Вечный Жид - Станислав Гагарин

Сейчас Андрей Васильевич заглянул на гагаринскую половину и спросил:

— За газетами пройтись не желаешь, Семёныч?

В невинном предложении не было ничего предосудительного, и писатель вознамерился было ответить согласием, но в сознание неожиданно проник голос Фарста Кибела, Вечного Жида:

— Откажитесь! Вам необходимо выйти из палаты одному. Сделайте это минут через пять после ухода соседа. Пройдите садом до подземного перехода и сядьте в стоящий там серый м о с к в и ч  с номером 90–12 МЕН.

Станислав Гагарин с некоторой досадой поджал нижнюю губу.

«Начинается! — недовольно помыслил он. — Таинственные м о с к в и ч и, погони, перестрелки… Не дадут спокойно долечиться, небожители Вселенной. Лучше бы помогли мне артериальное давление понизить, кудесники».

Вслух писатель произнес:

— Сходи сам, Васильич… Мне позвонить необходимо к сроку. Захвати «Совроссию» для меня.

— Непременно, — отозвался сосед Колпаков и удалился.

Писатель глянул на часы. Было шесть минут девятого. В одиннадцать минут он покинет больницу.

«Надеюсь, завтраком меня накормят, — усмехнулся сочинитель, — а к врачебному обходу вернут в палату».

…В него стреляли, когда Станислав Гагарин шел по аллее сада. Стреляли, как он сообразил потом, из бесшумного с т в о л а, звука выстрела писатель не расслышал, но в этот момент нечто ударило его под коленку, сочинитель споткнулся, и пуля пролетела мимо виска, свист её, мгновенный и многозначительный, отчетливо втемяшился в сознание несостоявшейся жертвы.

«Будут стрелять еще!» — сообразил Станислав Гагарин и быстро рванулся вперед, согнув руки в локтях, вроде как срываясь в обыкновенную физкультурную пробежку, ни дать, ни взять американский президент во время популистского тренинга у Белого Дома.

Бежал сочинитель невидными со стороны зигзагами, стремясь постоянно изменять положение собственного тела в пространстве, так и не сообразив, откуда стреляли в него.

Никакого свиста пуль услышать ему более не довелось, тут и  м о с к в и ч завиднелся правее подземного перехода, автомобиль, как и положено, стоял носом в сторону центра Москвы, но водителя не было видно.

Чётко выполняя указания Агасфера, Станислав Гагарин добежал до м о с к в и ч а, который имел номер его собственной машины, рванул на себя правую заднюю дверцу и плюхнулся на сиденье, он всегда ездил именно с этой стороны.

«Дудки, — сказал себе Станислав Гагарин, — в последний раз усаживаюсь здесь. Менять позицию надо, менять! Давно уже вычислили ее те силы, которые жаждут при случае ухайдакать писателя Земли Русской…»

Он принялся было размышлять о том, что теперь ранг сочинителя тесен ему, судьба довольно расширила привычный статус, повернув житие Станислава Гагарина в немыслимые фантастические приключения, подключив к решению глобальных задач, имеющих целью судьбу Отечества, а может быть, и судьбу планеты.

«Тяжела ты, шапка Мономаха!» — успел ухмыльнуться Станислав Гагарин, и тут же вздрогнул, когда «Москвич» сорвался вдруг с места и резво побежал по Каширскому шоссе.

Место водителя оставалось пустым.

— Извините, — возник в сознании голос Агасфера, и вслед за этим за штурвалом материализовался Вечный Жид.

Левую руку он вальяжно держал на рулевом колесе, а правую полуоборотясь к пассажиру, протягивал Станиславу Гагарину, не успевшему обалдеть от нового фокуса Зодчего Мира.

— Не успел, знаете ли, принять земное обличье, — несколько виноватясь, пояснил тот. — Уточнял по нашим каналам место нынешней встречи.

— А про ГАИ не подумали, — упрекнул его смягченно укоризненным тоном писатель. — Т а ч к а летит по шоссе без водителя за рулем… Потрясный кадр для ментов! Кстати, вы слишком гоните машину, Фарст Кибел.

— Резонно, — согласился Вечный Жид, сбрасывая газ и перестраиваясь правее. — Времени у нас вагон и маленькая тележка. Тише едешь — дальше будешь.

Сочинитель неопределенно хмыкнул.

— О завтраке не беспокойтесь, — добавил Вечный Жид, откликаясь на мысленный вопрос пассажира. — Ваши привычки мне известны… Скоро кофейку попьём. А для вас чай соорудим. Годится?

«Хреново, — подумал Станислав Гагарин. — Значит, мне так и оставаться г о л ы м? Без ущелины, в которую можно было уйти с сокровенными мыслями… Перспектива, я вам доложу!»

