Леонардо да Винчи и Братство Сиона - Линн Пикнетт

Таким образом, по результатам исследования обстоятельств, в которых действовал Иисус, складывается несколько иная картина сравнительно с той, которая была знакома нам с детства. Следующий вопрос звучит так: есть ли какие-либо предположения в отношении Иисуса, которые мы вправе сделать? Например, найдутся ли в Евангелиях свидетельства того, что Иисус не был евреем?

После крещения Иисус удалился в пустыню, где дьявол искушал его, пытаясь совратить на открытое признание его божественности. Это уж чересчур прямое предложение. Некоторые даже выдвигали предположение, что искушение свидетельствует не больше, не меньше, как о том, что Иисус отверг самого Яхве.[103] Это вопрос спорный, но один эпизод прямо отражает отношение Иисуса к еврейскому Богу.

Одним из наиболее известных эпизодов Нового Завета является рассказ о том, как при виде менял в Храме полный праведного гнева Иисус перевернул их столы. На первый взгляд, этот достаточно понятный эпизод на самом деле связан с проблемой, наличие которой признают и теологи, и исследователи Нового Завета.

Хотя действия Иисуса обычно объясняют ужасом, наполнившим его при виде осквернения святого места финансовыми операциями, в реальности такой подход свойственен только западной культуре, причем возник он сравнительно недавно. Размен денег для покупки животных, которые будут принесены в жертву в Иерусалимском Храме, не является ни святотатством, ни оскорблением. Это устоявшаяся часть поклонения Богу. Как подчеркивает профессор библиоведения Чикагского университета Джон Доменик Кроссан: «Нет ни одного намека на то, что кто-то занимался там чем-то предосудительным как с финансовой точки зрения, так и в отношении святости места». Далее он продолжает: это было «посягательство на само существование Храма… символ неприятия всего того… что является основами Храма».[104]

Некоторые пытаются объяснить его действия — которые в миссии Иисуса были поворотной точкой, — выдвигая аргумент, что они выразили его неудовлетворенность положением дел в Храме в то время. Но в контексте времени и места действия такую резкую реакцию можно отнести только к категории действий крайне уверенного в себе человека.

Следовательно, иудаизм Иисуса был по меньшей мере неортодоксальным. На основе этого можно выдвинуть новые предположения — а кем он был на самом деле? И в этом отношении есть довольно ясные свидетельства того, что он был приверженцем учения таинств. Но есть ли в Евангелиях эпизоды, показывающие, что именно так обстоят дела на самом деле?

В начале нашего расследования мы были шокированы открытием, что очень немногие исследователи задали себе вопрос, который для нас был одним из основных, а именно: «Откуда Иоанн Креститель заимствовал обряд крещения?» Тщательный анализ показал, что в иудаизме прецедента нет, хотя упоминания о ритуальном омовении — многократные погружения, символизирующие очищение, — можно найти в Свитках Мертвого моря. Однако назвать эти ритуалы крещением нельзя: Иоанн проповедовал однократный, изменяющий жизнь акт инициации или посвящения, которому предшествует исповедь и покаяние в грехах. То, что этот ритуал не имел прецедента в иудаизме, доказывается самим именем — Иоанн Креститель — единственный, а не один из многих. Часто думают, что этот обряд был его нововведением, хотя в действительности существует множество прецедентов и аналогичных ритуалов вне иудаизма.

Крещение, как внешнее проявление и наглядный символ внутреннего духовного обновления, характерный элемент многих культов таинств, которые существовали в эллинистическом мире в то время. Это также наиболее давняя традиция древнеегипетского культа таинств Исиды, и, что самое важное, крещению в ее храмах на берегу Нила предшествовало публичное покаяние и исповедь жрецу в своих грехах. Подробнее мы расскажем об этом в следующей главе. Более того, времена Иисуса были единственным периодом в долгой истории религии Исиды, во время которых ее жрецы посылали миссионеров в другие страны, прилегающие к Египту, поэтому представляется вероятным, что на Иоанна Крестителя оказал влияние именно их обряд крещения. Вполне возможно, как мы увидим далее, что он имел личный опыт исповедания египетской религии на своей родине, поскольку существует старинное христианское предание, что семья Иоанна бежала в Египет от преследования Ирода, — предание, которое нашло свое выражение в картине Леонардо «Мадонна в скалах».

