Алмаз — драгоценный камень - Юрий Дьяконов

Ренка с Вовкой тоже засмеялись и закричали «ура». Женька, поняв, что грызть землю не надо, покинул свое убежище. А откуда-то изнутри на палубу земснаряда поднялся усатый здоровенный дядька в майке и штанах, измазанных маслом.

— Эй, на снаряде! — во все горло заорал Пугач, хотя до дядьки было не больше десяти шагов. — Вы механик, да-а?!

— Механик, — согласился дядька, — только чего ты орешь? Надорвешься. А вы кто?

— А мы местные жители! — отрекомендовался Колька. — Может, что нужно, так мы мигом!

— Нужно, хлопчик. Воды бы хорошей, хоть с полведра. Да еще перекусить чего-нибудь купить бы. А у нас машина захандрила. Некогда.

Колбаса, хлеб и два трехлитровых бидона ледяного кваса сразу подняли настроение у экипажа земснаряда. Перекусив и попив кваску, механик дядя Боря и двое его помощников снова нырнули в горячее нутро машинного отсека. В полдень машина заработала.

Длинная стальная труба, змеей выползшая из земснаряда далеко на берег, напряглась, задрожала, и по ней пошла мощная струя пульпы. Пульпа — это вода, в которой растворена земля. Земснаряд стальным буром вгрызается в дно реки. Земля перемешивается с водой. Мощные насосы подхватывают ее, втягивают в один конец трубы и: далеко на берегу выбрасывают из другого конца пульпу. Вода ручейками стекает снова в реку, а земля остается на берегу. Растет и растет земляная насыпь. Земснаряд не пароход. Движется он очень медленно. Но зато там, где он прошел, дно реки становится все глубже и глубже.

Механик дядя Боря сказал, что до зимы они, наверное, пройдут до самого моста. Так что будет на Татарке в будущую весну и настоящая глубина, и настоящее песчаное дно. Будет у ребят свой пляж, как и в других порядочных городах, где текут большие реки.

Необитаемый остров все больше поднимался из воды. Чем глубже становилось дно, тем больше поднимались его берега. Подмытый берег обваливался громадными глыбами. Но едва глыба исчезала под водой, как насосы подхватывали землю и пульпой по трубам перебрасывали ее на правый берег.

Ренка смотрела-смотрела и говорит:

— Ну, вот, мальчики. Теперь и на нашей стороне будет кусочек Необитаемого острова. Правда ведь?!

Женька, как всегда, хотел сказать что-то ехидное. Но Вовка так наступил ему на ногу, что Женька зашипел:

— Медведь косолапый!..

А Вовка будто и не слышит, смотрит себе на растущую насыпь, а сам думает: «А здорово у этой Ренки голова устроена. Умная! А Женька, дурак, еще не хотел ее в игру принимать…»

В эту ночь Рената почти не спала. Поздно вечером к ним пришла встревоженная мама Кольки Пугачева. Оказывается, он до сих пор не приходил домой. Ренкин папа позвонил по телефону в милицию. Там Кольки не было. Звонили в «скорую помощь», во все больницы города. Подняли с постелей приятелей Кольки. Никто ничего не знал.

Как медленно идет время. Рената ждет и ждет. А утро все не наступает. Что случилось с Колей?… Наконец чуть поголубело окно. Разом потухли фонари на улице. Где-то прокричал горластый петух. Рената на цыпочках подошла к будильнику. Половина пятого. Она сгребла со стула свою одежду и тихонько вышла в кухню. Сунула в карман шорт кусок хлеба, сосиску, большой перочинный нож. Заперла дверь своим ключом. «Пока папе нужно будет на работу вставать, я успею», — решила она.

Во дворе было холодно. Ренка побежала. Над Татаркой плыли клочки тумана. На востоке, далеко за железнодорожным мостом, чуть розовели облака. Земснаряд стоял тихий, сонный. Она обошла все вокруг. Никого. Поглядела на высокий берег Необитаемого острова. Тоже никого. Ренке стало страшно. Значит, пропал? Совсем пропал Коля?! Она так надеялась найти его тут.

— Ко-о-о-ля-а-а! — резанул тишину ее крик.

— Здесь я-а, Ре-на! — донесся с острова хриплый голос.

— Ты че-го си-дишь та-а-м?

— Сей-час при-плы-ву!

От острова земснаряд отделяла полоска воды, метров двадцать.

— Мо-жет, я по-плы-ву са-ма!

— Нель-зя-а! Су-мас-шед-шая-а! — испуганно закричал Колька. — Ж-ж-ж-ди ме-е-е-ня-а.

Когда Колька, лязгая зубами, вылез по трапу на палубу земснаряда, Ренка молча сунула ему сосиску с хлебом. Колька вцепился в сосиску зубами и мигом прикончил ее.

— Что там, Коля?

