Над бездной - Барбара Делински

Пейдж ждала, когда он продолжит свои рассуждения.

Казалось, что директору не доставляло особой радости говорить все это, и на секунду Пейдж подумала, что где-то в глубине его души, возможно, и скрывается доброта.

– Правила не могут быть обязательными для одних и необязательными для других. Когда люди идут на работу, они оставляют детей дома.

– Я здесь не на работе. Я просто пришла по-дружески поговорить с девочками.

– Тогда следуйте этому принципу, когда приходите сюда в качестве их тренера.

– Это тоже не работа. – Пейдж спорила с ним, потому что была уверена в своей правоте. – Это развлечение. Вот почему я занимаюсь тренерской работой бесплатно. Мне нравится быть среди этих детей. Они мне не безразличны. Я полагала, что и вам тоже, и поэтому удивилась, что вы не позволили мне поговорить с ними сегодня вечером. Им нужен человек, который мог бы помочь им размышлять. Им нужен взрослый. До того, как я пришла сюда, девочки буквально с ума сходили от навалившихся на них недетских проблем. Или это вас совершенно не волнует? Или для вас отметки – самое главное? Или вы здесь только для того, чтобы у нас была на высоте отчетность?

Он издал звук, выражающий недовольство, подбоченился и выглянул из окна, откуда открывался вид на школьный городок.

– Это местечко рушится на глазах. Финансирование ни к черту, и мы едва сводим концы с концами, а улучшений не предвидится. Председатели благотворительного фонда в ужасе, что средства вылетают в трубу – тратятся впустую, а когда нам необходимо получить от них некоторые суммы, выясняется, что наши выпускники бегут отсюда сломя голову и не слишком хорошо отзываются впоследствии. Таким образом, – тут он соизволил опять посмотреть на Пейдж, – мне приходится заниматься писаниной, но это отнюдь не значит, что на ребят мне наплевать. Конечно же, я люблю детей. Как иначе вы можете объяснить, что я согласился работать в этом медвежьем углу? Черт возьми, я и сам проработал учителем много лет.

Таким эмоциональным он нравился Пейдж куда больше. Когда директор волновался, он казался более человечным.

– Неужели?

– Вы мне что, не верите? Я преподавал христианское учение.

– А я приняла вас за учителя математики. Она всегда казалась мне наиболее строгой из всех дисциплин.

– Я не строгий.

– Смею вас заверить, что вы кажитесь таким. Но, черт возьми, если вы хотите вызвать эпидемию самоубийств среди детей, которые считают, что не так уж плохо последовать примеру доктора О'Нейл, – это на вашей ответственности.

Крошечное запеленутое существо неожиданно разразилось тихим и слабым криком, заставив мгновенно улетучиться чувство некоторого удовлетворения, которое было появилось у нее, когда выяснилось, что она в состоянии вывести Ноа Перрини из себя.

– О Господи, она говорит! – Глаза Сами были полуоткрыты, она тихо кричала во сне.

– Может быть, она намочила пеленки? – предположил Ноа.

– Спасибо, а то я ведь могла и не догадаться. – Пейдж принялась укачивать девочку, но это ей не очень удавалось.

– Скорее всего, она просто устала висеть в этой люльке. Как бы вам понравилось в течение нескольких часов болтаться, будучи привязанной к другому человеку?

– Один раз в жизни я была готова за это отдать все. – Она погладила Сами по спинке, но тихие, прерывистые рыдания от этого только усилились.

– Ей необходима более приемлемая колыбель.

– У меня нет приемлемой колыбели.

– И после этого вы пытаетесь учить меня, как мне обращаться с моими ребятами?

Ей не хотелось больше слушать упреков. По крайней мере, от Ноа Перрини. Она слишком устала, слишком измучилась и издергалась.

– Вы правы. Ребенка необходимо уложить в постель. – Она направилась к двери, продолжая говорить, заглушая слабый плач Сами. – Я знаю кое-что о ваших ребятах, – то, чего не знаете вы. Им нужна помощь. Я хочу предложить вам либо пригласить в школу специального психоаналитика, либо позволить мне и моим коллегам позаботиться о ребятах, которые переживают трудное время. Эти дети находятся в кризисном состоянии. Мы можем спорить с вами часами, но все равно ничего не можем изменить.

Пейдж вышла из общежития и направилась прямо через газон, что, вероятно, было нарушением установленных правил, но так было ближе к машине.

– Хорошо, – неожиданно раздался голос за ее спиной. – Вы можете прийти и поговорить с ними завтра. Впрочем, вы уже пообещали им, что придете.

Она продолжала идти, не оглядываясь.

– Прекрасно. Но ребенок так или иначе будет со мной. Куда я, туда и она. – Она распахнула дверцу автомобиля и проскользнула в салон.

– Вы что, собираетесь вести машину с ребенком на груди? – спросил он, подойдя поближе и наклоняясь к открытому окошку машины.

– У меня нет выбора, – сухо сказала Пейдж. – В противном случае мне пришлось бы привязать девочку к креслу. Учитывая, что мышцы у нее как желе и то, что ей просто не нравится висеть на кресле, вряд ли я этим воспользуюсь. Так ей куда лучше и безопаснее. – Она завела двигатель, выжала сцепление и отъехала от общежития.

– Вам нужно завести специальное сиденье для ребенка! – крикнул директор вдогонку.

Не обращая на него никакого внимания, она аккуратно проехала по извилистой дороге, ведущей от школьного городка к воротам, и въехала под их железную арку. К тому времени Ноа Перрини уже скрылся из виду, а Сами перестала плакать.

Притормозив у ворот, она огляделась, вырулила на главную магистраль и, выкрутив рулевое колесо, покатила домой. Она вела автомобиль очень медленно, чувствуя, как постепенно все ее тело немеет, а голова наливается свинцом от переутомления.

Возможно, она была бы и не против некоторое время побыть в покое. Но когда Пейдж наконец осторожно уложила Сами спать посередине своей широкой кровати и присела для того, чтобы собрать из отдельных деталей детский манеж, который был настолько мал, что мог какое-то время служить в качестве детской кроватки, пока другой, побольше, ей не привезут из дома Мары, она почувствовала, что у нее от переутомления дрожат руки. Тем не менее она ухитрилась еще раз сменить Сами пеленки, дать ей выпить половину очередной порции молока из бутылочки и переложить девочку в манеж. Когда она закончила работу, в ушах у нее еще звучал ее собственный совет:

– Дело в том, что, когда умирает человек, подобный доктору О'Нейл, нам следует извлечь из этого урок – если нам плохо, то необходимо выговориться.

Несколько секунд спустя она уже набирала номер телефона Энджи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Энджи Биджелоу любила говорить, что она провела первые девять месяцев своей жизни, читая журнал «Тайм» через пупок своей матери, и, хотя ее мать утверждала, что это был «Ньюс-уик», вопрос так и остался открытым. Энджи была эрудированная женщина. Она обладала фотографической памятью и знанием человеческой природы, что помогало ей правильно ориентироваться в событиях, освещаемых в газетах или журналах. Но все это не делало ее слишком самоуверенной.