Поиск-89: Приключения. Фантастика - Владимир Блинов

Петр Иванович как стоял, так без звука рухнул на пол, сраженный сей чертечтовиной.

Началась эта история так давно, что никто, пожалуй, точно и не может назвать ни год, ни число; подлинное имя Дождя встречается в двух хрониках, связанных с Лоренцо Великолепным, да один раз о его исчезновении упоминает Марсилио Фичино в письме к Джиованни Кавальканти: «Я думал, что я люблю его в такой степени, что не мог бы любить себя более; Андреа Веротти, один звук его имени лишал меня земной опоры, и я бежал туда, где находился он. Видеть, наблюдать, слышать его голос становилось с каждым днем все потребнее, я мучился, если не видел его более часа, это превращалось в болезнь, точно сам демон небесной Венеры поджигал мою плоть. Блеск его божественного лица по ночам горел во тьме, его голос звал так настойчиво и призывно, что я верил: Андреа — ангел, спустившийся с неба, то недосягаемое, что отделяет нас от Бога…»

Восхищение это, пожалуй, разделял и Кавальканти, и сам Лоренцо Великолепный, и его дед Козимо Медичи, который отыскал Андреа мальчиком у пастухов. Ни отца, ни матери у Андреа не было, младенца подбросили, и пастухи воспитывали его до семи лет, пока его не забрал Козимо на свою виллу в Кареджи. Почти два года они прожили вместе. В 1464 году Козимо скончался в возрасте пятидесяти пяти лет. Лоренцо шел в ту пору пятнадцатый год, Марсилио Фичино исполнился уже тридцать один, Андреа — только девять.

По завещанию, свою виллу в Кареджи Козимо завещал Марсилио, особо оговорив и долю маленького Андреа Веротти. Так его воспитанием занялся Фичино, так они стали неразлучны.

Сейчас трудно сказать, как проходило это воспитание, однако взгляды Фичино достаточно изучены, чтобы понять, что впитал Андреа от своего наставника.

«Послушай меня, я хочу научить тебя в немногих словах и без всякого вознаграждения красноречию, музыке и геометрии. Убедись в том, что честно, и ты станешь прекрасным оратором; умерь свои душевные волнения, и ты будешь знать музыку; измерь свои силы, и ты сделаешься настоящим геометром…» Это отрывок из письма к одному из тех прекрасных юношей, к кому питал любовь Марсилио до взросления Андреа. Думается, те же слова мог слышать и сам Веротти. «Красота тела состоит не в материальной тени, но в свете и в грациозности формы, не в темной массе тела, но в ясной пропорции, не в ленивой тяжеловесности этого тела, но в числе и мере».

Вскоре всех покорил голос Андреа, создававший свой неповторимый земной и в то же время неземной мир звуков. Изредка он подыгрывал себе на флейте, прерываясь, потрясая всех мощной силой звуков, исторгнутых из слабого, еще юношеского тела. Лоренцо не мог сдержать слез, Марсилио впадал в экстаз, обожествляя своего воспитанника. Его музыкальная поэма дождя настолько поразила всех, что с тех пор Андреа иначе и не звали, забыв его настоящее имя. Прошло еще три года, Дождю исполнилось двадцать лет, голос его набрал такую силу, что в доме при его вскрике вылетали стекла. Он пел в горах, и его слушала вся долина.

И вдруг он исчез. Фичино, Полициано, Кавальканти, сам Лоренцо Медичи искали его семь дней и ночей, но, так и не найдя, вернулись обратно. Фичино еще месяц не мог без слез вспоминать об исчезновении Андреа, но постепенно боль притупилась, и удивительный голос стал забываться. Лишь изредка ветерок, залетев в дом, своим дыханием напоминал о юноше да дождь снова рисовал его облик, и лицо постаревшего философа накрывала тень… Что это было? Действительно ли ангельское пришествие, имеющее целью доказать, сколь летуч и зыбок человек, или же то, что только гений являет нам истинную красоту природы и окружающего мира? Кто знает теперь?..

Марсилио Фичино не в силах был разгадать эту загадку, а между тем история эта имела продолжение.

Новое лицо вступило в тот миг на подмостки.

Монна Мадалена была дочерью богатого венецианского негоцианта Джованоццо ди Томазо Эспиньи. Он часто бывал в разъездах, особенно после смерти жены. За домом присматривал младший брат Джованоццо — Бартоломео. Человек он был желчный, тщеславный, как и все бездельники, к тому же пожар, случившийся однажды, обезобразил его лицо, покрыв его красными рубцами, которые время от времени гноились. Слуги старались не смотреть в лицо Бартоломео, который вдобавок еще чуть раскачивался при ходьбе, клоня голову вправо: в детстве его нечаянно уронила кормилица и позвонки срослись неправильно.

Одна Мадалена не боялась уродства дяди, становилась необычайно ласкова при его появлении и с такой нежностью заглядывала ему в глаза, что угрюмый Бартоломео краснел, как роза, и тайный огонь любви сам собою вспыхнул однажды в его душе, и никто не в силах был теперь его погасить. Все притягивало Бартоломео к племяннице: и голос, и красивое гибкое тело, скрытое в шуршащих складках платья, и глаза, нежные и ласковые… О, какие только сцены не возникали в воображении Бартоломео, ему казалось, что один лишь ее поцелуй в силах прогнать страшную болезнь, да и разве не говорят поэты и философы, что только любовь в состоянии исцелить проказу, разве не о том вещают сказания?!. Но пока был жив старший брат Джованоццо, этой мечте не суждено было сбыться. Лишь однажды заикнулся об этом Бартоломео, но Джованоццо лишь недоуменно взглянул на брата, объявив через день, что по возвращении из Англии немедленно подыщет для Мадалены жениха и сыграет свадьбу.

Через неделю Джованоццо уезжал в Англию. Бартоломео призвал своего слугу Луку Сакетти и, не таясь, поведал обо всем. Выложил на стол четыреста золотых флоринов, двести — после того, как Джованоццо не вернется. Сакетти попросил еще четыреста. Бартоломео согласился. За двести Лука нанял матроса, некого Христофора, пообещав двести по возвращении. Все и случилось, как заказывал Бартоломео. Фрегат «Медуза» привез вместе с товарами мертвое тело Джованоццо.

Опекуном Мадалены и хозяином дома стал Бартоломео. Управляющим — кривой Лука Сакетти, умевший неслышно появляться в любом месте, знавший все, о чем говорят в лавке, на кухне, в гостиной у хозяев. Теперь оставалось лишь завоевать любовь Мадалены и найти для отвода глаз мужа-дурачка, дабы не приводить в волнение церковь.

Но первое же объяснение Бартоломео в любви вызвало у Мадалены смех, попытка объясниться повторно встретила резкий отказ. С тех пор Мадалена стала избегать встреч с дядюшкой, один вид его приводил ее в раздражение, глухая ненависть поселилась в сердце. Ей пошел шестнадцатый год, и соседние почтенные семейства стали засылать сватов, но Бартоломео отказывал всем подряд.

Дождь встретил ее у моря. Мадалена всегда ездила с толстым Бальдонофри на песчаную косу, где никого не было и можно не думать ни о странной смерти отца, ни о притязаниях Бартоломео. Толстяк Бальдо любил Мадалену и, конечно же, был посвящен в те слухи, что ходили вокруг Луки и Бартоломео. Изредка появлялся и Христофор, громко требуя денег у Сакеттти, и все это слышали, уши же не залепишь воском… Ветерок убаюкивал Бальдо, и он засыпал.