— Смотри! Да не туда. На наш Необитаемый…

Рената всмотрелась. Прямо против земснаряда, в двадцати метрах, нависла глыба земли. Трещины темными змейками прорезали ее в разных направлениях. Казалось, дунь ветерок — и она свалится в воду. В желто-сером срезе глыбы торчало что-то странное.

— Что это? — шепотом спросила она.

— Бом-ба! Здоро-венная! Фашистская! — тоже шепотом ответил он. — Если ахнет, так от земснаряда одни щепки полетят.

— А зачем же ты, Коля… туда?…

И Колька рассказал, что произошло накануне.

Он обещал механику дяде Боре принести асбестовый шнур. Клубок шнура всегда лежал в ящике в его мастерской, но почему-то его там не оказалось. Когда Колька наконец нашел шнур и прибежал к земснаряду, рабочие уже ушли. Раздосадованный Колька сидел на палубе и смотрел на Необитаемый остров. Вдруг он увидел, как часть глыбы, нависшей над водой, рухнула в реку. А из среза показалось что-то похожее на трубу. «Пушка! — замирая от восторга, подумал Колька. — От войны осталась… Вот ребята ахнут, когда я во двор пушку приволоку!» Он мигом разделся и поплыл к обрыву. Прямо над его головой из земли торчала половина здоровенной бомбы. Стальные перья стабилизатора съела ржавчина. Но внутри была смерть. Как только земснаряд начнет работать, еще немного подмоет берег, и тогда… Мысли Кольки заметались. Нужно дождаться здесь и предупредить дядю Борю!.. Нет! Надо бежать в город и сказать кому-то… Он поплыл от страшного берега. И тут за спиной заржала лошадь. Колька пересилил страх и вернулся на остров. Царапаясь о кусты, он отгонял лошадей подальше от обрыва. Ведь стоит чуть колыхнуть кусты — и глыба сорвется… Он снова переплыл к земснаряду. А кони, будто нарочно, опять подобрались к тому берегу. Пришлось дежурить в кустах всю ночь…

— Рррен-ка, дд-дуй дом-мой и по-звони в мил-лицию.

У Кольки от холода зубы выбивали дробь. Ренате так стало жаль его. Она чуть поколебалась и решилась:

— Что ли, ты не замерз?! Ты заболеешь совсем… и умрешь. Беги сам. Ты же быстрей бегаешь. И согреешься…

— А ты н-не уб-бе-жишь? Не бо-ишься?

— Боюсь, Коля, — побледнев, тихо сказала Рената, — но ты не бойся — я не убегу…

Как медленно идет время. Кажется, Колька убежал уже давно-давно. Наконец выглянуло солнце. Стало теплее. Но Ренку бил озноб. Бомба теперь была видна еще лучше. Темно-бурая от ржавчины, она, как чудовищная капля, сочилась из земли… Застыла. А надолго ли?… Как медленно идет время…

Первым прибежал папа. Он сгреб Ренку в охапку и утащил на берег за земляную насыпь. Ренка уткнулась папе в шею холодным, носом.

— Страшно было, донька?

— Ага, пап… Но я бы все равно не ушла… Ведь Коля же не ушел. А ему ночью еще страшней было. Это ведь все равно как солдат на посту. Правда, пап?

— Правда, Ренок. Правда.

Потом примчались на мотоциклах три милиционера. Вслед за ними приехали два военных грузовика с солдатами. Они оцепили всю местность вокруг и никого не подпускали.

Потом Рената издалека видела, как солдаты с механиком дядей Борей осторожно отводили земснаряд подальше от страшного места.

И уже перед самым заходом солнца на краю Необитаемого острова блеснула вспышка. Взметнулся к небу черный столб земли и воды. А потом в уши ударил грохот, пронесся над Татаркой к железному мосту и там затерялся. Его заглушила сирена голубого электровоза, тянувшего вереницу зеленых пассажирских вагонов.

Три последних дня августа

Кончается лето. Жалко! Но зато через три дня Рената пойдет в школу! Сядет за парту. Начнет писать в настоящей тетрадке.

Рената то и дело раскрывает красивый букварь с цветными картинками и с удовольствием нюхает страницы. Вкусно пахнет свежей типографской краской. Пахнет школой. И Рената ходит по комнате веселая, радостная, как именинница. Вообще последние дни в Ренкиной жизни происходят одни только радостные события.

Приехала наконец с папой Клава. На дяде Ване форма такая красивая. Генеральская! А Клава как выросла! И такая сильная стала. Взяла и подняла Ренку, да как закружит.

— Ничего себе! — смеется Рената. — И писать на машинке научилась. А мои уроки сделала? Скажи: платье.

— Платье, — чисто говорит Клава.

— Скажи: лошадь, ложка, лодка.

— Лошадь. Ложка. Лодка, — чеканит Клава, и большущие серые глаза ее смеются, глядят прямо, как у папы.

— Совсем выучилась, — обрадовалась Рената. — А помнишь, как ты говорила: вошадь, вошка, водка? — И подружки долго хохочут.