Откровения людоеда - Дэвид Мэдсен

— Поднимаемся, Маэстро.

— И вы уходите — ну, хорошо, спускаетесь — рано утром. Какого черта я был должен думать, знать, спрашивать?

— Мы никогда не беспокоим вас, — сказал Жак, — вы должны признать это.

— Я не должен соглашаться с этим треклятым утверждением! — закричал я, беспомощно давая выход гневу. — Как вы осмелились жить в моем ресторане без моего позволения?

— Нет, мы никогда не беспокоим вас, — настаивала Жанна.

— Вы довольны нашей работой? — спросил Жак.

Я не мог говорить минуту или две. Я думал об успехе вечера нашего открытия, о Жане Кокто, о критиках и писателях, о меню, которое мы создали — я думал обо всем этом, и я знал, что при любых благоприятных условиях ничего из этого не получилось бы без близнецов.

— Это нечестный вопрос, — наконец сказал я. — Вы знаете, что я более чем доволен вашей работой…

— Тогда, cher Maotre[110]б в чем проблема? Я немного сполз на своем стуле.

— Это не столько проблема, — сказал я, — сколько принцип.

— Месье?

— Проклятье! Видите ли, я должен знать, что происходит в моем ресторане…

Жанна сказала:

— И теперь вы знаете.

— Да, теперь знаю, и все дело исключительно в том, что я должен был знать об этом раньше.

— Вы сердитесь из-за мсье Кокто, — сказал Жак.

— Признаюсь, это шокировало меня. Я думал, что я — я потерял — его.

— Потеряли его?

— Если на то пошло, конечно, это звучит нелепо, но именно так я и думал — я имею в виду, конечно же, что я думал, он уже ушел — и я не знаю…

— Месье Кокто стал клиентом сегодня вечером, — сказала Жанна, помогая мне преодолеть замешательство.

— И что именно это означает?

— Клиент — это посетитель, который спит с Жаком.

— Понимаю. Посетители — это люди, которые просто едят здесь, а клиенты — это люди, которые едят здесь, а потом спят с Жаком. Верно?

— Совершенно верно.

— Или с тобой, если они этого хотят, я прав? Жанна закивала:

— Или со мной. Но большинство из них предпочитает Жака. Женщина не может сравниться с ним, конечно же…

— О, конечно же…

— И люди сами удивляются своим собственным чувствам. Мы очень похожи, брат и я, разве нет? Иногда они думают, что он — это я; когда они обнаруживают, что это не так, то уже слишком поздно, и они охвачены слишком сильным сладострастием для того, чтобы остановиться. Обычно я делаю фотографии.

— Фотографии?

— Конечно. Без фотографий они бы не платили так щедро.

Все неожиданно стало ужасающе, отвратительно ясным.

— Я не верю в это, — попытался прошептать я, — я не хочу верить в это…

— Но я уверяю вас, это правда.

— Это помогло месье Фаллону купить отель в области, — сказал Жак, — и вам это тоже поможет, Маэстро. Il Bistro будет процветать благодаря своим клиентам. Кроме того, как вы сами видели, у меня с Жанной есть кое-какие милые штучки.

Кое-какие «милые штучки»? Я воскресил в памяти тот миг, когда открыл дверь, и теперь неожиданные детали, которые тогда казались размытыми, выпадали из сферы моего восприятия, с трудом запечатлелись в моей памяти, стали ослепительно ясными, засверкали роскошной и яркой доходчивостью: картины в старинных рамах, позолоченные зеркала (тоже, возможно, старинные), фарфор, гобелены; это было словно обнаружение гробницы Тутанхамона — золото, повсюду мерцающий свет золота.

— Мы пытаемся создать для себя уют, — сказала Жанна, словно не к месту чопорная сутенерша, объясняющая перспективному клиенту: «Мы всегда стараемся содержать наших девушек в чистоте…»

— Жак занимается с ними сексом, Жанна делает фотографии, а потом шантажирует их с помощью снимков, — проворчал я, но это было, скорее, утверждение, а не вопрос.

— О, нет! — закричала Жанна, ужаснувшись тому, что она явно считала вопиюще необоснованным предположением.

— Нет?

— Нет! Наши клиенты любят, когда мы фотографируем. Они просят нас, чтобы мы сделали это. Вот как это началось: однажды один джентльмен сказал: «Жанна, пожалуйста, не могла бы ты сфотографировать меня вместе с Жаком?», и — чик! что-то типа того! — с тех пор мы делали фото каждый раз.

— Понимаю. А негативы?

— Они до сих пор у нас, Маэстро. В нашей комнате. После мы их тщательно рассматриваем.

— Я ни на миг не сомневался в этом, — сказал я, — вы вообще кажетесь весьма основательной парой.

— Спасибо.

— Я не имел в виду сделать комплимент, Жанна…

— Конечно, нет, господин.

Тем не менее, было ясно, что она собирается принять это как комплимент.

