Проблеск истины - Хемингуэй Эрнест

Мы друг друга никогда ни о чем не спрашивали. Исключением были мои вопросы про самолеты и пилотаж; считалось, что все остальное и так понятно. Исходя из его безупречного знания суахили и умения находить общий язык с местными, я с самого начала заключил, что он родился в Кении, однако мне бы и в голову не пришло напрямую спросить, откуда он родом, так что на деле он вполне мог приехать сюда ребенком.

Мы вползли в лагерь на тихом ходу, чтобы не поднять пыль, и остановились под большим деревом между палатками и периметром. Мисс Мэри тотчас же отправилась на поиски повара Мбебиа, чтобы распорядиться насчет обеда, а мы с Уилли проследовали в столовую. Я достал из висящей на дереве холщовой сумки пару еще холодных бутылок пива и опорожнил их в высокие стаканы.

– Рассказывай, Папа.

Я рассказал.

– Тот тип, за которым Арап Майна приглядывал? – уточнил Уилли. – Да, судя по виду, один из них.

– Проверим его шамбу. Может, действительно землевладелец и про слонов правду сказал.

– Проверим и слонов.

– Правильно, сэкономим время. Пролетим над шамбой, потом парня высадим и осмотрим местность на предмет главной проблемы. Еще Нгуи с собой возьмем. Если и правда слоны бедокурят – решим вопрос. Арап Майна там каждую тропинку знает, втроем справимся. Заодно и разведку проведем.

– Разумно, – кивнул Уилли. – Я вижу, вам тут скучать не приходится. А вот и мисс Мэри!

Мэри подошла и принялась с энтузиазмом описывать предстоящий обед:

– Сегодня у нас печень газели Томпсона, картофельное пюре и салат. Подадут с минуты на минуту. Плюс еще сюрприз!.. Уилли, ты чудо, спасибо за кампари! Я прямо сейчас пропущу стаканчик. Составишь компанию?

– Спасибо, мисс Мэри. Мы с Папой лучше по пиву.

– Жаль, я с тобой не полечу. Ну, что поделаешь. Составлю список покупок, выпишу чеки, отвечу на письма. А когда добуду льва, мы с тобой полетим в Найроби. Надо ведь к Рождеству подготовиться.

– Ты, я вижу, стреляешь, как богиня. На всех деревьях окорока висят.

– Один окорочок для тебя. Специально попросила, чтобы в тени держали целый день, а перед отлетом завернули как следует.

– Как дела в Шамбе, Папа? – спросил Уилли.

– У тестя хронические боли в груди и в животе. Я его пользую мазью марки «Слоан». Когда первый раз помазал, он был в шоке.

– Нгуи ему сказал, что это Папин религиозный обряд, – сообщила Мэри. – У них теперь на все один ответ: религиозный обряд. Кошмар какой-то! Все как один с утра едят консервированную селедку, запивают пивом и говорят, что это обряд. Уилли, хоть бы ты остался и объяснил бедной девушке, что происходит! У них от меня какие-то чудовищные секреты.

– Наш лозунг прост, Уилли: великий Маниту превыше всего, – пояснил я. – Это своеобразный концентрат. Мы выбрали лучшее из целого ряда племенных ритуалов и составили свод правил, следовать которым легко и приятно. Мисс Мэри этого не понять, она родилась у северных рубежей, в глуши под названием Миннесота, и даже в Скалистых горах не удосужилась побывать, пока мы не поженились.

– Папа всех подсадил на Маниту, – жаловалась Мэ-ри. – Только мусульмане еще держатся. Этот дух – самый мерзкий персонаж во всей истории мифологии. Наши теоретики, конечно, вуалируют, напускают тумана – Папа, Нгуи и прочие. Только суть не спрячешь. Я уже сама боюсь великого духа.

– Уилли, поверь, я пытаюсь держать его в узде, – оправдывался я. – Но Маниту сильнее человека.

– А как он относится к самолетам? – осведомился Уилли.

– Я не вправе обсуждать этот вопрос в присутствии жены. Поднимемся в воздух, тогда расскажу.

– Понятно. Мисс Мэри, можешь на меня рассчитывать. Я всецело на твоей стороне.

– Ну так оставайся с нами! А то все разъехались: и Джи-Си, и мистер Пэ. Бросили меня, можно сказать, на произвол судьбы. Я, между прочим, еще никогда не присутствовала при рождении новой религии. Мало ли что у них на уме.

