Лютня и всё такое - Мария Галина

— Я его знаю? — на всякий случай спросил Лютик.

— Не думаю. Но он очень хороший. А кто это с тобой, Лютик?

— Это Эсси, — с трудом проговорил Лютик.

— О, боги! — Иоля крупной рукой прикрыла рот, — и что же ты стоишь, Лютик? Ее же надо уложить… хотя… тут уже… Может… ко мне, или в ординаторскую. Там пусто. Врачи бежали. Остались только мы с Русти. С господином Вандербергом. Как они могли, Лютик? — она недоуменно пожала крупными плечами, — ведь они давали клятву. А сами бежали. Мы тут с ног падаем. Столько больных. Несчастные люди.

— Иоля, — Лютик теперь шел за ней следом, наблюдая широкую спину, перетянутую завязками от передника, — а… кто-то выздоравливает? Хоть кто-то? Иоля?!

Она, не оборачиваясь, выразительно пожала плечами.

— Так все плохо? — безнадежно спросил Лютик.

Она, не отвечая, покачала головой. Потом отворила одну из дверей: открылась крохотная, почти как нутро не слишком просторного экипажа, каморка с узкой койкой, застеленной суровым но чистым полотном. На крохотном столике горела крохотная масляная лампа, но свет от нее был неожиданно сильный и чистый, словно тут не обошлось без магии.

— Клади ее сюда, Лютик, — она откинула край простыни, — бедняга. Я принесу воды. Их столько… я не успеваю даже закрывать им глаза. А ведь каждый хочет, чтобы кто-то был рядом, держал за руку… Чтобы не было так страшно.

— Иоля, — Лютик аккуратно опустил Эсси на постель, и только теперь почувствовал боль в занемевших руках, — а ты сама-то знаешь, как лечить эту заразу?

Иоля печально поглядела на него.

— Она не лечится, Лютик. Русти сказал… он говорит, они сгорают так быстро, что он не успевает подобрать курс лечения. Он говорит, это новая зараза, она пришла неизвестно откуда, возможно не из нашего мира даже. Старые болезни не убивают человека сразу.

— Тогда что же вы тут делаете? Если даже не лечите?

— Надеемся, — тихо сказала Иоля.

Эсси пошевелилась на койке и что-то беспокойно пробормотала.

— А где… господин Вандерберг? Ведь не может быть, чтобы никто не помог, Иоля! Иоля?

— Он спит, — Иоля насупилась и упрямо опустила голову, — он все время на ногах. С тех пор, как принесли первых зараженных…

— Иоля, ради Эсси!

Иоля молчала. Понятное дело, влюблена в этого своего Русти, все они так. Особенно такие как Иоля, им просто необходим кто-то, на кого они способны выплеснуть всю свою преданность.

— Иоля, ну хочешь, я на колени встану! Пускай только посмотрит. И опять пойдет спать. Может… может, что-то придумает. Может, уже придумал! Во сне! Во сне порой в голову приходят удивительные открытия! Мне один раз приснились две заключительные строчки новой поэмы, представляешь, а я весь вечер мучился…

— Что ты несешь, Лютик! Причем тут твои дурацкие поэмы?

Она запнулась и закрыла глаза. Лютику стало стыдно.

— Ты сама-то когда спала, Иоля?

— Я… Это неважно. Я крепкая.

— Иоля! Я тебя сменю, дуреха! Иди поспи. А это еще кто?

Лютик не понял, откуда исходит голос, пока не опустил взгляд: в дверях стоял низушек, белый халат заляпан бурым, завязочки еле сходятся на круглом животике.

— Вы… Русти?

— Русти, — это прозвище, — устало сказал низушек, вскарабкиваясь на стул, и болтая в воздухе коротенькими мохнатыми ножками, — а для вас, сударь, я Мило Вандерберг, полевой хирург. Дипломированный хирург, заметьте. С двадцатилетним стажем. А вовсе не эпидемиолог, курва мать. Эпидемиолог смылся.

— Сударь, — робко сказала Иоля из-за спины у Лютика, — ну вот зачем вы встали? Тут все спокойно. То есть…

— Больных больше не несут, а просто складывают в ямы, — закончил за нее низушек, — это, конечно, хороший знак. Тьфу ты! — Он вцепился широкими лапами в курчавую рыжую шерстку на голове, — ну почему, почему эту заразу ничего не берет? Я перепробовал все, что можно, даже ртутные соли! Даже экстракт из плесени. Он отлично помогает от воспаления, экстракт из плесени. Но даже если бы от него тут и была бы какая-то польза, его потребовались бы целые бочки. Бочки! А это еще кто?

— Эсси Давен, известная поэтесса.

— Не слышал, — мотнул головой низушек.

Кряхтя, он слез со стула, подошел к Эсси, ухватился широкой лапой за ее тонкое запястье, постоял с минуту, мигая воспаленными глазами.

— Ну, уже недолго.

— Вы же врач, — голос у Лютика вдруг сделался тонким и жалобным, почти детским, — вы должны ей помочь!

— Должен. Но не могу. Тут таких сотни. Курва, да их уже тысячи! И я никому не могу помочь. Какого черта вы чешетесь?

Лютик спохватился. Он давно уже собирался поглядеть, что такое творится с его подмышками и руками, но никак не получалось. Теперь можно.

Он стащил камзол и отвернул рукава тонкой нижней рубашки. Рукава были грязноваты и в том же отчетливом свете масляной лампы было видно, что они сплошь усеяны мелкими бурыми пятнышками.

— Господин Вандерберг, — тихо пробормотал он, — что же это?

Низушек отпустил запястье Эсси и бесцеремонно схватил Лютика за руку, вывернув локоть.

— Укусы, — сказал он, — блошиные укусы. Так я и думал. Это все блохи, Иоля. Крысы с «Катрионы». И блохи. Курва, им достаточно было не пустить крыс в город. Это просто. Поставить на швартовочные канаты такие гладкие металлические диски, чтобы крысы не могли пробраться с корабля. И, конечно, карантин. Две недели в карантине, и мы бы имели «Катриону», полную трупов и здоровый город. Наши городские службы пора топить в нужнике.

— Я… болен?

Русти помотал курчавой головой.

— Укусы старые, — сказал он, — по крайней мере вон тот. И тот. Эти вот свежие. Чешутся, да. Реакция организма.

— А… когда станет совсем плохо?

— Теоретически вы не должны были дожить до полудня. Но у вас, похоже, иммунитет. Странно. У вас случайно нет эльфийской крови?

— Не знаю, — растерянно ответил Лютик, — ну я… да, врал для понту.

— Эльфы не чувствительны к человеческим инфекциям. Это сугубо видовые поражения. Заражаются только люди. Ни эльфы. Ни краснолюды. Ни низушки.

— Да, но Иоля… в ней нет ни капли эльфийской крови. Только крестьянская. Все ее предки землеробы… вот посмотрите только на ее руки. А она тут возится с больными и умирающими.

— Иоля, — Низушек почесал круглую голову, — это, ну, да… есть такой феномен. Во время эпидемий меньше всех заражаются санитары и врачи. Не знаю, почему. Может, у них за время работы появляется какой-никакой, но иммунитет. А может, это такое, ну, такое чудо. Как знать? Наш мир еще способен на чудеса. Магия жертвенности, знаете ли.

Он опять почесался.

— Я все-таки пойду, посплю немного. Что-то суставы крутит.