Часовщик - Пётр Макаров

Что, всё? Рубка еще лязгает и хрипит за спиной, а впереди ‑ никого. Нетрадиционный для меня в этой драке поворот ‑ вместе с конем. До того крутился в основном я, а четвероногому оставалось только молить своих лошадиных богов, чтобы этот цирк когда‑нибудь кончился. Когда ногами по ребрам ‑ и коню неприятно.

Вторую серию рассказывать не буду. Впечатления смазались, осталась азартная, кровавая, но какая‑то монотонная работа. Всё‑таки и в нашем передовом полку хватило бойцов в приличных доспехах. Выдержали обстрел, проломили вражескую, тоже хорошо бронированную первую линию. Татары пытались зажать наш левый фланг. Потом я выяснил ‑ это, оказывается, один из их любимых приемов. Но в этот раз не прокатило. Во‑первых, мы стояли близко к роще, а во вторых ‑ очень неудобно кого‑то зажимать, когда самому по спине молотят, да не скалкой, а саблей. Так что плохим парням пришлось резво утекать.

Ура, мы вроде победили. Постреляли вслед уходящим татарам, кто‑то даже сорвался в погоню. Далеко они не отрывались, где‑то через час вернулись. Может, раньше ‑ но у меня отходняк был, деятельный ‑ помогать добить тех одиночек, что остались без коней. Пленных не брали ‑ бегут татарские мужики из неволи, да и раненые все, до Тулы вряд ли довезем. Убедившись, что Савва жив и даже не слишком изранен, слез я с коня, уселся поосновательнее, чтобы набок не завалиться, да стал куяк с себя стаскивать. Над трупами уже мухи жужжат, в небе солнышко светит, птички каркают ‑ отвалите мол, двуногие, дайте пожрать спокойно. Кр‑расота, в общем. Кар‑р!

Глава 11

Чем одновременно хороша и плоха пограничная служба ‑ мозги после некоторой тренировки внимательности, почти не задействованы. Я отказался от отдыха по ранению ‑ мелкие порезы заживил еще по дороге к заставе, а единственный серьёзный ‑ дня через три после прибытия. Только побаливало потом еще неделю. Так что через две недели после битвы, я стал выезжать в дозоры по очереди с остальными боярами. Практиковаться с луком, благодаря способности заглушать боль в порезанной ‑ а откровенно говоря, хорошо раненой ноге, стал уже на третий день после возвращения на заставу. Помогал и наставлял Агафий, тоже залечивавший раны, ради которых не стоило возвращаться домой. Потом и до сабель очередь дошла.

Первое озарение как раз с луком и было связано. Стрелу при выстреле гнет и мотает довольно серьёзно, а уж из тугого и незнакомого трофейного лука ‑ тем более. Говорить о каких‑либо прицельных приспособлениях, при сугубой индивидуальности каждой стелы и более того ‑ каждого наконечника, при всем разнообразии типов наконечников, просто немыслимо. Но попадать научиться надо, откровенно непристойная собственная стрельба меня не устраивала. Всё произошло почти случайно. Пытаясь "почуять" стелу и лук, по совету Агафия, сопроводил как‑то раз вниманием уже выпущенную стрелу, одновременно удерживая сосредоточение и на мишени ‑ обожженном для контрастности чурбачке. Явно летевшая мимо стела, после интуитивного "куда, твою в качель!" лихо вильнула, пройдя совсем близко от чурбачка. Занявшись экспериментами, выяснил следующее: во‑первых, просто сопровождая стрелу мысленно на всей дистанции полета, можно добиться почти идеального попадания в центр мишени. Что интересно, на ближних дистанциях работает откровенно плохо. Во‑вторых, ощущая всю систему стрелок‑лук‑стрела в процессе выстрела, можно и вблизи очень неплохо попадать. В‑третьих, и самое, пожалуй, серьёзное ‑ если стрелу прочувствовать до выстрела, просто повертев её в руках, даже предыдущим вечером, последующее целеуказание происходит гораздо легче. Эффект держится три‑четыре дня, потом пропадает связность сначала с наконечником, а еще через день‑два ‑ и с древком стрелы. Агафий был поражен ‑ криворукий лучник выучился лихо попадать в мишень за две седмицы. На дистанции перестрела. Из лука, две же седмицы назад и попавшего ему в руки. С полуста шагов, на пробу, я заочно посоревновался с легендарным Робин Гудом. Стрела в стрелу, хана древкам. Но особо резвиться не стал, запас стрел ограничен.