Факт крещения Иисуса ставит перед исследователем несколько проблем. Первая, и не самая малая, заключается в том, что безгрешному сыну Бога нужно смыть свои грехи. Такое никакому объяснению не поддается, хотя некоторые пытались это сделать, утверждая, что Иисусу надо было показать пример своим последователям, однако в Евангелиях нет и намека на такой подход. Вместе с тем в Евангелиях усматриваются аномалии в сценах с описанием крещения Иисуса Иоанном. В то время как Мортон Смит просто указывает, что в иудаизме нет аналога или прецедента символа прилетающего голубя, Десмонд Стюарт идет дальше, усматривая в голубе прямую связь с символикой и религиозной практикой Египта. Он говорит:

«Хотя Яхве послал воронов накормить одного из пророков, он, как правило, не проявлял своей воли через прилетающих птиц. Как бы там ни было, голуби были священной птицей богини любви, известной под именем Афродиты или Астарты…

Египетская религия предлагает лучшее объяснение того, что увидел Иисус… Когда Ра (египетский бог солнца) прижимал своего Возлюбленного фараона к своей груди, он делал это в облике Гора, чьим наиболее употребительным символом был ястреб… Усыновление богом смертного через обряд крещения не было диковинным для египтян».[105]

Единственным египетским божеством, ассоциируемым с голубем, снова является Исида, известная также под именами «Царица Небес», «Звезда моря» (Stella Maris) и «Богоматерь» задолго до того, как родилась «Дева» Мария. Исиду часто изображали кормящей грудью Гора, волшебного отпрыска ее и мертвого Осириса. Это происходило на ежегодном празднике, когда отмечали его смерть, а три дня спустя — воскрешение. Когда умирал и спускался в потусторонний мир Осирис, солнце становилось черным. (Черное солнце сияет над сценой Распятия в росписи, выполненной Кокто в лондонской церкви.)

Принимая во внимание миссионерское рвение некоторых групп приверженцев религии Исиды и географическую близость Египта, не говоря уже о космополитическом характере Галилеи, неудивительно, что Иоанн, Иисус и те, кто за ними последовал, оказались под влиянием культа Исиды.

Поразительно, но до сих пор христианам внушают, что их вера в целом и во всех отношениях явление уникальное, не испорченное какой-либо другой философией или религией, хотя это не так. Возьмем, например Тайную Вечерю, на которой Иисус ввел святое причастие вином и хлебом, которые символизируют святую плоть и кровь.

А. Н. Уилсон пишет: «От этого ритуала идет сильный аромат культов таинств Средиземноморья и нет ничего общего с иудаизмом».[106] Затем он использует этот ритуал как доказательство того, что Тайная Вечеря была придумана авторами Евангелий — но почему бы то, что произошло, не считать языческим ритуалом?

Десмонд Стюарт усиливает аналогию, утверждая:

«(Иисус) взял хлеб и вино, элементы повседневного обихода, которые вместе с тем знаменуют собой вершины символики Осириса, и преобразовал их не в жертву, но в связь между двумя состояниями бытия».[107]

Христиане считают Причастие кульминацией литургии, высшим Таинством — символикой, присущей только Иисусу. В реальности этот обряд уже был широко распространен во всех учениях таинств, связанных с умирающим и воскресающим богом, включая культы Диониса, Таммуза и Осириса. В каждом случае это был обряд единения с богом и достижения духовного просветления (хотя римлян ужасал элемент каннибализма, заложенный в обряде). Все эти культы были широко представлены в Палестине во времена Тайной Вечери, поэтому их влияние можно понять.

Возможно, имеет значение тот факт, что из всех четырех Евангелий только Иоанн, рассказывая о Вечере, не упоминает об обряде вкушения хлеба и вина — вероятно, потому, что, скорее всего, этот обряд на самом деле впервые состоялся не тогда. В других местах Евангелия от Иоанна (6:54) подразумевается, что священная еда из вина и хлеба была принята с первых дней миссии Иисуса в Галилее.

Сама концепция поедания Бога — обряд Мессы — чужда евреям. Десмонт Стюарт говорит:

«Понятие, что зерно есть Осирис, было распространено в Египте, хотя существовало аналогичное понятие единения с Деметрой и Персефоной и в Греции».[108]