих же убили!

 После того, как капитан, как ему показалось, отдохнул, они медленно двинулись вперёд, но быстро поняли, что идут неизвестно куда. Капитан быстро терял силы, и движение вперёд становилось возможным, только если бы были носилки. Капитан понял это первым.

 -Лейтенант, бери распоряжение на себя. Я уже - труп. Решай.

 Такого мужества от капитана Фёдор просто не ожидал. На его совести, как он считал сам, была уже одна жизнь - сержанта Любина, почти однофамильца. Но чтобы решить судьбу старшего по званию, это было уже слишком!

 До утра было бесполезно куда-либо двигаться. Вынужденный привал продлился до проблесков зари, несмотря на опасное для жизни состояние капитана и возможность погони врага.

 Как только стало немного светать, Фёдор попросил солдата ножом срезать две толстые жердушки и изготовить носилки. Капитан лежал с закрытыми глазами, и мертвенная бледность лица говорила о слишком большой потере крови. Он был совершенно безучастен к дальнейшим действиям подчинённого солдата и Фёдора. Рана в грудь окрасила гимнастёрку,  кровь не останавливалась. Мозг капитана перестал разумно реагировать на происходящее вокруг него.

 Солдат торопливо резал ветки, накидывал их поперёк двух жердушек. Порвав свою рубаху на полосы, связал сооружение. Сверху набросил плащ-палатку, на неё положили безжизненное тело капитана.

 Фёдор не спешил тронуться в путь. Он долго оглядывался, осматривал стволы деревьев в поисках правильного  направления, только тогда взялся за носилки. Только через три час, покружив в однообразно окрашенной местности, устав до изнеможения, наткнулись они на знакомую избу.

 Дверь была распахнута настежь, все съестные запасы исчезли, в теплушке ни козы, ни овечек, и насест был пуст. Фёдор, покусывая губу, то вбегал в избу, то метался по двору, не решаясь в голос звать Надю.

 -Да ладно, лейтенант, чего бегать-то? - попытался остановить его солдат - Разошлись мы с этими, кто живым остался, не ясно, что ли? Непонятно только, как они нашли этот дом?

 -Так промахнулся капитан, не убил старосту-то! - почти крикнул Фёдор. -Ранен был, вот и  промахнулся. Надо было мне не медлить.

 Фёдор сейчас понимал, что заблудились они к своему счастью, но помощь капитану нужна была срочная.

 Хотел он знать, что случилось с Надей уже не с тем любопытством постороннего гостя. Её судьба была  ему уже не безразлична. Слова солдата вернули его в мир реальности. Сентябрьское утро проплывало над верхушками деревьев, растеклось по крыльцу за открытой дверью и вползло по половицам в комнату, сделав различимыми две неподвижно сидевшие фигуры и лежавшего раненого. Ни одного патрона в винтовке и пистолете, ни куска хлеба, ни возможности помочь капитану.

глава 17

 Прасковья развила бурную деятельность. Несмотря на свою малограмотность, имела она серьёзные организаторские способности. В соседней улице жил художник, который работал в Художественном Фонде. Сходила она к нему посоветоваться, показала рисунки Николая.

 Иван Буракин был художником оформительского плана, рисовать картины забросил в далёком прошлом, но помочь соседке пожелал. Выяснил, что в Художественном училище на третьем курсе в Казани учился молодой человек, который как раз в это время подрабатывал на Сельскохозяйственной выставке. Была такая особенность СССР иметь для показухи необыкновенные достижения, которых добивался какой-нибудь выборочный колхоз обязательно имени Владимира Ильича, в котором спереди и сзади наталкивали витаминами хрюшку, быка или корову. Опытная станция выращивала необыкновенно могучий сноп пшеницы, кукурузы или гигантские овощи.

 В павильонах стены сплошь завешивались художественно оформленными плакатами, которые как раз и стоили очень даже прилично. Здесь-то и подкармливались художники, студенты художественных ВУЗов и училищ.

 Вот такой молодой человек и оказался в соседстве с художником Буракиным. Он и дал адрес квартиры в Казани, в которой можно было на период экзаменов снять койку в комнате. Прасковья вручила Николаю адрес в Казани, дала денег на дорогу и еду, а поезд довершил этот подвиг самостоятельного путешествия в исторический город, с которым были связаны годы учёбы Владимира Ульянова.