Второе озарение было связано как раз с информационным вечерним голодом. Наконец‑то удалось свести в три слова основные проблемы оставшегося в поместье производства. Люди, мощность, точность. Люди ‑ это знания, умения, и положительное восприятие нового. Мощность ‑ отсутствие постоянного надежного привода для оборудования, как существующего, так и исполнимого. Точность ‑ обеспечение надежной повторяемости готовой продукции и заготовок на всех этапах техпроцесса. Главная проблема ‑ люди, в части восприятия. Можно научить и приучить людей непрерывно думать над совершенствованием "работы", лучшему использованию времени, инструмента, да тех же отходов. Тяжелее всего ‑ морально оправдать прогресс, убедить в его не просто полезности, а еще и отсутствии ереси. За тот же паровой двигатель, под настроение, могут запереть в баньке, да поджечь её снаружи. Выходов‑оправданий два: польза для церкви или польза для защиты отечества. Первый мощнее, в силу морального авторитета церкви, второй как‑то проще реализовать. Дешевые наконечники для стрел, к примеру, могут воспринять, как обычное стремление сбить цены, и правы будут. Но ведь можно сделать и паровую катапульту. Если не маяться с перегретым паром, а создать небольшой и прочный, с подогревом, промежуточный резервуар ‑ накопитель, или просто крутить стреломет от паровика через повышающий редуктор ‑ хана татарам. Поставить в Туле, вроде как дар городу, обучить пару‑тройку человек сначала обслуживанию, а потом изготовлению ‑ и воевода встанет на мою сторону однозначно. А чтобы нормальный, неглупый мужик не додумался присобачить паровой привод к какой‑нибудь хозяйственной технике, навроде мельницы, я просто не верю. Тогда, можно и до локомобиля дойти быстро. Кстати, а если на паровую повозку навесить еще несколько гребенок из копий или, лучше, совней, да закрутить от парового же движка... На ровном поле коннице татарской придется далеко обходить такую конструкцию. Выглядеть, конечно, будет как адский выползок ‑ но если сначала сделать паровой двигатель привычным, хотя бы на уровне восприятия пушек, да не только в Туле ‑ может и прокатить. По сравнению с таким "танком", паровой привод для мехов и станков будет смотреться неплохо. Сам не ездит, людей убивать не предназначен ‑ почти чудо гуманизма.

Со всей ответственностью заявляю ‑ в дозоре скучно. Всех событий ‑ выезд с "базы", да встречи с другими патрулями. Третий вид развлечения, вернее источник ‑ враг, нас миновал. Видимо, хватило им одного раза, чтобы убедиться ‑ граница пока на замке. Лично у меня прибавились еще два занятия ‑ выездка коней и тренировки с саблей. Быстрый‑то я быстрый, но еще желательно знать, куда и как бить, да чего от противника ожидать. В прошлом‑будущем мне не доводилось фехтовать, Олегу тем более, и это, наверное, даже хорошо. Здесь, собственно, нет фехтования как такового, даже на боевом оружии. Есть именно рубка, рассчитанная в первую очередь на конный групповой бой. К тому же, массово применяются щиты, в спортивном фехтовании этого нет. Большинство приемов рассчитаны не столько на поражение убойных мест, сколько на быстрое нанесение хотя бы средней раны противнику. Конная сшибка не дает времени на долгие поединки, а хорошо раненого противника если и не добьют идущие за тобой, так стопчут конями. Саблями играем нечасто, в основном по возвращении на "базу". Кстати, учусь не только я ‑ Семен гоняет собственных холопов, еще кое‑кто из помещиков порой присоединяется

Глава 12

Подходит осень. Вечерами, на отдыхе, режу макеты ‑ привод мехов на одну лошадиную силу, простенький штамп в два ручья для наконечника стрелы. Всё деревянное. Соседи‑бояре посмеиваются, потом один на один заводят разговоры о ценах на железо. Чувствую, кое‑кто прямо со службы в гости заедет, как возвращаться будем. Так и вышло.

‑ Ворота отпирайте, баньку топите! Я вернулся! Васька, спишь, что ли?

Как усадьба‑то за лето изменилась. Частокол превратился в приемлемую китайчатую стену с заборолом, какие‑то сараи встали почти у самых ворот. Небольшой наш поезд ‑ четверо помещиков, столько же холопов, две телеги ‑ въезжает в распахнутые первые ворота. Над головами ‑ низкий потолок, он же пол второго этажа воротной башни. Бревна свежие, еще смолу дают вовсю. Уезжал ‑ не было вторых, внутренних ворот, да и сама башня выглядела попроще.

Слезть мне помогает Василий, гостям ‑ какие‑то незнакомые мужики. Ибрагимыч вылез из кузни, на солнце щурится, как кот. Где Катерина? Виду стараюсь не подавать, а на душе кошки скребут. Кстати, знаете, как это отображается в "ауре"? Мелкие разрывы и выплески в среднем её слое, еще внутри тела. Но, всё‑таки, Катерина‑то где? Подбегает Фроська, шепчет в ухо.