Записки солдата - Омар Брэдли

- Не опускай руки, Омар, попытка не пытка, - убеждал он меня. - Может быть, железная дорога обеспечит тебя бесплатным проездом.

- Если так, сэр, то я поеду.

Я получил бесплатный железнодорожный билет, и через три недели меня уведомили, что основной кандидат провалился на экзаменах. Мне было приказано явиться в Вест-Пойнт 1 августа 1911 г.

В течение трех лет пребывания в училище я дружил с Эйзенхауэром, мы находились в одной учебной роте, вместе играли в футбол, пока Эйзенхауэр не вывихнул колено и не выбыл из команды.

Эта травма еще более осложнилась при неудачном прыжке Эйзенхауэра с лошади в манеже. Во время выпуска медицинская комиссия поставила под вопрос производство Эйзенхауэра в офицеры, опасаясь, что он окажется ограниченно годным к военной службе.

Во время войны командир 8-го корпуса генерал-майор Трой Миддлтон также страдал артритом колена (воспаление суставов). Генералу Маршаллу предложили снять его с командования корпусом и вернуть в Соединенные Штаты.

- Я предпочитаю, - ответил Маршалл, - иметь человека с артритом колена, чем с артритом головы. Оставьте Миддлтона на месте.

К счастью, выпускная комиссия в Вест-Пойнте отнеслась к Эйзенхауэру не менее чутко.

Мои отношения с Беделлом Смитом были более тесными, хотя я знал его меньше времени. Ревностный к работе, пылкий и беспокойный, он резко отличался от своего вежливого начальника. Смит уже зарекомендовал себя самым ценным работником штаба Эйзенхауэра. Он вступил в национальную гвардию в возрасте 16 лет. Его познания выходили далеко за рамки военной службы, и поэтому такой офицер был весьма полезным Эйзенхауэру при разрешении сложных административных и политических вопросов, над которыми ломал голову штаб.

В 1931 г. Беделл Смит, тогда только капитан, поступил в пехотную школу в форте Беннинг на курсы усовершенствования. Смит показал себя незаурядным офицером с ясной головой, способным четко оценивать обстановку и излагать свои мысли. После того как он закончил одногодичные курсы, я попросил Маршалла оставить Смита в школе в качестве одного из преподавателей.

Как раз в это время генерал Маршалл присутствовал на занятиях в классе, где Смит прочитал реферат о своем боевом опыте в годы первой мировой войны. На генерала Маршалла доклад Смита произвел огромное впечатление, и он сказал своему адъютанту: - Я хочу, чтобы Смит работал здесь в секретариате. Это самый лучший реферат, который я слышал в моей жизни.

Я не стал настаивать на своей просьбе, и Смит стал офицером штаба школы.

Сидя в кресле перед оперативной картой с указкой в руке, Эйзенхауэр изложил мою задачу.

- Немедленно, - сказал он, - отправляйтесь на фронт и изучите все, что сам я хотел бы выяснить, если бы у меня было время. Беделл даст вам письмо для Фредендолла и других, где будет сказано, что вы являетесь моим представителем.

Поражение американцев у прохода Кассерин уже вызвало беспокойство в Алжире и поставило под сомнение компетентность американского командования, качество подготовки и соответствие нашего вооружения современным требованиям. Однако Эйзенхауэр не искал козла отпущения, ибо ошибки при Кассерине всех звеньев командования были так многочисленны, что их нельзя было приписать неправильным действиям одного человека. Эйзенхауэр подчеркивал, что он хотел прежде всего извлечь уроки из поражения.

Если к тому времени Эйзенхауэр и потерял доверие к Фредендоллу как к командиру 2-го корпуса, то он предусмотрительно умолчал об этом в беседе со мной. Я должен был сделать выводы сам и доложить об этом ему. Хотя я не имел никаких полномочий действовать от имени Эйзенхауэра, мне предоставлялась свобода, как он выразился, "вносить предложения" по лучшему использованию американских командиров на фронте. Я находился в довольно незавидном положении, потому что многие рассматривали меня как агента Эйзенхауэра на фронте, который соберет сплетни и сообщит их своему хозяину через голову командования. Я очень скоро убедился, что моя миссия не привела в восторг командира 2-го корпуса.

Когда Эйзенхауэр спросил хорошо ли я снаряжен для длительных поездок по фронту, я с горечью подумал о тех 35 килограммах ненужных курток и светлых брюк, которые я взял с собой по совету моих вашингтонских друзей. Мой сверток с постельными принадлежностями - спальный мешок, надувной матрац и непромокаемая накидка "Л. Л. Бин" - остался в порту в Бруклине в ожидании перевозки на каком-нибудь товаро-пассажирском пароходе. Это было последний раз во время войны, когда я расстался со своим постельным свертком.

В первый вечер во время обеда на хорошо охранявшейся вилле Эйзенхауэра около отеля "Сент-Джордж" приятные манеры Эйзенхауэра исчезли, когда он сердито заговорил о критике в США его сделки с Дарланом. Как будто стараясь окончательно убедить самого себя, он горячо и подробно говорил об обстоятельствах, заставивших пойти на эту выгодную сделку с Виши. Убийство Дарлана .накануне рождества избавило Эйзенхауэра от хлопот, тем не менее этот вопрос все еще мучил его.

Эйзенхауэр вовсе не совершил ошибку, пойдя на соглашение с Дарланом, - он понимал политическую опасность сделки. Он быстро разобрался в тонкостях своего политического положения в Северной Африке. Перед тем как вступить в переговоры с Дарланом, он обстоятельно взвесил военные выгоды сотрудничества, сравнивая их с риском создать затруднения союзникам. Хотя реакция общественности на сделку была значительно острее, нежели Эйзенхауэр предполагал, он продолжал придерживаться мнения, что этот компромисс был чрезвычайно важен для обеспечения безопасности союзников во время высадки в Северной Африке.

Эйзенхауэр утверждал, что, несмотря на беспринципность и скверную репутацию, Дарлан выполнил свое обещание и передал Французскую Северную Африку в руки союзников. Только приказ Дарлана прекратить огонь положил конец сопротивлению французов вторжению союзников. Именно Дарлан убедил несговорчивого адмирала Пьера Буассона в Дакаре связать свою судьбу с союзниками, обеспечив таким образом для нас базу в Южной Атлантике на территории Французской Западной Африки. Правда, французскому флоту в Тулоне не удалось уйти и присоединиться к союзникам, однако он был затоплен, и немцы не смогли использовать его.

Военная необходимость иногда заставляет нас жертвовать принципами. Сотрудничество с Дарланом вызывало не меньшее отвращение у Эйзенхауэра, чем у его критиков в Соединенных Штатах. Однако Эйзенхауэр утверждал, что он использовал Дарлана не как союзника, а как удобный и полезный для осуществления его планов инструмент.

Два дня я знакомился в штабе Эйзенхауэра в Алжире с дополнительными данными относительно обстановки на фронте. В переполненных импровизированных помещениях штаба союзников британский и американский персонал уже достигли единства, которое можно отнести на счет Эйзенхауэра, настаивавшего на сотрудничестве между союзниками. - Никто не возразит, - объяснил мне один офицер, - если вы захотите обозвать кого-нибудь ублюдком. Но если вы назовете его "английским ублюдком", тогда, сэр, берегитесь!