Живой Дали - Питер Мур

Таков был Энрике Сабатер, который потом доставил мне массу неприятностей.

Аманда

Аманда Лир появилась в жизни Дали в конце 1960-х. Он встретил ее в Нью-Йорке, в компании хиппи с Гринвич-Виллидж. Мэтру импонировали эксцентричность хиппи и их андрогинный вид, поэтому он пригласил всю толпу к себе в "Сент-Реджис".

Среди десятка косматых бунтарей Аманда оказалась единственной, владеющей французским языком и способной поддержать разговор на тему богемной жизни Нью-Йорка. Дали нашел ее общество приятным и вскоре стал ее покровителем.

Когда художник вернулся в Париж, кто-то сказал ему, что Аманда раньше служила на французском флоте и была мужчиной, а чтобы стать женщиной, сделала операцию в Марокко. Явных доказательств этому не было, но слухи не утихали. Многие утверждали, что это чистой воды фантазия, рекламный трюк, придуманный, чтобы гарантировать успех на показе мод в Лондоне. Как бы там ни было, когда Аманда впервые вошла в окружение Дали, она была красивой женщиной в расцвете лет, хотя кого-то и поражал большой размер ее обуви, а еще больше - низкий, с хрипотцой голос.

Маленький штришок. Однажды Аманда попросила у Дали в модном ресторане денег на уборную - с тех пор он называл ее Писуньей.

В 1978 году Аманда вышла замуж за молодого человека по имени Ален-Филипп Маланьяк д'Аржан-де-Виллеле, секретаря Роже Пейрефитта, знаменитого французского писателя, открыто писавшего о своем гомосексуальном опыте. Весь Париж гудел о том, что медовый месяц они провели втроем: Аманда, ее муж и его друг.

В Кадакесе Аманда появлялась сразу же, как только Гала уезжала либо в путешествие по Италии, либо во Францию, играть в казино.

Каждый раз экстравагантная приятельница Дали останавливалась в гостинице Порт-Льигата, которая находилась в ста метрах от дома мэтра. Она звонила и радостно сообщала:

- Я вернулась!

Почти все время Аманда проводила растянувшись в шезлонге у бассейна, в микроскопическом бикини. Об отъездах Галы ни Дали, ни я ей не сообщали. Мы так и не узнали, кто же был осведомителем.

Однажды, через несколько дней после очередного появления Аманды (как всегда, неожиданного), Дали попросил меня зайти к нему в мастерскую, чтобы побеседовать о чем-то лично. Аманда позировала ему в длинной набедренной повязке, и ничто не прикрывало ее великолепную грудь.

- Не обращайте внимания на Капитана, - сказал Дали, когда я вошел, - он привык к обнаженным натурщицам, он их даже не замечает. К тому же без очков он ничего не видит.

Первые два из его утверждений были ложными. Но я притворился, что действительно не замечаю ее.

Прошло еще несколько дней. Как-то, проработав все утро в Фигерасе над проектом "Театр-музей Дали", я вернулся к полудню в Порт-Льигат. Меня встретил Артуро, верный человек Дали.

- Капитан! Дали вас вызывает, срочно! Он все утро вас искал. Он все еще в мастерской.

Я отправился в мастерскую и был удивлен, обнаружив дверь запертой. Так рано, в полдень? Я постучал, Дали открыл мне со словами:

- Заходите, Капитан! Почему я никогда не могу вас найти? Почему у вас нет телефона?

- Потому что за все эти годы мне так и не удалось установить его. Даже ваши письма к директору телефонной компании ни к чему не привели.

- В следующий раз, когда будем в Мадриде, поговорю с Франко, - пообещал Дали. Потом он подмигнул мне и добавил: - Я хочу поговорить с вами об одном важном деле. Присядьте, пока Дали закончит свой шедевр.

Аманда стояла на возвышении полностью обнаженная, и Дали вновь уверил:

- Капитан Мур совершенно равнодушен к обнаженным женщинам... Он не обращает на них абсолютно никакого внимания...

Не важно, так это было или нет, мое присутствие отнюдь ее не смущало.

Прошел целый час, прежде чем Дали согласился сделать перерыв и позволить натурщице отдохнуть. Когда мы остались одни, я спросил, о чем он хотел поговорить со мной.

- Ни о чем! - ответил он. - Я хотел, чтобы вы увидели ее голой. Вы заметили?

- Что?

- Никаких яичек! У нее нет яичек!

- Вы из-за этого так волновались?

- Да! Вы ведь видели! Видели! У нее нет яичек! Вы свидетель. Она женщина! Аманда женщина!

- А вы сомневались в этом?

- Да. Дали всегда очень осторожен.

- Не понимаю, - сказал я, - зачем вам понадобилось так долго ждать, чтобы удостовериться в этом? Почему вы не попросили ее раздеться полностью на прошлой неделе, когда она позировала с обнаженной грудью?

- Какой ужас! - Дали даже подпрыгнул. - Так может рассуждать только безумный ирландец!

- В чем же здесь безумие? - не понял я.

- А если бы у нее под юбкой оказался огромный член и она попыталась меня изнасиловать? Кто бы меня защитил? Вас ведь никогда нет, когда вы нужны Дали!

С этого дня, по крайней мере, художника больше не тревожила половая принадлежность Аманды. Тем не менее он никогда полностью не доверял ей. Он был увлечен ею в какой-то степени, но настоящей страсти не испытывал.

- Думаю, она ведет дневник, -услышал я как-то. - Она все время записывает за мной.

Дали имел привычку возвращать купленные на самолет билеты и просить меня снова и снова оплачивать счета в отеле, даже если не жил там. Вероятно, заметал следы?

- Ее честолюбие так же велико, как и размер ее ноги, - сказал он мне однажды.

На мой взгляд, это лучшая по краткости и по емкости характеристика Аманды. Она всегда приходит на ум, когда я случайно натыкаюсь в каком-нибудь журнале на фотографию этой во всех отношениях необычной дамы.

Посещение замка в Переладе

Коллекция моих воспоминаний о Дали не ставит перед собой цель охарактеризовать личность художника. Пусть этим занимаются те, кто знал его хуже, чем я, или те, кто не знал его вовсе, но для кого размышления важней живого опыта.

Я никогда не пытался понять, почему Дали так привлекают физиологические отправления. Он придавал им огромное значение. "В актах испражнения и смерти есть некая общая мистическая энергия, которую я нахожу весьма полезной" - это его слова.

В своих воспоминаниях Дали признается, что мочился в постель уже достаточно взрослым - "ради чистого удовольствия". Подобное отклонение от нормы кажется мне затянувшимся инфантилизмом. И это, конечно, наложило отпечаток на его творчество.

Хочу заметить, что подчеркнутая скатологияДали была неприемлема для сюрреалистов, особенно для Андре Бретона, хотя именно они призывали к свободному выражению подсознательного. Интерес художника к испражнениям привел к ссоре, результатом которой стало изгнание Дали из творческого сообщества. Фекалии, изображенные в нижнем правом углу полотна "Траурная игра" 1929 года, вызвали настоящий скандал. Интересно отметить, что по сравнению с теми образами физиологических отправлений, что найдут свое отражение в будущих эротических полотнах художника, созданных уже во времена независимости от мнения цензоров, "Траурная игра" весьма безобидна.