– Держу пари, тебе уготована роль Белой Богини. Такие дела не обходятся без Белой Богини.

– Сомневаюсь. Видишь ли, одним из краеугольных камней их религии является постулат, что ни я, ни Папа на самом деле не белые.

– Остроумно.

– Мы просто проявляем терпимость к белым людям, хотим жить с ними в мире – но только на наших условиях. То есть на условиях Папы, Нгуи и Мтуки. Это, вообще говоря, старая Папина религия. Он ее адаптирует к кенийским реалиям.

– Уилли, ты не представляешь, какой это драйв! Я никогда раньше не был миссионером. Мне повезло, что рядом вулкан Килиманджаро, духовный, можно сказать, побратим хребта Уинд-Ривер, на отрогах которого мне впервые было явлено Откровение.

– Папаша, пожалуйста, расскажи про хребет Уинд-Ривер! – попросил Уилли. – В школе нас очень плохо учили.

– Мы называем эту горную систему Отцом Гималаев, – скромно начал я. – Ее низшая часть, для сравнения, по высоте примерно равна той горе, забыл название, на вершину которой известный шерп Тенцинг в прошлом году втащил на закорках некоего талантливого новозеландского пасечника.

– Возможно, учитель имеет в виду Эверест? – робко предположил Уилли. – О похожем инциденте писала газета «Восточно-Африканский стандарт».

– Верно, друг мой! Речь идет именно об Эвересте. Вчера во время вечерней мессы я безуспешно пытался вспомнить название.

– Каков же все-таки герой этот пасечник! Позволить невесть кому нести себя на хребте, да еще и на огромную высоту – на это мало кто отважится. Интересно, как ему пришла в голову такая идея?

– Никто доподлинно не знает, – отвечал я. – Участники событий предпочитают хранить молчание.

– Вот за что я всегда уважал альпинистов. Из них клещами слова не вытянешь: молчуны, как на подбор, под стать старине Джи-Си. Или тебе, Папа.

– Что есть, то есть.

– Тем и сильны, – кивнул Уилли. – Как там насчет обеда, мисс Мэри? А то нам с Папой скоро в путь.

– Лете чакула.

– Ндио, мемсаиб.

Самолет набрал высоту, обогнул вершину горы, и под нами распахнулся грандиозный болотистый ковер, по которому разбегались от шума мотора зебры, казавшиеся сверху очень жирными. Уилли взял курс на большую дорогу, чтобы сориентировать нашего гостя, сидевшего подле него. Позади осталась дорога, пересекающая болото, а спереди уже надвигалась деревня: показались аккуратные деревья вдоль главной улицы, затем центральный перекресток, магазинчики, бензоколонка и окруженное колючей проволокой белое здание полицейской бомы, над которым вяло болтался флаг.

– Куда теперь? – прокричал я гостю на ухо.

Тот показал направление. Уилли заложил над бомой вираж и взял курс на едва видневшиеся вдали конические здания и кукурузные поля, лежавшие зелеными заплатками на красно-бурой земле.

– Видишь свою шамбу?

– Да. – Он указал вниз.

Шамба накатила и расстелилась под нами во всем своем зеленом великолепии: богатая, ухоженная, обильно орошенная.

– Хапана тембо, – прогудел мне на ухо Нгуи.

– А следы?

– Хапана.

– Это точно твоя шамба? – спросил Уилли.

– Да.

– Что-то я, Папа, никакой потравы не вижу! – крикнул он через плечо. – Пролетим еще разок.

– Давай пониже и не так быстро.

Поля снова прошли под крылом – гораздо ближе и медленнее. Ни ущерба, ни слоновьих следов заметно не было.

– Смотри мотор не заглуши.

– Все под контролем, Папа. Зайдем с другой стороны?

– Добро.

На этот раз поля надвинулись плавно, чуть под углом, словно услужливый слуга демонстрировал нам, слегка поворачивая, огромный диск, украшенный зеленым орнаментом. Ни ущерба, ни следов. Мы свечой взмыли вверх, чтобы сравнить шамбу с соседними.

– Ты точно уверен, что это твоя шамба?

– Да. – Его самообладанием нельзя было не восхищаться.

Лицо Нгуи окаменело. Посмотрев вниз сквозь плексиглас фонаря, он аккуратно провел себе по горлу указательным пальцем.

– Ну что, закругляемся? – сказал я.

Нгуи взялся за ручку дверцы и сделал вид, будто поворачивает ее. Я покачал головой. Он засмеялся.