— И как долго эта — эта деятельность — продолжается? — спросил я. Затем добавил, — нет, нет, не говорите мне, я не хочу знать.

Я был охвачен в тот момент смутной, неясной интуицией, чем-то вроде шестого чувства, чем-то другим, нежели сексуальными занятиями или фотографиями — чем-то, что находилось, скорее, ближе к недвусмысленному нарушению закона — но мне удалось отогнать это чувство проч.

— Это, конечно, должно немедленно прекратиться, — сказал я, — и эти негативы должны быть уничтожены.

— Конечно же, нет! Почему, почему?

— Если мне приходится говорить тебе об этом, значит, у тебя нет мозгов, которые, как я считал до сих пор, были, — ответил я.

— Господин, пожалуйста…

— Нет, Жанна. Нет. То, что вы делали, чудовищно неправильно. Хуже того, это, вероятно, противозаконно. С этого момента вы должны этого избегать. Вы понимаете меня?

Они не отвечали.

— Вы понимаете меня? Неожиданно Жак сказал:

— Абсолютно.

— Отлично. Вы можете продолжать жить в подвале — в вашей комнате — все время. Как вы уже заметили, я удовлетворен вашей работой, и вы не беспокоите меня.

— Благодарим вас, — грубо ответила Жанна.

— Вы оба живете в этой комнате? — спросил я.

— Мы спим в ней.

— Вдвоем? На той кровати?

— Да. Но мы не совокупляемся.

— Надеюсь, что нет.

Я горделиво поднялся со стула.

— Думаю, что этого на сегодня хватит, — сказал я, — вы можете идти. До завтрашнего вечера у нас много работы. Ресторан — это беспорядок. Эти ресторанные критики просто свиньи.

— Мы поднимемся ровно в пять часов, Маэстро.

— Благодарю вас. Желаю вам доброй ночи.

— Сейчас уже утро.

— Тогда желаю вам доброго утра. Затем он посмотрел на меня и сказал:

— Мне очень жаль, что мы обидели вас, Маэстро. Как бы то ни было, все, что мы делали с Жанной — мы делали для пользы Il Bistro. Так происходит уже долгое время. Ни моя сестра, ни я не видим в этом никакого вреда, и мы — признаюсь вам откровенно — удивлены тем, как поступаете вы. Люди, которые платят нам за фотографии, совсем не бедные; более того, они проводят свой час наслаждения со мной — и, могу вам сказать, что это довольно редко является наслаждением для меня. Некоторые из них старые, некоторые — жирные, а некоторые — и то, и другое; некоторым нравится, когда я делаю с ними странные вещи, вещи, которые я предпочел бы не делать. Но все это ради Il Bistro, как я уже объяснял вам. Я не думаю, что Жанне очень нравится стоять там, дожидаясь нужного момента, затем — щелк-щелк! — делать свои фото. Но мы деловые люди, заинтересованные в прибыли, в процветании Il Bistro — и в вашем процветании. Мы хотим только служить вам. Вот почему мы здесь. Мы любим служить. И я снова повторяю, что мы сожалеем о том, что обидели вас.

Он изобразил странный небольшой поклон, и я был охвачен ужасным чувством вины.

— Ваши извинения приняты, — сказал я, кладя руку на его плечо. Плоть под хлопчатой рубашкой была теплой и податливой.

Затем Жанна сказала шепотом:

— Месье, вы так добры к нам.

Неожиданно она наклонилась вперед и нежно поцеловала меня в губы. Ее губы были сладкими и мягкими, с ароматом яблока.

— Я бы получила огромное удовольствие, — промурлыкала она в мое ухо, — если бы вы позволили мне переспать с вами, когда почувствуете необходимость в удовольствии. Когда вы захотите кого-нибудь, пусть это буду я.

— В этом случае никаких фотографий не будет, — добавил Жак — слегка не к месту, как мне подумалось.

— Хорошо. Мы еще завтра поговорим. И, все еще чувствуя аромат ее губ, я смотрел, как они уходят. Вниз по лестнице, в свою комнату.

II Bistro действительно процветало. Я действительно заключил более чем выгодную сделку; между нами говоря, Жак, Жанна и я попытались сделать из пользующейся большим уважением, но, по существу, обыкновенной (и я честно признаю это) лондонской закусочной высококлассное заведение с разборчивой и обеспеченной клиентурой, в которую входили широко известные персоны из театральных и литературных кругов. Мы постоянно фигурировали на страницах, посвященных еде и заведениям в лучших воскресных приложениях, и критики (все, за исключением одного, о котором вы сами вскоре узнаете) были неизменно благосклонны. Все места были постоянно забронированы, каждую ночь, на несколько недель вперед. Я нанял молодого студента по имени Аксель, который приходил по вечерам для того, чтобы мыть посуду, а также пригласил на работу двух официанток для работы по выходным, когда мы были заняты. На самом деле, с течением времени я начал думать о том, чтобы ввести управляющего, чтобы я сам мог оставаться на кухне и меня никто не беспокоил, но Жак и Жанна были против этой идеи.