— Обижаете, Папа Стив, — вслух произнес Агасфер, снова с улыбкой отворотясь к писателю. — Отказываете мне в чувстве такта? Сокровенное мыслящего существа — для нас т а б у. Я читаю ваши мысли исключительно для ускорения контакта, не более того. Для пользы дела, так сказать.

— И на том спасибо, — отозвался Станислав Гагарин.

Остановились на Пушечной улице, аккурат у церквушки, через которую год назад проходил писатель, навещая Валерия Павловича Воротникова, который руководил ф и р м о й, занимавшей приличного размера здание, выстроенное внутри квартала.

Писатель подумал было, что чересчур многолюдно здесь, б о й к о е место, пристрелянное н а р у ж к о й, а в том, что он вовлекся в нечто такое, где без осмотрительности не обойтись, Станислав Гагарин не сомневался, но тут передняя правая дверца распахнулась, и размышления сочинителя прервались.

В салоне появилась молодая женщина, и это удивило писателя. На участие в их делах прекрасных созданий, да еще и натуральных блондинок — гагаринская слабость! — Станислав Семенович не рассчитывал.

— Меня зовут Верой…

Молодая женщина повернулась, открыто и весело улыбаясь, к писателю, протянула руку, которой Станислав Гагарин с готовностью, стараясь сделать сие поэлегантнее, коснулся губами.

— А вас я знаю, — продолжая улыбаться, заманчиво, но без кокетства, промолвила на редкость естественная блондинка да еще и с синими глазами. — Вы — Станислав Гагарин. Любимейший мой писатель…

— Станислав Семенович, — угрюмо поправил новую в сем авантюрном деле фигурантку сочинитель. В том, что оно будет-таки рискованным, герой наш не сомневался.

Поправил же он деваху вовсе не из-за того, что она назвала его по имени и фамилии, без отчества. Писателей обычно так и называют. Лев Толстой, Александр Герцен, Михаил Булгаков… Он и сам представлялся так же, вызывая тем неудовольствие Веры Васильевны, супруги, считавшей, что именование без отчества как бы м а л ь ч и́ ш и т, принижает достоинство вовсе не молодого уже спутника ее жизни.

А буркнул он из-за смущения, которое возникло в Станиславе Гагарине, когда его назвали любимейшим писателем. Так сочинителя еще не обзывали, и хотя стало ему ужас как приятно — ну кто из творцов швырнет в письме́нника булыжник или даже малую г а л ь к у! — а все-таки природная скромность в писателе неизбыла. И по правде сказать, не баловала его действительность подобными признаньями.

— Извините, Станислав Семенович, — мило повинилась молодая с синими глазами. — Но вы зовите меня без отчества… Ладно?

— Мне звать вас по имени — одно удовольствие, — подобрел, улыбаясь, писатель. — Вы тёзка моей супруги…

— Знаю, Станислав Семенович, все про вас знаю…

«Не землячка ли Агасфера часом? — с тревогой подумал Станислав Гагарин. — Еще и эта примется читать мысли…»

«Успокойтесь, — возник в сознании Фарст Кибел, и Агасфер тронул машину с места. — Вера — нормальная женщина».

Возникла пауза, автомобиль покатился по Пушечной улице, а Вечный Жид закончил мини-характеристику спутницы словами: «И ничто человеческое ей не чуждо».

— Утешили, — вслух произнес Станислав Гагарин, и Вера повернулась к нему с переднего сиденья.

— Вы что-то сказали? — спросила она.

— Утешили, говорю… Скрасили серое существование старого и больного человека, сбежавшего из писательской лечебницы в неизвестном направлении.

— Сейчас все узнаете, — вклинился Вечный Жид, по-своему понявший реплику писателя. — Едем в ЦДЛ. Там нас ждут п о м о щ н и к и, с ними и поговорим.

На Герцена, бывшей Большой Никитской, было пустынно, время-то вовсе раннее, тихо и мрачновато.

В просторном фойе, где вывешивались вернисажные полотна, их ждали двое мужчин.

Едва наша троица возникла в широком проходе, как оба неприметных на вид мужчин средней интеллектуальной наружности, чиновники не слишком высокой руки по внешнему обличью, разом поднялись и двинулись навстречу. Один из них, чернявенький такой, лицо его показалось сочинителю знакомым, широко заулыбался и загодя протянул руку для приветствия.

Второй, светловолосый и голубоглазый детина, напоминавший и Николая Юсова, и кого-то из прибалтийских друзей Станислава Гагарина, замешкался, отстал от чернявенького на шаг, а то и на два, это смотря как, понимаешь, мерить, какими шагами…